У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно Страница 10

Когда Пау только прибыли на остров, они сняли дом у сестры приходского священника полностью обставленным, потому что синьора Пау планировала задержаться там не дольше года и не желала иметь дела с суматохой переезда и транспортировкой своей прекрасной мебели на рыбацком траулере (не везти же её в несколько приёмов на катере!). Пришлось оставить всё имущество на складе в Лоссае, где оно и хранилось год за годом, давая всем понять, что Пау на острове только временно, а возвращение на «большую землю» – неизбежно.

Их дом выходил на площадь перед церковью в Портосальво, единственном поселении на острове, – деревушке настолько маленькой, что в ней не было ни совета, ни мэра, только церковь, школа, погранзастава и кабинет врача с амбулаторией.

Поначалу Лалага спала в большой комнате, выходившей во двор, вместе с Саверио и Аузилией. Потом, когда родились близнецы, Саверио переехал в мастерскую, а сама она – во вторую, угловую спальню, выходившую двумя окнами на площадь и одним – в сторону порта. Летними ночами, когда из-за жары приходилось оставлять окна распахнутыми, звуки с площади слышались так чётко и ясно, что казалось, будто спишь под открытым небом, а не в доме, пусть и одноэтажном, за решетчатыми ставнями-персианами.

– Мама, почему Тильда в этом году не едет в Плайямар со всеми остальными? Почему её отправили сюда?

– Что это ещё за «почему»? Разве ты не рада, что кузина составит тебе компанию на целое лето?

– Ну мама! Зачем притворяться, что не понимаешь? Все вокруг знают, а мне нельзя? Расскажи!

– Что ещё за выдумки? Что все знают, а ты нет? Нет здесь никакой тайны. Тильда стала взрослой, она не обязана вечно держаться за материнскую юбку, а я приглашала её к нам уже пару лет назад. Она же моя крестница, я держала её на руках во время крещения, помнишь?

Мама разложила по ящикам комода вещи, которые достала из чемодана, и погрозила Лалаге пальцем.

– Ты же не сплетничала с Аузилией по дороге? Смотри у меня! И сделай одолжение, перестань придумывать тайны, которых не существуют. Будь добра к Тильде и не заставляй меня пожалеть, что я её пригласила.

Катер причалил в десять вечера, когда близнецы уже поели и улеглись в постель. Остальные члены семьи, ожидая Лалагу, ужинать не садились. Сама она тоже клевала носом, но не настолько, чтобы не оценить вкус жареной картошки – особой картошки, которая росла только на огородах Серпентарии и так сильно отличалась от картошки в Лоссае, особенно в интернате. Мать, отец и брат засыпали Лалагу вопросами о школе, родственниках, о телевидении и городской жизни, но она отвечала безучастно. Мысли её уже оторвались от «большой земли» и перенеслись на остров, на начинающееся лето, которое она здесь проведёт.

Её первое лето с Тильдой. Кто знает, обрадуется ли Ирен этой новости – у неё ведь тоже каникулы, в том смысле, что с начала июня она больше не училась портновскому и поварскому искусству у своей тёти Чичиты из Тоннары, приходившейся ей также и крестной: уроки возобновятся только в середине сентября. С другой стороны, Ирен, когда в этом была необходимость, помогала в баре. Жаль, что уже слишком поздно сбегать поздороваться с ней.

Наверное, подумала Лалага, лучше отправиться прямо в постель, чтобы встать завтра пораньше. Всё равно её разбудят моторы рыбацких лодок, тарахтящие в порту прямо под окном.

Закончив ужинать и пожелав всем спокойной ночи, она отправилась в спальню, умылась водой из кувшина и скользнула под простыню. Как же хорошо, когда можешь раскинуть руки и ноги, ни во что не упираясь! Кровати в «Благоговении», со всех сторон занавешенные белым пологом, были короткими и узкими, а заправленные под матрасы одеяла напоминали коконы или корабельные койки. Дома же кровать казалась белым льняным морем, на поверхности которого Лалага расслабленно лежала в позе морской звезды.

Сон поднимался со дна, медленно, словно в тёплую воду, погружая в себя её усталое тело. Последнее, о чём Лалага подумала, прежде чем окончательно заснуть, – что через несколько дней она, вытянув ногу, сможет коснуться ноги сестры.

Глава десятая

Матрас вдруг закачался, как маленькая лодочка, попавшая под волну от большого корабля: вверх, вниз, вверх, вниз.

Лалага покрепче обхватила подушку и со стоном уткнулась в неё лицом. На мгновение она подумала, что всё ещё видит сон, но тут кровать заскрипела, и не успела она открыть глаза, как Тома с хохотом рухнул ей на спину. А вот Пикка смогла сохранить равновесие и продолжала прыгать, повторяя:

– Ла-ла! Ла-ла! Прос-нись, прос-нись!

Последний раз Лалага видела близнецов на Пасху, но с тех пор Пикка и Томá подросли. Она потеряла первый зуб, он недавно побывал у парикмахера, и тот, учитывая предстоящее лето, поработал особенно основательно, оставив