Жаклин Уилсон - Звездочка моя! Страница 11

Кукольный дом — моя любимая игра, хотя я, наверное, уже слишком взрослая для кукол. Конфетка тоже хотела с ним поиграть, как только научилась ползать, но вместо игры только жевала мебель. Она даже как-то раз чуть Арахису не проглотила.

Я хотела ее отвлечь, но она еще сильней тянулась обратно. Домик теперь ей стал вместо опоры, она все время хваталась за козырьки окошек и ломала их. Однажды я не выдержала и шлепнула ее по цепким пальчикам. Это увидела мама и раскричалась: я плохая сестра, ревнивица, эгоистка, я должна делиться игрушками с Конфеткой! А я была готова отдать Конфетке любые свои игрушки, но только не кукольный дом. Я перетащила домик в шкаф и закрыла дверь, чтобы Конфетка не достала.

И хорошо, что больше я его оттуда не вытаскивала, потому что Ас, научившись крушить вещи, превратился в настоящий ураган. Только на этой неделе он сломал все мои фломастеры и оторвал голову Суме, самой большой медведице.

Но в закрытом шкафу мой Город-Гардероб в полной безопасности. Я открываю дверцы, только когда Ас и Конфетка уйдут гулять или лягут спать. Из обувных коробок я сделала еще три домика, склеив их вместе, и мебель туда тоже сделала сама. А еще из деревянных блоков я соорудила высотку с квартирами. Но после того как случилось несколько ужасных катастроф, мне пришлось склеить эти блоки, и на это дело у меня ушло несколько тюбиков клея.

У меня есть еще целых два магазина. В одном продаются хлопья на завтрак, баночки варенья и даже выпивка в бутылочках и самая разнообразная готовая еда из пластилина. Другой магазин торгует джинсовой одеждой, там целая куча курточек и штанов, которые я сшила из старого комбинезона. Еще у меня есть ферма, на которой можно купить свежие молоко и яйца, а еще гараж, и в нем целая коллекция изящных машинок. Втайне от всех я собираю деньги на замок, хотя не представляю, как я туда его запихну.

Я никому не рассказываю о Городе-Гардеробе. В школе решат, что я ненормальная. Свою школу я ненавижу. Я уже ходила в четыре разные школы, и почти все они были ужасные. Мне нравилась моя предпоследняя школа, когда нам задавали домашнее задание, а в Риджмаунт-хаус, где я учусь сейчас, мне совсем не нравится: там никаких правил. Даже к урокам не надо готовиться, если ты не в настроении. Ученики там в основном валяют дурака. А я туда не вписываюсь. И меня все терпеть не могут. Зовут Уродиной. И я там ни с кем не дружу.

Пожаловаться папе с мамой я не могу. Они тут же расскажут про свои школы, куда они ходили, и посоветуют держать выше нос и веселиться с остальными, тогда у меня тут же появятся друзья. Вот как у Конфетки, например.

Она учится в той же школе, что и я, только в первом классе, и все ее одноклассники мечтают с ней дружить.

За дверью раздался вой и — цап-царап-царап.

— Иди спать, уже поздняя ночь, — зашептала я.

Я собиралась, пока в доме тихо, по-другому расставить спаленки в домике, но Бесси замяукала под дверью и так горько стала жаловаться на жизнь, что пришлось захлопнуть шкаф и пойти к ней.

Я взяла ее на руки. Бесси уже старенькая, но все равно очень красивая кошка, толстая, черная, с белыми лапками. Еще котенком ее подарили моей маме после одной из фотосессий, но мама совсем о ней не заботилась, а папа просто не любит кошек. У Конфетки, говорят, на кошек аллергия, а от Аса Бесси сбегает сама, потому что он за ней гоняется. В общем, ухаживаю за ней только я.

— Еще рано для завтрака, Бесси, — прошептала я и потерлась щекой о мягкую пушистую голову.

Но Бесси не согласна. Лично она считает, что завтрак хорош в любое время суток. Я спустилась вместе с ней на кухню и положила ей в миску банку корма. Она с аппетитом его глотает, а я с ней за компанию жую кукурузные хлопья. В доме тишина. Клаудия спит столько, сколько спит Ас. Маргарет, наша экономка, по воскресеньям приходит готовить завтрак поздно. Ее муж Джон до обеда не будет стричь газон или чинить что-то по дому, чтобы не разбудить папу. Рано утром в доме всегда спокойно.

Бесси доела свою еду раньше меня, направилась к черному входу и мяучит, чтобы ее выпустили. Непростое это дело — открыть все замки на двери и разобраться со всеми засовами, но я уже наловчилась. Я открыла дверь, и Бесси стрелой помчалась на улицу через большую лужайку, вокруг бассейна, шмыгнула под батут и оттуда по дорожке в заросли, где высокая некошеная трава и где она может спрятаться.

Я иду следом за ней в одной пижаме, накинув сверху старую садовую куртку Джона с крючка на двери. А вот в его садовые ботинки мне влезать совсем не хочется, и я пошла босиком. Трава мокрая и щекочет. Кое-где хлюпает под ногами. И я скачу по траве, размахивая руками и ногами, воображая себя балериной.

Когда мне было пять лет, мама записала меня в студию танца. Наверное, чтобы я ей не мешала: тогда только-только родилась Конфетка. Мама говорила, что на занятиях я научусь грациозно двигаться. Я продержалась там целый год. Мне нравилась мисс Люси, наша учительница. Она была очень доброй, не злилась на меня, если я начинала не с той ноги или поворачивалась не туда. Я была единственной из всей группы, у кого не получался шаг вприпрыжку. Я заливалась краской и потела, а девочки смеялись, глядя, как я спотыкаюсь. Но мисс Люси повторяла:

— Неплохо, Солнце. Вижу, ты стараешься.

А потом однажды мама не смогла отвести меня на занятия: задержалась у стилиста, наращивала волосы, а няня отвозила Конфетку к врачу, у Маргарет и Джона был выходной, а девушка на временную замену в тот день так и не пришла. И на танцы я пошла с папой.

Он сел рядом с другими мамами, которые тут же всполошились и зашушукались, оказавшись так близко с Дэнни Килманом, потому что почти все были в него когда-то влюблены. Папа наслаждался их вниманием, сидел, откинувшись на спинку, руки за голову, широко расставив длинные худые ноги в остроносых ковбойских сапогах. Я так гордилась тем, что это мой папа. Но как только я начала танцевать, он сел ровно. Потом сгорбился и наклонил голову, чтобы меня не видеть.

В конце занятия, когда я со всеми девочками присела в неуклюжем реверансе, папа подскочил ко мне и за руку потащил в другую комнату.

— Солнце, тебе нравится танцевать? — спросил он.

— Не знаю, — тихо ответила я.

— Не вижу никакого смысла тебе дальше ходить на эти уроки, дорогая. Не получается у тебя ни черта, — сказал папа, и на танцы я больше не пошла.

Я и сейчас знаю, что у меня ничего не выходит. Но мне нравится кружиться и прыгать, и, не видя себя со стороны, я легко представляю себя в белом обтягивающем платье и розовых пуантах. Я кручу восьмерку вокруг бассейна, прохожу, взмахнув руками, по высокой траве и исполняю танец лесных нимф вокруг деревьев. Мне не хватает воздуха, и я замедляю шаг и приседаю в глубоком реверансе перед воображаемой публикой, которая хлопает мне, кричит «браво» и кидает букеты цветов.

И вдруг я действительно слышу чьи-то хлопки! Они настоящие, приглушенные, но отчетливые. Я выпрямилась и увидела чье-то лицо над стеной, локти и две хлопающие ладони. Я залилась краской с головы до ног. Господи, какой же я, наверное, кажусь дурой со стороны! Кто это? Девочка примерно моего возраста. Темненькая, тоненькая, волосы забраны в хвост.

Я ее знаю? Ее лицо знакомо. Она не из школы, ни разу не приходила играть ко мне домой, она… Она была на премьере фильма вчера вечером и сказала, что мне очень повезло!

Но что она делает здесь? И как взобралась на стену? Тут высота почти два метра. Я дрожу, все еще красная как кирпич, и не знаю, что делать. Наверное, надо срочно бежать в дом. Найти Джона (он отвечает за безопасность).

Сказать ему, что у нас на стене девочка.

— Привет, — робко сказала она.

— Привет, — ответила я, словно наша встреча само собой разумеющееся.

— Мне понравилось, как ты танцуешь.

Сердце мое подпрыгнуло, но, кажется, она меня не дразнит.

— Наверное, я выглядела полной идиоткой, — пробормотала я.

И тут до меня доходит, что я до сих пор как полная идиотка — в розовой пижамке с мишками и старой куртке Джона. А она в черной футболке — такая небрежно-стильная! На руках все те же маленькие черные перчатки. Помню, мама ее была одета точно так же.

— А где твоя мама? — спросила я.

— Со мной, здесь, спит.

— Спит здесь? Это как?

Она кивком показала за стену:

— Прямо здесь!

— Твоя мама спит прямо на тротуаре?

— Ага.

— Она себя хорошо чувствует?

— Кажется, да.

Она посмотрела вниз и чуть не поскользнулась:

— Ой! Подожди секундочку.

Девочка изо всех сил подтянулась, изловчилась и наконец забросила одну ногу на стену.

— Осторожней! Упадешь!

— Нет, не бойся, я сейчас! — Она поставил ногу поудобней, снова изогнулась, подняла ногу и через мгновенье с гордым видом сидела верхом на стене.

— Как это у тебя получилось? Как ты умудрилась забраться по стене?