Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий Страница 10

Незаметно, как чудный сон, прошла весна, минуло горячее лето. Лосиха жила со своим лосенком, не ведая горя: всюду — в лесу, на полянах, в осиновых зарослях — раскинулись богатые пастбища, тихие и безлюдные. Кроме одного человека, сюда никто не являлся. Только лесник Евмен наведывался в облюбованные лосихой заросли, но он ей никакого вреда не причинял, а, напротив, вел себя учтиво и дружелюбно, стараясь исчезнуть раньше, чем она начинала беспокоиться. И она постепенно к нему привыкла, звериным чутьем распознав в нем друга. Она перестала обращать на него внимание, воспринимая как часть своего ближайшего окружения, которая хоть и не совсем желательна, но без которой, видимо, не обойтись.

Минула дождливая осень, наступила снежная зима. Лесник стал время от времени появляться в лесу с существом, похожим на нее, лосиху, за которым тащилась на деревянных санях целая копна сена. Когда же оказалось, что это сено было предназначено не кому-то другому, а именно ей, лосихе, и ее лосенку, она совсем подружилась с Евменом.

Всю зиму лосиха чувствовала себя хорошо, была довольна своею маленькой послушной и ласковою дочкой, которая бегала вслед за нею, любовно ловя каждый вздох матери, доверчиво заглядывала ей в глаза.

Беда снова нагрянула неожиданно. Кругом уже все повеселело, уже можно было надеяться на беззаботные дни, на роскошную жизнь в зеленом море лесов, когда привязалась к ним старая волчица со своим неуклюжим лохматым волчонком. Кто знает, быть может, это была одна из тех, что в прошлую зиму встретилась в далеких лесах и разлучила ее с красавцем лосем, а может, и другая, — лосиха об этом не знала, для нее все волки были одинаковы.

С этого дня она потеряла покой, не могла ни спать, ни спокойно жить. Сама она волков не боялась, у нее имелись сильные ноги и острые копыта, в крайнем случае и зубы сослужили бы службу. Беспокоила судьба малышки, которая к весне порядком ослабела, стала не такой игривой, залохматилась, смотрела грустными глазами и частенько дремала, пригревшись у материнского бока. Именно на нее и вострили зубы волки, на нее-то и посматривали с хищной жадностью.

Лосиха покинула постоянную стоянку, бродила по лесу, приближалась к Евменовой сторожке, но ее каждый раз отпугивали собаки. Она выходила в поле, искала защиты на околицах людских селений, неохотно отступала, когда и здесь лаяли испуганные псы, потому что чувствовала, что они для нее менее враги, чем волки, без устали тащившиеся по следу.

Волки не нападали, но и не оставляли ее в покое. Преследовали, чтоб доконать маленького лосенка, лишить сна, держать постоянно в тревоге, а известно, что все это и животным не прибавляет здоровья, тем более такому слабенькому, истощенному за зиму лосенку. Волки рассчитывали, что рано или поздно он упадет и не встанет, вот тогда и наступит для них час пиршества.

Лосиха-мать, не понимая этого и беспокоясь за своего детеныша, сама вела его к гибели, не давая передохнуть, день и ночь бежала вперед, а куда — не знала сама. Так она завела свою дочь в густые кусты боярышника и калины, росшие по краю луга, подступавшего вплотную к Колумбасову огороду. Харитонова мать собак не любила, не было псов и у ближайших соседей, поэтому лосиха и нашла кратковременный отдых под развесистою яблоней за хлевом. Харитон, ничего не зная о том, не дал отдышаться и отдохнуть лосенку, вспугнул его и прогнал на луг, в кусты боярышника, — туда, где поблескивали глаза волков. Лосиха снова была вынуждена вести своего обессилевшего лосенка неведомо куда — навстречу спасению или гибели.

Ничего этого Харитон не знал. Он и не представлял, какое зло причинил животным, какой опасности подвергал лосенка. Он сидел возле топившейся печки, грелся и думал, как похвалится завтра Яриське, что видел на своем огороде лосей, тех самых, которым возили в лес сено. Вот если б знать, то и везти бы сено к их огороду, а не в лес…

Незаметно мысли перешли на другое — взглянул на стену, оттуда на него пристально смотрела мама. Она же ведь где-то в дороге, голодная, озябшая, приедет — горячего захочет поесть, а в хате пусто. Харитон достал из подпола корзину, кочергой отодвинул в сторону уголь и золу, положил картошку. Пусть испечется к возвращению мамы. То-то обрадуется, что у нее Харитон настоящий хозяин, заботливый сын!

Перевел взгляд на портрет отца. Ему улыбался молодой чубатый моряк, хитровато подмигнул чуть прищуренным глазом да так и застыл. Не помнит он своего отца, будто сквозь туман виднеется что-то знакомое и не может пробиться. Ничего определенного ему об отце не рассказывала и мама, неохотно вспоминает она своего моряка.

Дети очень мало знают о прошлом своих родителей. Только то, что они случайно обронят, да еще от людей кое-что услышат. Харитон знает, что его мама до замужества жила не здесь, а за Десной, в большом селе Боровое, где ее отец был директором школы.

Задумался Харитон и не заметил, как задремал, повалившись на узкий топчан возле печи, пригрелся и уже во сне видел свою хату, выгребал из золы горячую картошку и звал маму ужинать. Она уже раздевалась, стараясь сбросить с плеч заиндевевшее пальто, а оно никак не снималось, счастливо смеялась и что-то ласково говорила сыну, должно быть благодарила за внимание и заботу, а Харитон только щурился от удовольствия и смеялся над тем, что она никак не снимет тяжелое пальто.

VI

Галина Колумбас как раз в это время гостила у отца.

Не раз проезжала она через Боровое, дорога в райцентр проходила вблизи от родного дома, но не решалась свернуть с наезженного пути.

В райцентре оказалось немало хлопот: надо товары «выбить» на базе, кроме того, должна была высидеть чуть не до вечера на нудном совещании. Председатель райпотребсоюза был не в духе, подчиненная ему организация вот уже который месяц не выполняла плана, на днях его здорово критиковали в области, и он теперь срывал зло на руководстве сельпо. Не погладил по головке и Галину Колумбас, хотя она была всего только продавщицей в бузиновской лавке. Она не очень-то обращала внимание на его слова, так как услышала на этом же совещании, что ее отец, Андрей Иванович Громовой-Булатов, лежит при смерти.

Это известие тяжелым камнем легло на сердце. Перед глазами все время стоял высокий, статный старик с седою шапкой волос и ласковыми глазами, смотревшими всегда вопросительно, проникавшими в самую душу; всегда деятельный, беспокойный и требовательный.