Эрвин Штриттматтер - Тинко Страница 12

Но недаром в народе говорят, что самый хитрый гусак и тот лису через осоку не видит. Повадился Готхард Кимпель каждое воскресенье ездить в начищенной до блеска таратайке в соседние деревни на гулянки. Скоро по Мэрцбаху поползли слухи: Кимпель надумал второй раз жениться. Невестой его называли какую-то засидевшуюся в девках дочь богатого крестьянина из соседней деревни. В одно из воскресений устроили и впрямь смотрины: приехала сама дочка со своим отцом.

Тут все увидели: у невесты заячья губа. Но чтоб люди не очень-то глазели на эту губу, у нее в ушах были переливающиеся всеми цветами радуги сережки. Наряженная и засупоненная, словно цирковая кобыла, невеста ходила по дому, заглядывая во все углы. В хлеву она даже вымя у коровы пощупала. Наконец она потребовала, чтоб ей отперли стенной шкафчик: в этом шкафчике Кимпель хранил всю свою наличность. Как раз тут на пороге играл маленький Лысый черт. Разряженная невеста возьми да отодвинь его ногой. Он — верещать, Ганну зовет. Ганна подхватила мальчонку и отнесла его в людскую. Здесь она приласкала его и уложила спать на своем соломенном тюфяке, чтоб он этой спесивой бабе больше на глаза не попадался. День спустя Ганна пришла к Кимпелю и спросила:

«Хозяин, скажи, правду люди говорят, что ты эту гусыню с рваной губой своему сыну в матери выбрал?»

Готхард Кимпель насторожился, а потом сказал:

«А почему бы и нет?»

Третий раз ему уже не пришлось свататься к Ганне. Так старшая батрачка Ганна стала на некоторое время законной матерью маленького Лысого черта.

В школу Лысый черт бегал в замок. Там он сидел за партой рядом с сынками барона и дочкой пастора. Все они смеялись над ним, дразнили простофилей. «У тебя мать доярка. Она тебе вымя давала сосать!» — кричали они.

Лысому черту захотелось, чтобы у него тоже была мать, которая сморкалась бы в носовой платок, а не в фартук из мешковины. И стал он Ганну шпынять. Увидит ее где в деревне и давай дразнить на пару с пасторской дочкой: что, мол, у нее юбка рваная.

Ганна продолжала спать на женской половине в людской. Начнет хозяин ворчать, а она живо его отбреет: «Сам знаешь, не за тем я тебя взяла, чтобы женой тебе быть!» В трактире мужики смеялись над Готхардом Кимпелем. Взял, мол, в жены пугало. Теперь захочешь целоваться — лесенку подставляй. С горя стал Готхард Кимпель пить, да так от запоя и помер.

Маленький Кимпель рос плохо, но рано стали про него говорить: «Охальник он, ох, какой охальник!» Скоро, глядя на него, никто и не сказал бы, что это батрачка Ганна его вырастила. А Ганна примирилась с тем, что он ее презирал. «Знала ж я, что не подхожу для этой упряжки, — бывало говорила она. — Любовь к малышам, ох, и горько иной раз отзывается! Слава тебе господи, удержалась я — в петлю от любви этой не полезла».

А когда Лысый черт вырос и женился, молодая хозяйка не пожелала видеть в доме строптивую батрачку. Куда ж было деваться Ганне? Ведь она была законная вдова старого Кимпеля. И ей выделили в людской комнатку. Туда же приносили еду. Первые годы все, что ей полагалось по контракту о выделе, она получала. По приходским праздникам присылали ей пирог, под Новый год — немного денег, на зиму глядя — дровишки.

У молодой жены Лысого черта родился сын. Как-то раз, после того как ему надели первую рубашечку, он играл во дворе. У забора стояла Ганна. Она поманила его к себе. По контракту о выделе, ей не разрешалось входить во двор к Кимпелям. У нее был отдельный выход прямо в садик возле людской пристройки. Малыш возьми и приползи к Ганне. Молодая хозяйка взбеленилась, увидев своего первенца, да еще верещащего от радости, на руках у батрачки Ганны. Она приказала девушкам отнять у Ганны малыша. После этого случая мальчик бегал к Ганне, только когда за ним никто не следил. А молодая хозяйка стала поговаривать, что старшая батрачка околдовывает маленьких детей.

Любовь Ганны к детям и впрямь не раз горько отзывалась ей. Как-то мальчонка нашел в саду серп и давай играть с ним. Ганна увидала это из окна своей комнатушки. Она обошла сад и, даже не вспомнив о контракте, стала тихо сзади приближаться к мальчику, боясь испугать его. Остро наточенный серп так и сверкал на солнце. Малыш все пытался срезать серпом пучок травы, как, он видел, это делали батрачки. Ганна нагнулась над ребенком, чтобы осторожно отнять у него серп, но не подумала при этом о своей тени. Мальчик с ужасом уставился на тень и, закричав благим матом, бросил серп за спину. Острый кончик серпа рассек Ганне верхнюю губу до самого носа. Кровь полилась ручьем и капала с лица Ганны на ребенка. Кровь капала и с ладошки малыша на желтенькие цветочки львиного зева.

В доме у Кимпелей поднялся страшный переполох. Молодая хозяйка кричала, что во двор, мол, забралась ведьма, дитя искалечено. Но Лысый черт давно уже махнул рукой на все эти бабьи разговоры. Он и ухом не повел, узнав, что жена перестала выполнять условия контракта с его приемной матерью. Губа у Ганны зажила без всякой врачебной помощи, только с тех пор она стала шепелявить. В деревне ее доныне так и зовут Шепелявой Кимпельшей.

Хоть и поубавилось в словах Ганны гордыни, но сама она осталась все той же. Правда, из-за контракта она не стала ругаться с хозяевами. Комнатку у нее ведь не отняли, даже дрова на зиму продолжали выдавать. Это-то молодая хозяйка нарочно делала, чтоб народ в деревне не болтал худого. Ганна нанялась к барону и каждое утро вместе со всеми остальными его батраками и поденщиками отправлялась в поле. Платили, правда, ей меньше, чем другим.

Как когда-то Лысый черт, так теперь сын его дразнил и обижал Ганну. Всюду он рассказывал, что, когда у Шепелявой была еще власть над ним, она взяла да заговорила его, а теперь, видите, у него одного пальца не хватает. И все же, когда его убили на войне, Ганна по нем куда горше плакала, чем родные отец и мать.

Но разговоры о том, будто с Шепелявой Кимпельшей что-то нечисто, не утихали в деревне. Кое у кого из баб они не сходили с языка, да и у мужиков словно плесень мозги затянула. У Лысого черта еще родился наследник — Фриц Кимпель. Жена Кимпеля следила за ним, точно сука за щенятами. Даже коляску его плотно завязывали шерстяным платком — это чтоб колдовской глаз не сглазил ребеночка. Так маленького Фрица в детстве лишили солнышка; не любовался он и синим летним небом из своей колясочки. А потом в деревне люди стали шептать друг другу на ушко, что хозяйка Лысого черта не в своем уме.

Так оно на самом деле и было. Как-то раз она засунула спеленатого малыша в дымоход, и Фриц чуть не задохнулся. Она теперь ходила по домам и рассказывала, что Шепелявая и ее самое околдовала. Выходя из дому, хозяйка всегда брала с собой старую метелку для острастки. А однажды она посадила трехлетнего Фрица в укладку на чердаке и заперла его там. Мальчонка кричал так, будто его режут, а мать его говорила батрачкам: «Слышите, это ведьма на чердаке воет».

На потеху всем батракам, хозяйка как-то ночью голая выскочила на двор и давай скакать верхом на помеле вокруг навозной кучи. Батраки забросали ее лошадиным навозом. После этого случая хозяйку Лысого черта отправили в сумасшедший дом. Скоро она там умерла. Вместе с ней умерли и все другие больные. В деревне опять пошли разговоры. На этот раз о том, что всех сумасшедших отравили газом будто бы потому, что те отбросы, которыми их кормили, чересчур дорого обходятся фюреру. Сумасшедшие, мол, пожирают всю картошку, которая так необходима нашим храбрым солдатам.

Лысый черт самым решительным образом выступил против этих разговоров. Такого, мол, свинства от фюрера ожидать нельзя. Просто им, Кимпелям, не везет с женами. Душевнобольные они — в этом все дело.

Война стала приближаться к самому Мэрцбаху. Лысый черт убежал сразу же после того, как Геббельс, коротышка-министр с длинным языком, объявил по радио: каждому, кто русским попадется в руки, они выжгут свастику на ягодицах. Лысому черту, конечно, не хотелось, чтобы ему первому разукрасили его окорока. Он так торопился, что даже забыл прихватить с собой сына. И мальчонка снова остался на руках у Шепелявой Кимпельши. Теперь ей нечего было бояться нарушить контракт: дом Кимпелей пустовал, батраки разбежались кто куда, почти весь скот перерезали немецкие мародеры.

К Шепелявой заходили соседи и уговаривали ее бежать вместе с ними. А она, как встарь, закидывала голову и отвечала:

«Я никому зла не делала, и мне никто не сделает».

«Эта ведьма уж как-нибудь с чертом сторгуется», — говорили о ней.

В Мэрцбах пришли советские солдаты. Шепелявая Кимпельша подхватила Фрица и прибежала к нам. Солдаты увидели меня и Фрица в самом углу возле печки. Они взяли нас на руки и стали прижимать к своим колючим щекам. Это была великая минута в жизни Шепелявой: она узнала, что есть еще на свете люди, которые так же любят чужих детей, как своих собственных.

Скоро Лысый черт вернулся в деревню. Может быть, он вспомнил о своем брошенном сыне? Но ни одного доброго слова Шепелявая не услыхала от него.