Всеволод Сысоев - Амурские звероловы (Год из жизни Богатыревых) Страница 11

Кабаны долго шли гуськом, оставляя за собой хорошо пробитую в снежных сугробах борозду. Найдя под снегом заросли хвоща, кабаны разбрелись. Всюду виднелись обрывки травы и пятна зеленой слюны. Мягкий снег позволил близко подойти к свиньям. Охотник долго выбирал в спокойно пасущемся табуне самую большую чушку. От грома выстрела звери всполошились, и не успел он перезарядить ружье, как они исчезли. Лишь сопение донеслось из глубины леса, и все стихло. На месте, где только что стояла старая свинья, охотник увидел срезанные пулей шерстинки и, хотя крови не обнаружил, понял, что она ранена. Пройдя некоторое расстояние, он заметил на снегу кровавые капельки. Подранок свернул в густую чащу. Долго преследовал его Подлещук. Кухта сыпалась на него беспрестанно, подтаивала на куртке. Наконец ему удалось настигнуть свинью.

Разделав добычу и укрыв ее лапником, он поднялся на косогор и тут с досадой отметил, что солнце уже склонилось к западу. «Надо торопиться, а то не успею засветло снять самострел», — подумал Подлещук и быстро пошел. Вот и ключ, вдоль которого вьется изюбриная тропа, но где стоит настороженное ружье — выше или ниже того места, куда он вышел? Подлещук внимательно осмотрелся по сторонам, прошел немного вверх по едва приметной тропе, затем повернул обратно. Он искал глазами старую ель, недалеко от которой находилось смертоносное оружие. Не заметить ее невозможно.

Не знал браконьер, что под тяжестью снега ель рухнула на землю и ориентир исчез. День угасал, и Подлещук забеспокоился: завтра на это место могли прийти люди. Солнце еще золотило высокие вершины заснеженных сопок, а полумрак уже наполнял густые ельники. «Видать, высоко вышел я на тропу», — предположил он и торопливо зашагал по ней.

Много раз видел он, как рыхлый снег, облепляя тонкие лианы, образует причудливые белые гирлянды. Вот и теперь он принял за лиану актинидии преградившую ему путь снежную полоску. Но едва он коснулся ее, перешагивая, как вздрогнул от неожиданно сильного удара в бедро и оглушительного выстрела. Нестерпимая боль пронзила тело. Земля ушла из-под ног. Застонав, он повалился лицом в снег. Сгоряча быстро поднялся, но ступить и одного шага не смог.

Прислонясь к дереву и с недоумением обводя взором окружающий лес, он скрежетал зубами от боли и досады. Им овладело отчаяние человека, попавшего в безвыходную ловушку. «Проклятый самострел, — шептал он. — Да, место то самое. Куда же делась ель? Неужто пропаду…» Ощупывая простреленную выше колена ногу, он вымазал в крови дрожащие пальцы. Сняв с плеча рюкзак, он вытянул из колец шнур и туго перетянул им бедро. Кровотечение уменьшилось. Все его тело сотрясал нервный озноб. Очень хотелось согреться, испить горячего чаю. Но как развести костер? Разрядив ружье, он попытался, опираясь на него, двигаться на одной ноге, но тут же падал. Ползти можно было только на руках и здоровой коленке, волоча перебитую ногу. Медленно дотянулся он к густой молодой елочке с засохшими нижними ветвями, обломал их, затем, стаскав в кучу несколько валежин, с трудом разжег маленький дымящийся костер. Огонь не согревал. Набрав котелок снега, он натопил с полкружки горьковатой воды, утолил жажду. Лежа у самого огня на рюкзаке, он обдумывал свое бедственное положение, не теряя надежды на спасение.

«Завтра хватятся… Пойдут искать. Найти нетрудно — след один. Только бы продержаться до утра», — мелькали в голове обнадеживающие мысли. Упорно боролся Подлещук за свою жизнь. Утопая в снегу, он ползал от валежины к валежине, подтаскивал сухие ветви к костру. Сжигал их экономно.

К утру мороз усилился. Вокруг костра на земле не осталось ни одного сучка, ни одной сухой веточки, способных дать пищу огню — от него зависела жизнь. Ползая по снегу, человек обессилел. Он все ниже наклонялся над затухающим огоньком, затем согревал руки под горячими угольками, а когда они превратились в пепел, собрал теплую золу и стал сыпать себе за пазуху. Озябшее тело, чуть согревшись, снова начинало коченеть.

В посветлевшем небе гасли звезды, наступил рассвет, где-то вдалеке прокричал ворон, словно ударил кто-то в медный гонг. На земле, накрыв своим телом потухший костер, лежал человек. Он теперь не чувствовал холода. Мокрые от слез ресницы смерзлись. Скорчившиеся пальцы сжимали остывший пепел.

Обеспокоенные долгим отсутствием хозяина зимовья Наташа и Матвей отправились на его поиски. Прихватив с собой нарту и собак, они в полдень вышли на след Подлещука. Ночь застала их в нескольких километрах от места его гибели, и только на следующий день они достигли его. Осмотрев тщательно все вокруг, они не стали отвязывать злополучное ружье. Поначалу Наташе казалось, что до прихода милиции нельзя ни к чему прикасаться, но, посоветовавшись с Матвеем, решила не оставлять тело на съедение зверям, тем более что с ними была нарта.

Вернувшись в зимовье, Наташа составила подробный акт о трагическом происшествии. Вечер прошел в тягостном молчании. Чуть свет Наташа и Матвей возвращались в зимовье Богатыревых. В покинутой избушке на нарах лежало бездыханное тело ее хозяина, прикрытое брезентом.

Богатыревы не ожидали, что они столь скоро возвратятся.

— Что случилось? — спросил Иван Тимофеевич, заметив их удрученное состояние. Матвей рассказал о гибели охотника.

— Видать по всему, на свой же самострел наскочил, — закончил он.

Наташа возразила:

— Сами посудите, Иван Тимофеевич, как может охотник забыть о таком опасном месте? Нет, это кто-то другой поставил. Нужно сообщить милиции, найти и наказать виновного.

Выслушав обоих, Иван Тимофеевич в раздумье покачал головой:

— Эх, Наташа, Наташа. Кто пойдет ставить самострел на чужой охотничий участок? Матвей прав, но коль есть сомнение, придется тебе ехать в район и в милиции все обсказать, что сама видела. Пусть едут к нам, а отсюда Матвей проводит.

Непредвиденный случай вынудил Наташу раньше намеченного срока покинуть зимовье на Алой. Но это не огорчало охотоведа: материала собрано вполне достаточно. В течение двух дней они с лаборантом и проводником все пересмотрели и упаковали, хорошенько отдохнули перед дальней дорогой и распрощались с Богатыревыми.

Маркин подумывал сбегать в барачек за своими соболями, да побоялся: начнется расследование, не ровен час, обнаружат там его следы и обвинят в случившемся. Пришлось смириться с потерей.

Через неделю районный милиционер с участковым врачом вывезли погибшего на вездеходе. В окончательном заключении по данному делу было сказано, что Подлещук, занимаясь браконьерством, поставил на своем охотничьем участке самострел и по случайной оплошности сам стал его жертвой.

Наедине с тайгой

После отъезда Суходольской и ее спутников жизнь в зимовье Богатыревых снова потекла прежним порядком. Едва брезжил рассвет, зверобои поднимались, готовили обильный завтрак и расходились по своим участкам. Возвращались поздно вечером, опять топили печь, заготавливали на ночь дрова, кормили собак, а после ужина до глубокой ночи снимали с добытых зверьков шкурки. И так изо дня в день. Наташу вспоминали редко, хотя в душе каждого она оставила добрый след. И только у Матвея, сердце которого она тронула больше всех, часто рисовался в памяти ее милый образ. По вечерам он много думал о ней, представляя себе, как успешно работали бы они вместе, изучая жизнь леса; но Наташа окончила институт, а он даже среднего образования не имеет. Это немного огорчало парня, но не настолько, чтоб он перестал мечтать о девушке. Однако в сокровенные мысли свои Матвей никого не посвящал. Бережно хранил он маленькую книжечку, подаренную девушкой в память о совместной охоте на медведя, не раз перечитывая понравившиеся места из «Песни о Гайавате».

Заметив, что сын в свободные минуты берет в руки эту книгу, Иван Тимофеевич обратился к нему:

— Ты бы, Матвей, почитал нам вслух. Поди, об охотниках написана?

— Об охотниках, но только североамериканских. Про индейцев. Да ведь написано в стихах.

— Мы и стихи понимать умеем, — настаивал Степан, — читай!

— Ну, тогда слушайте:

Муж с женой подобен луку,Луку с крепкой тетивою;Хоть она его сгибает,Но ему сама послушна,Хоть она его и тянет,Но сама с ним неразлучна;Порознь оба бесполезны!

— Ай да Наташа! Какую книжечку нашему Матвею вручила, знать не без умысла! — лукаво улыбаясь, прервал чтение Степан.

— Погоди, не перебивай, — строго сказал Иван Тимофеевич, — тут все правильно написано. Продолжай, Матвей.

Притихшие звероловы с еще большим вниманием стали слушать Матвея. А он читал им о том, как собирался и пошел Гайавата в край диких дакотов, чтобы, женившись на Миннегаге, прекратить распри между враждующими племенами индейцев, как он охотился по пути к своей невесте: