Джуди Блум - Ты здесь. Бог? Это я, Маргарет Страница 10

Мама спешила попасть домой, потому что там ее ждала недописанная картина. Это был натюрморт, составленный из разных фруктов, который она писала специально ко Дню Благодарения. К Рождеству у мамы набирается целая куча картин, которые она обычно раздаривает. Папа думает, что они пылятся у разных людей по чердакам.

Глава 11

К началу декабря мы уже перестали пользоваться тайными именами. Нэнси сказала, что от них только путаница. Еще мы почти забросили наши списки. Все равно имена в них никогда не менялись. Нэнси еще удавалось как-то разнообразить свой список. Но с ее восемнадцатью именами было легче. Дженни, Гретхен и я всегда ставили первым номером Филиппа Лероя. И никаких перемен не предвиделось. Я только не могла понять: то ли он действительно им нравился, то ли они делали то же, что и я — ставили его первым номером только потому, что он самый симпатичный мальчик в классе. Может быть, они тоже стеснялись написать, кто им нравится на самом деле.

В тот день, когда у Гретхен, наконец, хватило смелости утащить у отца книгу по анатомии, мы собрались у меня дома, закрывшись в моей спальне и подперев дверь стулом. Мы сидели на полу полукругом — перед нами лежала книга Гретхен, открытая на анатомии мужчины.

— Думаете, Филип Лерой, когда он раздет, выглядит так же? — спросила Дженни.

— А ты как думала! — удивилась Нэнси. — Или что он, по-твоему, не мужского пола?

— Все эти кровеносные сосуды и кишки… — состроила гримасу Дженни.

— Ну, это у всех, — заметила Гретхен.

— По-моему, это все отвратительно, — сказала Дженни.

— В таком случае, не советую тебе становиться врачом или медсестрой, — сказала Гретхен. — Они смотрят на это каждый день.

— Переверни страницу, Гретхен, — велела Нэнси.

Следующая страница была посвящена половой системе мужчин.

Мы замолчали и только смотрели в книгу. Наконец Нэнси сказала:

— Все, как у моего брата.

— Откуда ты знаешь, как у твоего брата? — спросила я.

— Он иногда ходит по дому голый, — сказала Нэнси.

— Мой отец тоже иногда ходил голый, — вставила Гретхен. — Но в последнее время перестал.

— Моя тетя прошлым летом ходила на нудистский пляж, — вспомнила Дженни.

— Правда что ли? — не поверила Нэнси.

— Да, целый месяц, — подтвердила Дженни. — И мама потом три недели с ней не разговаривала. Она считала, что это позор. Тетя разошлась с мужем.

— Из-за нудистского пляжа? — спросила я.

— Нет, — сказала Дженни. — Она была разведена еще раньше.

— А что, по-твоему, они там делают? — поинтересовалась Гретхен.

— Просто слоняются голые, вот и все. Тетя говорит, там все очень спокойно. Но я никогда не стану ходить голой — ни перед кем!

— А как же — когда ты выйдешь замуж?

— Даже тогда.

— Подумаешь, скромница!

— И вовсе нет! При чем тут это!

— Когда вырастешь, будешь думать по-другому, — заверила ее Нэнси. — Еще захочешь, чтобы все на тебя смотрели. Как на этих девиц из «Плейбоя».

— Каких еще девиц из «Плейбоя?» — удивилась Дженни.

— Ты что, никогда не держала в руках «Плейбой»?

— Откуда я его возьму? — спросила Дженни.

— У меня отец его получает, — брякнула я.

— Значит, он у тебя есть? — заинтересовалась Нэнси.

— Конечно.

— Тогда принеси!

— Сейчас? — спросила я.

— Ну да.

— Ну, это я не знаю, — замялась я.

— Послушай, Маргарет, — Гретхен смогла взять у своего отца его медицинскую энциклопедию, думаешь, ей было легко? А ты только покажешь — и все.

В общем, я открыла дверь спальни и спустилась вниз по лестнице, пытаясь вспомнить, где я видела последний номер. У мамы я спрашивать не хотела. Не потому, что я считала таким зазорным показывать его подругам. В конце концов, ведь отец получал его… Хотя мне кажется, что в последнее время отец его прячет, потому что я перестала видеть его в газетнице, где он всегда бывал раньше. Наконец я нашла его в ящике отцовского стола. Я подумала, что если мама меня застукает, я скажу, что мы делаем себе альбомы и нам нужны старые журналы, из которых можно что-нибудь вырезать. Но она не застукала.

Нэнси открыла журнал как раз в середине, на фотографии голой девицы. На предыдущей странице рассказывалась ее история. Девицу звали Хилари Брайт, и ей было восемнадцать лет.

— Восемнадцать! Всего на шесть лет старше нас, — воскликнула Нэнси.

— Но вы посмотрите на ее габариты. Вот это да! — изумилась Дженни.

— Думаете, мы тоже будем такими в восемнадцать? — спросила Гретхен.

— По-моему, тут что-то не так, — усомнилась я. — У нее же пропорции неправильные.

— Интересно, Лора Дэнкер уже так выглядит? — спросила Дженни.

— Пока еще нет, — сказала Нэнси. — Но в восемнадцать будет наверняка.

Пятьдесят раундов «И раз, и раз…» завершили наше собрание.

Глава 12

Одиннадцатого декабря бабушка отправилась в трехнедельный круиз по Карибскому морю. Она путешествовала каждый год. В этом году мне разрешили ее проводить. Мама подарила бабушке шелковый зеленый мешочек для украшений: чтобы были в сохранности. Он был очень красивый, с белой бархатной подкладкой. Бабушка сказала «спасибо» и добавила, что все ее украшения — для «ее Маргарет», и потому их надо содержать в порядке. Бабушка всегда напоминает мне, что никто не живет вечно и что все, что у нее есть, предназначено для меня, а я терпеть не могу, когда она об этом заговаривает. Однажды она поделилась со мной, что ее адвокат уже составил завещание, в котором все учтено. Например, в каком гробу она хочет быть похороненной, и что она не хочет никаких надгробных речей, и чтобы я приходила к ней только раз или два в год — присмотреть за могилой.

Мы оставались на корабле около получаса, потом бабушка поцеловала меня на прощанье и обещала как-нибудь взять с собой.

На следующей неделе мама начала отправлять рождественские открытки — иногда она бывала погружена в это занятие по нескольку дней подряд. Правда, она не называет их рождественскими открытками. Просто праздничными поздравлениями. Вообще-то, мы не празднуем Рождество. Мы дарим подарки, но родители говорят, что в Америке так принято. Отец говорит, что эти рождественские открытки напоминают маме ее детство. Она посылает их людям, с которыми прошли ее детские годы, и они тоже ей пишут. Так, раз в год она узнает, кто на ком женился, у кого кто родился и всякое такое. Одну открытку она всегда посылает своему брату, с которым я не знакома. Он живет в Калифорнии.

В этом году я сделала странное открытие. Я обнаружила, что мама писала рождественскую открытку своим родителям в Огайо. Однажды, когда я не пошла в школу из-за простуды, я разглядывала кипу рождественских открыток, и вот! — на одном конверте было черным по белому написано: мистер и миссис Хатчинс, а это они и есть — мои дедушка с бабушкой. Я ничего не сказала маме. Я чувствовала, что мне не следовало этого знать.

В школе мистер Бенедикт бегал, как заведенный, пытаясь выяснить, что стало с новыми костюмами для хора. Вся школа готовилась к рождественско-ханукальному представлению, устраиваемому для родителей. Наш шестой класс был хором. Нам не пришлось даже тянуть жребий. «Класс мистера Бенедикта будет хором», — объявил директор. Каждый день мы репетировали с нашей учительницей по музыке. Мне казалось, что когда Рождество будет наконец позади, у меня совсем не останется голоса. Мы выучили пять рождественских гимнов и три гимна для Хануки. Мальчики пели в основном альтами, а девочки сопрано. После Дня Благодарения с нас сняли мерки для новых костюмов. В АРУ решили, что старые уже никуда не годятся. Новые костюмы будут не черными, как раньше, а зелеными. И в руках у нас вместо свечей будут маленькие электрические фонарики.

Мы должны были пройти через весь коридор и войти в зал с пением «Все верные Богу»[4] (на английском и латыни). Все это мы отрабатывали не один раз. Идти надо было двумя колоннами: с одной стороны мальчики, с другой — девочки. И, конечно, мы были выстроены по росту. Я шла сразу за Дженни, потому что Рут перешла в другую школу. В паре со мной оказался Норман Фишбейн. Я не смотрела на него, просто шла, глядя прямо перед собой, и пела очень громко.

За неделю до праздника Алан Гордон сказал мистеру Бенедикту, что не будет петь рождественские гимны, потому что это против его религии. Тогда Лиза Мэрфи подняла руку и сказала, что не будет петь никаких других гимнов, кроме рождественских, потому что это тоже против ее религии.

Мистер Бенедикт объяснил, что гимны — для всех и религия тут ни при чем, но на следующий день Алан принес из дома записку, и с этого момента он только ходил со всеми, но не пел. Лиза пела, когда мы входили в зал, но когда доходило до ханукальных песнопений, то даже не шевелила губами.