Пол Гэллико - Миссис Харрис едет в Нью-Йорк Страница 11

Именно его знание всех процедур и формальностей, связанных со въездом в свободные и демократические Соединенные Штаты Америки открыло перед миссис Харрис страшную истину о той ловушке, в которую она в своем неведении завлекла маленького Генри, миссис Баттерфильд – и себя.

Итак, миссис Баттерфильд, к счастью, отсутствовала, когда мистер и миссис Тиддер – чета из Уолверхэмптона – рассказывали собравшимся в кружок в шезлонгах на прогулочной палубе спутникам о том, сколько препон пришлось им преодолеть, пока они не получили заветную въездную – всего лишь гостевую! – визу в США. Миссис Харрис слушала с сочувствием, поскольку на себе испытала всю эту мороку: прививки, отпечатки пальцев, имена поручителей, свидетельства о материальном положении, бесконечные анкеты и бланки, такие же бесконечные собеседования, скорее напоминавшие допросы…

– Бог ты мой, – вздохнула миссис Тиддер, супруга отставного чиновника, – можно было подумать, что мы собираемся украсть кусок их драгоценной Америки! – она вздохнула. – Ну, да что уж там! Слава Богу, теперь визы у нас, и всё позади…

Мистер Бэйсуотер опустил свежий выпуск ежемесячного бюллетеня фирмы "Роллс-Ройс", который изучал, прислушиваясь, впрочем, к разговору, и фыркнул:

– Вы в этом уверены? Хо-хо… подождите, пока вам придется предстать перед инспектором Иммиграционной Службы – вот кто действительно знает, что такое настоящий допрос! Никогда не забуду свой первый приезд в Штаты. Это было сразу после войны. Поверьте, они таки заставили меня попотеть! Вы слышали про Эллис-Айленд? Это что-то вроде такой тюрьмы на острове, куда вас запрячут, если им не понравится выражение вашего лица. Так что погодите, увидите, на что похоже это собеседование. Если у вас в паспорте запятая не так стоит или печать чуток смазалась – пиши пропало!

– Господи, неужели правда?! – ужаснулась миссис Тиддер.

Миссис Харрис почувствовала, как где-то в желудке у нее возник этакий ледяной камушек. Она, пытаясь не замечать его, повернулась к мистеру Бэйсуотеру:

– Просто не верится! Может быть, это просто слухи, В конце концов, это ж демократическая страна, правда?…

– Не считая случаев, когда вы пытаетесь в нее въехать, – объяснил заслуженный шофер. – Тогда это просто испанская инквизиция. "Кто вы такой? Откуда? Сколько зарабатываете? С кем едете? Чем занимаетесь? Когда? Зачем? Почему? На какой срок? Вы совершали преступления? Какие и когда? Вы коммунист? Если нет, то кто вы? Почему? Есть ли у вас дом в Англии, и если да, что вам здесь нужно?…" – и все такое. А потом они берутся за ваши документы. И Господь вас спаси, если там хоть одна закорючка не так стоит. Будете сидеть на этом самом острове, покуда кто-нибудь вас не выручит.

Камушек внутри миссис Харрис стал заметно тяжелее и холоднее, и не замечать его стало куда труднее. Стараясь, чтобы вопрос звучал как можно невиннее и естественнее, она спросила:

– Ну у ж к детишкам-то они наверняка не так суровы, правда? Все американцы, которых я знала в Лондоне, были добры к ребятишкам…

– Ха! – фыркнул мистер Бэйсуотер, – только не эти церберы. – Тут от волнения он сбился на просторечный кокни (что с ним бывало крайне редко). – Да они ж просто едят их живьем, детишков-то! Ребятёнок в руках им хуже бомбы будет. Им надо чтоб были и свидетельство о рождении, и прочие все бумаги, и чтоб без единой зацепочки… – он справился с собой и продолжал уже на почти правильном английском. – Вас загоняют в большой зал, и вы уже никуда не денетесь. Отстоите очередь до такого барьера, а за ним – офицер в форме, вроде тюремного надзирателя. И смотрит он прямо сквозь вас, будто глаза у него рентгеновские, и тут уж лучше отвечать без ошибок. Помню, одну семью мурыжили часа три – у них была какая-то описка в документах на ребенка. На таких штуках – с детьми – они просто обожают подлавливать иностранцев! Ну, а потом будет еще таможня – эти ненамного лучше. Фью! – он присвистнул. – Вот я вам сейчас расскажу…

Камень вырос до размеров арбуза и стал холоднее льда.

– Прошу прощения, – непослушными губами пробормотала миссис Харрис, – что-то мне нездоровится. Я, пожалуй, пойду прилягу в каюте…

Вот так она это и узнала. Двенадцать часов кряду миссис Харрис промаялась, думая о грозящих опасностях, и в результате эти опасности стали казаться ей буквально смертельными. Неосторожное упоминание эрудированным мистером Бэйсуотером испанской инквизиции заставило бедную миссис Харрис вспомнить все, слышанное ей про темницы, застенки, дыбу, испанский сапог и раскаленные клещи – и мелькавшие в ее воображении картины ничуть не поднимали ее дух.

В Англии – и даже во Франции – вряд ли нашлось бы что-то, что могло бы устрашить лондонскую уборщицу. Но рассказ мистера Бэйсуотера об ужасах американской иммиграционной службы и о бюрократических преградах на пути в США поколебал ее уверенность в себе, пусть даже мистер Бэйсуотер несколько преувеличивал. В Америке не будет сутолоки, так выручившей их на вокзале Ватерлоо и в Саутгемптоне, не будет дружелюбно настроенных британских пограничников, способных посочувствовать потерявшему голову главе семейства; там малышу Генри уже не удастся пристроится к семейству рассеянного профессора… ни один трюк не сработает, и деваться некуда. У Генри нет никаких – вообще никаких! – документов, и его, самое малое, отошлют обратно, если не удумают чего похуже.

Более всего миссис Харрис ужасала не перспектива очутиться вместе с миссис Баттерфильд за решеткой на страшном Эллис-Айленде (кстати, переименованному к этому времени в Стейтен-Айленд и отнюдь не похожему на нацистские или коммунистические концлагеря, как бы ни пугал мистер Бэйсуотер своих спутников) – ее сердце сжималось от мысли о том, что Генри арестуют и отошлют во власть Гассетов – и при этом они с миссис Баттерфильд не смогут защитить его от них, потому что останутся в Штатах. Миссис Харрис ломала голову, пытаясь изобрести способ провести Генри сквозь сети иммиграционной службы – и не смогла придумать ничего. Как сказал мистер Бэйсуотер, даже мышь не могла попасть в Соединенные Штаты Америки, не обладая соответствующими документами.

Она боялась не за себя, а за Генри, за бедную миссис Баттерфильд, которая от предстоящего потрясения может серьезно заболеть от страха… И потом – что будут делать милейшие Шрайберы, если она, на которую они полагались, окажется за решеткой, в тот момент, когда миссис Шрайбер будет особенно в ней нуждаться?

Миссис Харрис требовалась помощь. Но кто мог ей помочь? К кому пойти? Конечно, не к миссис Баттерфильд; да и Шрайберов пугать раньше времени не стоит. И тут она вспомнила про мистера Бэйсуотера. Он был, несомненно, опытным человеком и, невзирая на предрассудки закоренелого холостяка, благоволил миссис Харрис. Даже угощал ее несколько раз перед ужином портвейном с лимоном в баре.

И вот вечером, после ужина, по дороге в курительный салон, куда они обыкновенно заходили выпить чашечку кофе и выкурить сигаретку, миссис Харрис шепнула:

– Могу я попросить у вас совета, мистер Бэйсуотер? Вы столько повидали – вы сумеете мне помочь.

– Разумеется, миссис Харрис, – любезно отвечал мистер Бэйсуотер, – я был бы рад иметь возможность оказать вам услугу, поделившись толикой своего опыта. Что вам хотелось бы знать?

– Может быть, нам лучше пройти на палубу? Там нам никто не будет мешать, – предложила миссис Харрис.

Мистер Бэйсуотер несколько изумленно взглянул на нее, однако же последовал за спутницей на шлюпочную палубу "Виль де Пари", где царила тьма, озаряемая лишь звездами и фосфоресцирующим пенным следом за кормой судна.

С минуту длилось молчание, наконец миссис Харрис произнесла:

– Боже правый, вот я вытащила вас сюда – и даже не знаю, как начать…

Мистер Бэйсуотер встревожился и, укрепясь духом, вгляделся в лицо пожилой уборщицы. Более четырех десятилетий он защищал свои права холостяка от бесчисленных покушений – и отнюдь не намеревался сдавать позиции сейчас. Однако в лице маленькой седой женщины он не прочел ничего, кроме тревоги.

– Боюсь, я попала в беду, мистер Бэйсуотер, – сказала она.

Достойный шофер ощутил (с некоторой неловкостью) облегчение и естественное для джентльмена желание защитить слабое существо. Да, несомненно, ему было весьма приятно, что дама обратилась к нему за помощью! Он мягко сказал, расправляя усы:

– Так может, вы расскажете мне о своих затруднениях, миссис Харрис?

– Вы – вы же знаете нашего мальчика… я имею в виду малыша Генри?…

– Хм, да, – кивнул мистер Бэйсуотер. – Славный парнишка. Рта зря не раскроет.

– Ну так вот: он не мой. Он вообще ничей!… – и она, спеша и сбиваясь, рассказала историю мальчика: мерзкие Гассеты, милейшие Шрайберы, похищение ребенка и укрывательство его на судне, наконец, весь план по воссоединению Генри с его отцом.