Эдуард Пашнев - Цветы из чужого сада Страница 12

– К Зинке поеду.

– А к матери не поедешь?

– Там, откуда меня хоть раз выгнали, я больше никогда не появляюсь, – она слезла с баржи, помахала рукой. – До свиданья, Кучерявенький!

Лешка зевнул. Ему хотелось проучить как следует Алика, но еще больше хотелось спать. Он дал мальчишке подзатыльник и пошел в домик:

– Смотри, если соврал, я все равно узнаю.

– Я пришел ловить рыбу.

Лешка сел на ящик, потянулся, еще раз зевнул. Поскреб рукой в волосах, в пальцы ему попалась соломинка. Он посмотрел на нее и выбросил.

– Иди, лови! А я спать буду. Дверь закрой, куда пошел?

Алик вернулся, закрыл дверь. Потом уныло поплелся к тому месту, где бросил удочку. Берта миновала луг и теперь быстро шла по дороге в сторону школы.

18. Проводы старой баржи

Звонок! Пятый «В» с шумом ринулся в коридор, и через несколько минут в классе остались четверо: Гога, Шурка, Заяц и Алик. Гога долго пытался застегнуть второй замок у своего портфеля, хотя знал, что он не застегивается. Шурка сидел перед раскрытой книгой. Он вот-вот должен был догнать коварного помощника мистера Свенка. Алик искал стиральную резинку, которая куда-то закатилась. А Заяц просто ждал, когда все будут готовы.

Мальчишки уныло плелись по берегу. Им предстояло бросить дома портфели, поесть и идти к Лешке.

– Гля! – вдруг остановился Гога.

Это слово всегда выражало у него высшую форму удивления. Старая баржа покачивалась на воде. По ней бегали два человека с шестами, отталкивались, помогая катеру отбуксировать ее на середину реки.

Синенький катерок развернулся и сначала медленно, а потом все быстрее поволок баржу вниз по течению.

– Сто чертей на сундук мертвеца! – радостно крикнул Гога.

– Ий-хо-хо! И бутылка рому, – подхватили ребята.

И Алик тоже подхватил. Он крикнул «ий-хо-хо» громче всех, потому что баржа увозила сердце Кащея Бессмертного.

– Лешкин обрез уплыл, – сказал Гога.

Все засмеялись, а Шурка подбросил портфель, из которого посыпались книжки.

– Буду весь день читать, – заявил он.

– А я пойду сегодня ловить рыбу, – обрадовался Гога.

– А я… – сказал Заяц и замолчал. Он не знал, что он будет делать.

– Сто чертей на сундук мертвеца!

– Ий-xo-xo! И бутылка рому!

Ребята побежали домой. Алик тоже сначала побежал, а потом остановился. Он хотел наверняка убедиться, что обрез уплывает в такую даль, из которой Лешка его уже не достанет.

Синенький катерок резво бежал впереди громоздкой баржи и увозил ее все дальше и дальше. Алик по крутой боковой лесенке, выложенной из неровных булыжников, прямо с берега поднялся на мост. Здесь он облокотился на перила и простоял до тех пор, пока баржа не превратилась в маленькую черную точку, а потом и вовсе не скрылась за поворотом. Алик перегнулся через перила и выпустил из рук щепку. И когда щепка достигла воды, бросился домой.

Дома пробыл недолго. Схватил альбом с рисунками и снова оказался на улице. «Пойду к Маринке в гости», – решил он.

И Алик пошел. Он шагал широко, подражая военному, который впереди Алика печатал шаг. Мимо со звоном проносились трамваи. Вдруг с трамвая, который мчался навстречу военному и навстречу Алику, спрыгнул на полном ходу какой-то парень, и прежде чем его увидеть, Алик догадался, что это Лешка.

– Куда идешь?

– В гости, – ответил Алик и показал альбом.

– А ребята где?

– Нету, все ушли рыбу ловить.

– Та-ак, – протянул Лешка. – Пойдем, позовешь всех в баржу, я хочу с ними поговорить последний раз и кое-что показать им и тебе тоже, Кучерявенький.

И тут, как тогда в классе, Алика подхватило. Он сложил три пальца лягушкой и, присев, сказал:

– Фигу.

– Что?

– Фигу, фигу!

– А ну, подойди ближе!

Он хотел схватить Алика своими длинными руками, но Алик отскочил, бросил на землю альбом и поднял обеими руками здоровый булыжник.

– Брось камень, – приказал Лешка.

– Не брошу.

– Брось, кому говорят!

Лешка двинулся на Алика. Он не думал, что маменькин сынок бросит в него огромный камень. Где там бросить, когда мальчишка еле держал его обеими руками. Лешка только был очень удивлен. Он медленно приблизился к Алику и медленно, давая возможность мальчишке опомниться и положить камень на место, размахнулся:

– Сейчас дам!..

Но дать не успел. Алик обрушил камень ему на ногу, а сам отскочил в сторону. Лешка подпрыгнул и весь скорчился от боли:

– Ах ты, гад.

Прихрамывая, он кинулся за мальчишкой, но Алик увернулся и спрятался за стволом дерева. Лешка подобрал альбом, потер ушибленную ногу. Какая-то сердобольная женщина остановилась, потрогала камень ногой, посочувствовала Лешке:

– Больно он вас, молодой человек?

– Ничего.

– Вот ведь какой маленький, а уже хулиган. Вы его поймайте и в милицию. Хотите, я вам помогу?

– Его самого надо в милицию! – крикнул из-за дерева Алик.

Лешка сделал хитрый выпад, чтобы схватить мальчишку за курточку, но Алик увернулся и побежал сломя голову к другому дереву.

– Его самого надо в милицию! – крикнул он оттуда. – За цветы!

– Ну, ладно, придешь за альбомом, – сказал Лешка и зашагал прочь.

19. Маринка

«Ну и пусть пропадает альбом, – решил Алик, – там всего три рисунка. Подумаешь, новые, что ли, нельзя нарисовать. Карандаш, вот он, остался».

Лягушка в своем сквере сидела мокрая и блестящая, потому что фонтан работал и серебристые струйки воды, взвивающиеся к небу, скрещивались вверху, как раз над лягушкой.

На арке Маринкиного дома мелом много было сделано всяких надписей. В одном месте кто-то неторопливыми ровными буквами вывел. «Маринка задавака». В другом месте кто-то корявыми, стремящимися разбежаться в разные стороны буквами написал: «Маринка + Кимка = любовь».

Алик оглянулся, поднял сырой осколочек красного кирпича и старательно замазал Кимку. А когда проходил арку, то увидел еще одну надпись на стене, самую большую: «Кимка дурак». Алик улыбнулся ехидно и не стал ничего замазывать.

Маринка была во дворе. Она играла в классики под большим фонарем. Сейчас фонарь не горел, потому что было светло. Но классики были нарисованы именно в этом месте потому, что девчонки играли в две смены, и днем и вечером.

Алик вошел во двор и остановился – так, чтобы его хорошо было видно. И Маринка его сразу заметила, но сделала вид, что он для нее пустое место. Она прыгала из классика в классик и глядела себе под ноги или только в сторону. Диез посмотрел на хозяйку, удивленно шевельнул ушами и побежал к Алику. Он позволил мальчику погладить себя и побежал снова к Маринке. От возбуждения Диез забыл, что ему строго-настрого запрещалось переступать линию классиков. Он влетел в запретную зону и помешал Маринке. Она наступила на черту.

– На место! – закричала Маринка и затопала ногами на Диеза.

Тот поджал хвост и обиженно отошел в сторону.

Алик вздохнул, опустив голову, посмотрел грустно на носки своих ботинок и поплелся к выходу. А он-то думал, что когда не надо будет ходить к Лешке, он будет ходить к Красной шапочке. А она и правда Задавака. Алик уже проходил арку, когда услышал позади быстрые шаги. Оглянулся и увидел запыхавшуюся Маринку.

– Ты чего пришел? – остановилась она.

– Просто так, – сказал Алик и попробовал подковырнуть носком ботинка кусочек асфальта.

– А куда уходишь? – Маринка тоже попыталась подковырнуть носком своей сандалии кусок кирпича.

– На улицу.

– Зачем?

Из-за угла выглянула маленькая девчонка с обручем хулахуп, который она крутила, когда Алик вошел во двор.

– Жених и невеста! – крикнула девчонка.

Алик и Маринка, не сговариваясь, побежали со двора. На улице было много народу, и мальчик и девочка быстро затерялись в толпе.

– И папа говорил, и мама говорила, почему ты не приходишь к нам в гости. А я сказала, что ты плохой мальчишка.

Маринка засмеялась. Теперь она была совершенно уверена, что Алик хороший мальчишка.

Они свернули на другую улицу, где народу было меньше и где во всю улицу тянулась высокая чугунная ограда городского сада.

– А я ему как дам камнем! – рассказывал Алик.

– И ты не побоялся?

– Нет.

– А я побоялась бы.

Прутья были холодные, и когда Маринка к ним приложила ухо, она услышала, как ограда гудит.

– Послушай! – сказала Маринка.

Алик тоже приложил ухо…

– Знаешь, что это гудит? – спросила Красная шапочка.

– Что?

– Это цирк едет.

Сквозь ограду была хорошо видна огромная брезентовая палатка шапито. Сейчас она пустовала, но по городу уже расклеивали афиши, на которых разевали пасти львы, прыгали вниз головой гимнасты, смеялись клоуны.

– Ты любишь цирк? – спросила Маринка.

– Люблю.

– А ты что любишь? Клоунов или гимнастов?

– Клоунов.

– Мой папа тоже любит клоунов. А я люблю гимнастов, потому что они в цирке самые смелые. А ты бы мог на такой высоте висеть вниз головой?

– Я? – спросил Алик, оттягивая время.

– Смог бы?