Стеван Булайич - Ребята с Вербной реки Страница 12

Склонилась Мичина лохматая голова под бременем тяжких забот. Идёт, а куда — не видит.

И вдруг замечает — рядом шагают чьи-то белые сандалии! Один ремешок между пальцев, второй охватывает ступню, третий у щиколотки. Ленины сандалии!

Он быстро поднимает голову и встречает взгляд влажных Лениных глаз. Плакала на вокзале, слёзы ещё не высохли. Они несколько мгновений смотрят друг на друга. Мича видит, как шевелятся Ленины губы, слышит тихий, укоряющий голос:

— Мича, что с тобой?

Он бормочет:

— Ничего.

— А почему ты прячешься? — спрашивает она и застенчиво касается его руки% — Тебе трудно, да? Какой-то ты хмурый, озабоченный…

— С чего это мне вдруг трудно? — не слишком уверенно улыбается Мича. Ему неприятно. Он чувствует, что роли переменились, и сейчас она утешает его! Его, Вождя черноногих!

Он злится на себя и на свою слабость. Но на Лену сердиться не может. Чёрт его знает почему, но не может. Она уже успокоилась и переводит разговор на всякие приятные темы, видно, хочет отблагодарить его за то, что он утешал её позапрошлой ночью. А ему ужасно хочется крикнуть: «Нечего меня утешать, Лена! Оставь меня в покое, ты мне нравишься, но жалеть себя я не позволю!»

Эти мысли прерывает её голосок:

— Мича, знаешь… я всё время думаю о том, что ты сказал мне под шелковицей…

Может быть, он не расслышал? Неужели это говорит Лена?

Вождь черноногих даже покачнулся от радости. Значит, не такой уж он урод! Она думает, значит…

И он боится закончить свою мысль о том, что же думает Лена. С него достаточно и этого.

Он помчался по лужайке перед Домом и кувырнулся через голову. Погнался за Циго и перепрыгнул через него, словно в чехарде. Обежал группу ребят, нагнулся, сорвал пучок маргариток и бросил их Лене…

Где-то около полуночи Лену разбудил неясный шум, доносившийся снаружи, из-под окна. Похоже было, будто царапается кошка, пытаясь спрятаться от непогоды. Ленино благородное сердце не могло остаться равнодушным к чужому несчастью.

Она выбралась из постели и осторожно, чтобы не разбудить подружек, подошла к окну.

Тёмная, шумная, грозовая ночь окружала Дом. Ни звёздочки не видно. Стаи облаков тянутся по небу, словно остатки разбитого войска, гонимые воинственным, громогласным ветром.

И вдруг откуда-то — Лене показалось, совсем близко — послышалось глухое, растерянное конское ржание, и всё стихло, смолкло в испуге, заглушённое раскатами грома.

«Что это может быть?» — встревоженно подумала Лена и застыла от страха.

По двору быстро промелькнула тень человека и скрылась за дровяником, а потом, немного спустя, появилась под окном. Теперь тень держала на плече длинный, довольно толстый шест и угрожающе помахивала им. Затем прижалась к стене и стала карабкаться к окну и оцепеневшей Лене.

Она хотела крикнуть, но голоса не было. «Разбойник, — подумала девочка, — преступник или…»

С кряхтением тень ухватилась за подоконник.

«Или… — Лена даже боялась подумать о такой возможности… — Неужели, неужели вернулся Крджа? Наверное, это он! Ведь мальчики видели его в городе — это он!.. Он хочет отомстить!»

Блеснула молния, вспоров нахмуренное небо, и это помогло Лене не умереть от страха.

— Лена, открой, ради бога! Что ты застыла как статуя!

Лена увидела знакомое лицо, и её страх сменился неописуемым изумлением.

Дрожащими руками она отодвинула задвижку, и в комнату ввалился Срджа.

— Срджа! Да ведь ты уехал на море? — взволнованно прошептала Лена.

Беглец приложил палец к губам:

— Тише! Чтобы никто не услышал! Иди проведи меня до лестницы, а завтра я тебе всё расскажу.

Мальчишка тряхнул мокрыми волосами и вслед за Леной выскользнул из объятой сном девчачьей спальни.

— Ох, и что с тобой будет, когда заведующая узнает? — спросила Лена уже на лестнице.

Но Срджа отчаянно махнул рукой, словно говоря: об этом будем потом думать — и скатился по лестнице в мальчишечью спальню.

Вскоре он уже сидел на своей постели, окружённый черноногими.

— Видишь, удалось! — хвастливо прошептал Боца. — А чего только мне стоило уговорить Райко поехать вместо тебя! Я ему подарил целую коллекцию фотографий футболистов Первой лиги.

— А воспитатель? — боязливо спросил Рано. — Он сразу заметит, что тебя нет, ну и шуму будет!

— Это мы уладили, — не перестаёт похваляться Боца. — Мы наврали, что заведующая передумала и послала вместо Срджи Райко.

— До первой остановки я прятался в туалете, — объяснил Срджа. — Никто меня не видел. Но мне не повезло.

— Что?

— Да ничего особенного. Я ведь не знал, что поезд скорый, пришлось две станции проехать, поезд только на третьей остановился.

— Бедные твои ноженьки, — вздохнул Рако. — Да ты ведь ночью отмахал почти тридцать километров.

— Вроде того, — согласился Буйволово Ухо, словно речь шла о пустяке, хотя его собственные уши прямо-таки повисли от усталости.

Один только Мича сидел в молчаливой задумчивости, в нём боролись радость и раскаяние. Если хорошенько подумать, они ведь здорово подвели заведующую, и это не даёт ему покоя. Он очень её любит и уверен, что все черноногие — тоже. Она обидится, наверное. Что она подумает о них, когда узнает об обмане? А не скрыть ли возвращение Срджи от неё и от всех других, кроме, разумеется, верных черноногих? А потом — ладно уж, потом будет видно, что делать…

— Другого выхода нет, — произнёс вслух Мича, и все повернули к нему головы, — придётся тебя прятать. С сегодняшнего дня и впредь до особого распоряжения ты. Буйволово Ухо, будешь на нелегальном положении! Ясно?

Подпольщик! Такой чести с восторгом удостоился бы любой из черноногих. Придётся скрываться даже от собственной тени, а все о тебе заботятся. Только…

— Только где же он будет спать? — вмешался Рако.

У Боцы уже было наготове спасительное предложение.

— Пусть спит в хижине у дяди Столе. Старик ведь всё равно бывает там только днём.

Мальчишки выглянули в окно: дождливая ночь рассыпала вспышки молний. Пожали плечами: что поделаешь, подпольщик есть подпольщик, придётся немножко и помучиться, раз тебе выпала на долю такая великая честь!

— Днём-то мы вместе будем, — говорит Циго. — Ты устрой бивак в лесочке у Мустанга. Вдвоём вам будет не так скучно.

— Я буду тебе еду приносить, — ласково пообещан Рако. — Я знаю, ты пирожные любишь, мы с Боцей будем тебе свои отдавать. Правда, Боца?

— Хм… ладно! — без особого воодушевления согласился Охотник на Ягуаров.

Договорились обо всём. Срджа прямо светится от счастья, что его верные друзья оказывают ему столько внимания. В конце концов он прикорнул на своей кровати, чтобы подремать до рассвета, а уже тогда уйти в глубокое подполье…

Его разбудило беспокойное ржание Мустанга.

Он вскочил. В окнах светился голубоватый, умытый рассвет.

По ещё тёмным стёклам сползают последние капельки росы. На лугу за домом распелись чёрные дрозды и крапивники, где-то в глубине двора простуженно кукарекает общипанный петух.

Сонный, усталый Срджа, ещё горячий от сна в своей старой доброй постели, скатывает одеяло в трубку, собирает вместе с Боцей пожитки, берёт боевую рогатку и удаляется… удаляется в печальное изгнание.

Опять заржал Мустанг.

— Наверно, он здорово вымок! — шепчет Срджа.

— Вот и хорошо! — замечает Боца. — Этим ливнем с него хоть всю грязь смыло.

Они потихоньку выскользнули из спальни, провожаемые сердечными взглядами черноногих.

Через минуту Срджа вернулся, подошёл к Миче и шепнул ему на ухо:

— Я сегодня ночью пробирался в Дом через девчачью спальню. Мне Лена окно открыла. Знаешь, Мича, проведи с ней работу, чтоб она никому ни слова! Вы, я вижу, вроде дружите… Поговоришь?

— Поговорю. Не бойся… — бормочет Мича и краснеет.

XII

Вот так и шли день за днём, ночь за ночью, и пришла — пятница. Только румяная заря успела поглядеться в мирные воды Вербной реки, как на берегу появилась колонна черноногих. Впереди Вождь на лихом скакуне. Мустанг, словно предчувствуя, что «нынче пламя сечи испытает», гордо перебирает мосластыми ногами и фыркает — того и гляди, из его ноздрей синий огонь вырвется. Страшен конь, а всадник пострашнее: за поясом праща (то бишь рогатка) боевая, «где ударит, ран лечить не надо», за спиною лук и колчан стрел «отравленных». На челе — перья петушиные, лучшие, отборные. Едет верхом вождь черноногих и соколиным оком озирает кустарник на том берегу реки. А за ним полки его боевые. Словно волки, воины «на ногу легки, а очи быстры», как сказал бы народный певец. Лица раскрашены в боевые цвета, тут Боца постарался, вчера Охотник на Ягуаров намял в старой кастрюле диких черешен и перед выступлением в поход дал синего сока каждому воину: мажь как хочешь и сколько хочешь.