Иван Васильев - Алые пилотки Страница 12

Утро выдалось как по заказу: тёплое и такое тихое, что слышно было, как переговаривались на Волге рыболовы. Мы лежали на траве и от нечего делать щекотали друг дружку травинками. Потом нам это занятие надоело, стали гадать на ромашках: поедет или не поедет сегодня кудлатый Вадим. У меня выходило «поедет», а у Башкина — «не поедет».

— Он парным молоком отпивается. К дойке обязательно поедет.

Только я так проговорил, слышим: мотор заурчал. Выруливает кудлатый, сейчас в гору начнёт подыматься. Башкин стал дурачиться:

— Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса!

Мне отчего-то стало жалко машины. Такие гвоздищи насмерть пропорят резину. А машина-то, если разобраться, ни при чем. На заводе делали, старались…

— Не высовывайся, балда! — зашипел Башкин. — Заметит — поминай как звали.

Тольку охватил азарт. Он даже ухом к земле припал, будто в самом деле слушал, как вот-вот взорвётся мина. А я стал какой-то безразличный. Злость моя пропала. Будто не кололи нам вчера велосипеды, будто не по хлебу едет сейчас кудлатый… Даже рассердился на себя: вот размазня! Но всё равно не помогало. Перед глазами стояла красивая машина…

— Напоролся! — закричал Башкин. — Пойдём, полюбуемся на его видик.

Кудлатый Вадим держал в руках доску с гвоздями и ругался на чём свет стоит.

— Ваша работа? — напустился он на нас, потрясая «ежом».

— Наша, — сказал Толька. — Будешь знать, как хлеб топтать.

— Бандиты! Из вас бандиты вырастут. Я так не оставлю. Отвезу в милицию и сдам, пускай вас в колонию упекут.

Вадим двинулся на нас, но мы не стронулись с места. От него несло водочным перегаром, глаза опухшие и злые. Он, наверное, поколотил бы нас, если бы в это время не затрещал мотоцикл. За рулём «Урала» сидел Телегин, а в люльке — Ведерников, председатель сельсовета.

— Что здесь происходит? — спросил Телегин. — А, знакомая личность! Ваши права.

— Иди ты!.. Нашёлся мне начальник.

Николай Алексеевич достал из кармана удостоверение нештатного инспектора ГАИ и показал Вадиму.

— Почему за рулём в нетрезвом виде? Почему, несмотря на ограждение, ездите по полю? Предъявите права!

Вся дурь слетела с кудлатого. Он заговорил по-другому:

— Слушай, Телегин, за запасными частями к нам ездишь? Так вот не забудь: на складе моя рука владыка…

А председатель сельсовета сидел на мотоцикле и что-то писал в блокноте. Написал, листок вырвал и говорит:

— Копейкин, иди распишись, акт на тебя составили.

Фамилия Вадима, оказывается, — Копейкин. Мне даже смешно стало: учёный Копейкин заведует складом. Тихонько спрашиваю:

— Иван Николаевич, а как вы узнали, что он… Копейкин?

Председатель рассмеялся:

— Кто Ваську Копейкина не знает! Из колхоза в своё время удрал.

Ещё чище: не Вадим, Васька. И вот этот Васька Копейкин, как ни вертелся, а всё же и водительские права отдал, и акт подписал. Башкин торжествовал. У меня тоже настроение поднялось: допрыгался, лохмач!

Но торжество наше было недолгим. Ведерников велел нам в сельсовет явиться. Мы сразу туда и пошли. Думали, похвалят, а вместо похвалы всыпали нам по первое число.

— Это что же получается? — зашумел на нас председатель. — Самовольничаете? Анархию разводите? Сейчас велю выписать вашим батькам повестки, я с них спрошу за ваше поведение. И в школу дам шить. Самовольники — вот вы кто, а не охранники полей.

За нас заступился Телегин, он тоже в сельсовете сидел, какую-то бумагу писал.

— Не шуми на ребят, — сказал он председателю. — Им вон велосипеды порезали, а они за хлеб стараются. Лучше скажи, когда постановление о стоянках примешь. Областной исполком месяц назад принял. Чёрным по белому написано: определить места для стоянок автомобилей и вообще для отдыха горожан. А ты всё тянешь.

— Товарищ Телегин, — важно сказал председатель, — бумагу написать проще простого. Стоянки оборудовать надо, а у меня бюджет не резиновый. Если ты такой хороший хозяин, взял бы да и отвалил тысчонку за счёт экономии.

— А не густо будет? — усмехнулся Телегин. — Тысчонки горбом добываются, а я их Ваське Копейкину на тарелочке поднесу? Пускай свой карман потрясёт.

Они спорят, а мы с Толькой сидим, носы повесили. Неужели Ведерников в самом деле отцов вызовет? Нет, наверно, для острастки грозится. Всё-таки Николай Алексеевич заступился.

В это время отворяется дверь, и входит какой-то мальчишка в майке и в шортах, а за ним — дядька, тот самый, который вчера на пастбище Ваську-Вадима урезонивал.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал дядька и, обойдя кабинет, всем пожал руки, нам с Толькой тоже.

— Матвею Максимовичу доброго здравия, — уважительно приветствовал его председатель. — Очень рады такому гостю.

Дядька Матвей рассмеялся и говорит Ведерникову:

— Лукавишь, Иван. Не рады вы нам. Сам вижу, приятного от нас мало. — И повернулся к мальчишке, который как вошёл, так и остался стоять у порога: — Проходи, Володя. Знакомься и исправляй ошибку.

Я только сейчас заметил, что мальчишка держит за спиной какой-то пакет. Залившись краской, он подошёл к нам, протянул пакет и чуть слышно сказал:

— Простите.

Мы развернули пакет и от удивления рты разинули. Свёрнутые восьмёрками, в пакете лежали три новые покрышки с камерами. Пока мы приходили в себя, дядька Матвей, добродушно посмеиваясь, говорил:

— Копейкину мозговой вывих вправили. А с ребятами матери разобрались. Сложились и откупили. Так что конфликт можно считать улаженным. Есть у нас, товарищи, вам предложение.

— Слушаем тебя, Максимыч, — сказал Ведерников. — Говори.

— Предложение такое. Нашего брата, отдыхающего, как говорится, дикарём, становится всё больше. Понимаем, для вас эта стихия весьма нежелательная. Постановление облисполкома о стоянках есть, вы знаете.

— Перед вашим приходом как раз об этом говорили, — сказал Телегин. — Иван Николаевич выманивал у меня деньги.

— Я думаю, — продолжал дядька Матвей, — на первый случай без денег обойдёмся. Нас, дикарей, там три десятка наберётся. Всё согласны принять участие, так сказать, в воскреснике. С вашей стороны желательно помочь техникой: планировочку сделать, проезд, ну, там десяток лесин выделить для обозначения…

— Великолепно! — обрадовался Ведерников. — Общими силами, так сказать… А Совет со своей стороны решил о стоянке. Я полагаю, у Белого камня очень удобно будет. Ты, Матвей Максимович, знаешь то место. На большой излучине. А Николай Алексеевич, безусловно, поможет.

— Пару бульдозеров выделю, — сказал Телегин. — Большего пока не могу.

— Достаточно, — сказал дядька Матвей и обратился к нам: — Ну, а вы, «алые пилотки», как? Поможете?

— Поможем, — сказал я. — На коне приедем. Хворосту вам навозим.

— Совсем хорошо! Вот что значит мирные переговоры. Боевыми действиями того не достигнешь. — Дядька Матвей рассмеялся. — А теперь, орлы, гуляйте, налаживайте личные контакты. Мы ещё поговорим.

Таким вежливым образом нас выпроводили на улицу. На улице Башкин спросил у Володи:

— Кто он такой?

— Токарь на заводе. Герой Труда, — сказал Володя. — Его все уважают.

— Умный, — сказал я. — А тебе фамилия как?

— Копейкин.

Меня словно шилом кольнуло: Ко-пей-кин?!

Не тому я удивился, что Володя оказался сыном Васьки-Вадима, а тому, что фамилия эта… игнатовская. У нас в каждой деревне свои фамилии. В Игнатовке у двоих Копейкиных я молоко принимаю. Значит…

— Откуда твой отец родом? — спросил я у Володи.

— Тут недалеко, — сказал он. — Я забыл деревню. Маленьким один раз был.

— Игнатовка?

— Кажется, да. Папкина тётка там живёт. Мы к ней не ездим, изба у неё совсем плохая… В палатке и то лучше.

Меня начало распирать, как котёл парами, вот-вот взорвусь.

Я уже понял, кто ихняя тётка. Плохая изба только у бабки Дарьи. Значит, Васька-Вадим и бабкин сын Ванюшка, убитый миной, — братья. Один пахал поле и погиб, другой не сеет, не жнёт — раскатывается на машине по хлебу.

Башкин по моему виду понял, что надвигается гроза, и начал делать мне знаки: поддадим, что ли? Соблазн был велик, но я за лето немножко поумнел. Нет, никакой драки не будет! У нас не драка, а борьба. Во всякой борьбе надо тренировать себя на длительное напряжение. Это не бидоны на телегу кидать.

Я взял у Башкина пакет с покрышками, вложил Володе в руки и сказал, стараясь быть спокойным и твёрдым:

— Иди. Простить вас нельзя. Батька хлеб топчет, сын ножичком исподтишка велосипеды прокалывает. Вы — пакостники. А если у тебя совесть есть, попроси отца, пускай он расскажет про своего брата Ванюшку.

Володя стоял, опустив глаза, потом повернулся и медленно побрёл назад. Вид у него был понурый…

Ну вот и вся повесть о Жене Стрельцове и его товарищах. Остаётся сказать, что когда комбайны вышли в поле и был взвешен первый намолот, то оказалось: каждый гектар уродил по тридцать два центнера хлеба. Николай Алексеевич Телегин принародно пожал руки всем членам штаба пионерского патруля и сказал: