Марк Ефетов - Света и Камила Страница 13

13

Египтяне не запросили помощи у иностранной компании. Яхия видел, что так же, как прежде, рано утром выстраивались в ряд у входа в канал белоснежные танкеры, пассажирские суда, сверкающие зеркальными окнами, серо-чёрные грузовые пароходы и тупоносые фелюги. И в тот же час, что всегда, лоцман проводил суда по каналу.

Сегодня Яхия видел, как люди, стоявшие на берегу, подбрасывали вверх фески, хлопали в ладоши и что-то кричали на незнакомом языке, приветствуя лоцмана, который вёл караван.

Яхия тоже кричал. Он радовался тому, что корабли, как всегда, плывут по каналу, что остановить их не удалось, что вокруг нет ни одного иностранного солдата и полицейского, что молодой светловолосый лоцман в тёмных очках уверенно отдаёт команду и караван идёт вперёд, послушный этой команде, точно по заданному курсу.

Подняв вверх обе руки, Яхия кричал:

— Шукран! Шукран!

Это он благодарил лоцмана, который прибыл сюда, на родину Яхии, чтобы помочь в трудном деле, когда враги злорадствовали и желали египтянам только беды. Яхия вспомнил слова, которые часто повторял его отец:

«Познаём друзей и близких в час, когда пришла беда».

Приветствуя лоцмана, Яхия прислушался к тому, что кричали вокруг на незнакомом языке. Ясно, что это был язык приехавшего лоцмана.

Трудно разобрать и запомнить слова на языке, который не знаешь. Но одно слово Яхия сразу запомнил. Оно выделялось из всех слов, оно шумело и звучало громче других, в нём была любовь тех, кто приветствовал лоцмана. Это было слово — товарищ!

И, сжав высоко поднятые руки, Яхия крикнул:

— Русия! Ашат Русия! Товарич!

Он понял, что лоцман приехал из России, и приветствовал его по-арабски: «Да здравствует Россия!..»

В этот день Яхия не мог рисовать. Радость слишком волновала и будоражила его.

В полдень он пошёл домой за сестрёнкой. Когда Яхия вернулся с ней к берегам канала, толпа стояла так плотно, что нельзя было приблизиться к воде. Яхия поднял Камилу на плечо, и она через головы столпившихся людей смотрела, как плывёт над каналом красный флаг с серпом, молотом и звёздочкой.

— Ашат Русия! — кричала Камила.

Камила приветствовала красный флаг советского корабля.

14

На следующий день Яхия пришёл домой, когда в комнате была только Камила. Мустафа ушёл на работу, Фатьма стирала во дворе. Увидев сына, она стряхнула хлопья белой пены с загорелых рук, но Яхия остановил её:

— Мне ничего не надо, мама. Я возьму только краски и снова пойду на канал.

Он подошёл к двери и услышал голос Камилы. Она говорила громко и сердито:

— Так нельзя, Ай! Что это, Ай! Бобы стынут, а ты ещё в постели. Ай-ай, Ай!

Яхия схоронился у двери. Теперь он видел, как Камила оправляла платье на кукле и продолжала суровым тоном:

— Ты хочешь, Ай, чтобы я тебя нашлёпала? Вчера, когда я капризничала, мама меня шлёпнула — ещё как! И тебе попадёт. Ты не думай, Ай: если я тебя люблю — значит, буду всё прощать. Вставай сейчас же! Пойдём на канал. Там теперь много людей. Там так весело…

Яхия всё стоял у двери, чтобы не помешать игре Камилы.

Ай! Когда отец, заработав в один из дней больше чем обычно, принёс маленькой Камиле куклу, она воскликнула:

— Ай!

Это и стало именем куклы.

Камила проводила с Ай все дни и даже ночи: Ай лежала рядом с ней на подушке.

Когда Яхия вошёл, Камила бросилась к нему:

— Ты будешь дома?

— Нет, Камила, я сейчас вернусь на канал.

— Меня возьмёшь?

— Ты там соскучишься. Я же буду рисовать.

— Нет, не соскучусь. Мы пойдём вдвоём с Ай. Она ещё не видела канал.

— Ну, раз не видела, пойдём…

Яхия сидел на маленьком складном стульчике и, чуть прищурившись, смотрел, как белый пароход медленно двигался по каналу. Потом Яхия нагибал голову: на коленях у него была доска с наколотым на неё чуть шершавым листом бумаги. Молодой художник делал несколько быстрых штрихов, и вот уже на бумаге появлялись контуры белого парохода.

Камила тронула брата за плечо:

— Как это тебе удаётся, Яхия?

— Я сам не знаю. Мне кажется, что кто-то водит моей рукой. Я вижу красивое, и мне хочется записать это, как можно записать песню. Ты поняла меня?

— Нет, — сказала Камила.

Снова внимательные глаза Яхии, как бы прицеливаясь, выхватывали из окружающего какой-то уголок канала и быстро переносили его на бумагу.

Камила и Ай расположились за спиной Яхии на траве. Здесь медленно ползала большая черепаха, и Камила, протянув к ней руку, говорила кукле:

— Ты, Аичка, не бойся её. Она не кусается — я знаю. Яхия приносил мне один раз черепаху. Смотри, какая у неё костяная спина. Видишь? Черепаха может баловаться, сколько захочет, а её не нашлёпаешь. Только руки себе отобьёшь об этот панцирь. А черепахе не больно. Счастливая, да?..

Яхия слышал весь этот разговор и улыбался: подумать только, что совсем недавно это было — Яхия прибежал с улицы, где он играл с мальчишками, и отец сказал ему: «А у тебя сестричка».

Камила была тогда чуть побольше Ай. Как быстро пролетело время!

Бормотание Камилы не мешало Яхии. В тот день время за работой прошло совсем незаметно.

На пути домой Яхия взял Камилу на руки. Он был сильный — Яхия. В одной руке он нёс сложенный стульчик, картину и краски, а на другой спала сестрёнка. Её тёплая щека касалась его щеки, и от этого Яхии было очень-очень хорошо.

15

Поздней осенью Яхия закончил свою картину. Она стояла прислонённая к стене, и казалось, что в маленькую комнатёнку Мустафы вошло голубое небо над Суэцким каналом, спокойная бирюзовая вода принесла прохладу, поплыли к морю великолепные корабли. И на каждом из них реял зелёный флаг Египта.

— Что скажешь, отец? — спросил Яхия, показывая картину.

— Э-эй, спроси своих учителей, — сказал Мустафа. — Я бедный носильщик. Я не учитель.

— Нет, отец, ты и мама — мои первые учителя. Скажите, нравится вам моя картина?

— Нравится, — сказал Мустафа.

— Очень, — добавила Фатьма.

— И мне! — Маленькая Камила, разбежавшись, прыгнула на руки Яхии и поцеловала его: — Это не картина, а окно на канал. Правда? От картины ведь стало светлее в комнате. Правда?

Всей семьёй картину обёртывали в чистый холст. Яхия пошёл в школу. В тот день он получил похвалу от учителя живописи. «Передай своим родителям, — сказал учитель, — что я поздравляю их с талантливым сыном».

Это была радостная осень в семье Мустафы. Египетская осень, которую можно сравнить только с нашей русской весной или началом лета. Ведь осенью в Египте приближается пора второго, зимнего урожая. В это время на огородах снимают вторично созревшую капусту и огурцы, а на полях кукуруза поднимается выше человеческого роста.

В осенний день на рынке особенно оживлённо, и потому у Мустафы всегда бывала работа. Он поздно приходил домой. Но теперь часто случалось, что Яхия задерживался в школе и приходил позже отца. Халат Яхии был испачкан красками, и вся семья Мустафы гордилась этим.

Увидев брата, Камила обычно кричала:

— Покажи что принёс! Покажи!

Яхия брал её на колени и показывал ей книги и большие альбомы с рисунками. Иногда это были гипсовые головы, фигуры людей или просто шары, кубы вроде детских кубиков.

Камила с большим интересом рассматривала всё, что показывал ей Яхия. Ведь это рисовал её брат — художник.

Если Яхия приходил раньше отца, семья ждала Мустафу. Только с его приходом садились за стол. Но с некоторых пор за столом этим не было весёлых разговоров и смеха. Взрослые говорили о чём-то шёпотом либо так, чтобы не поняла Камила…

К границам Египта подходили танки. В ближайших к Египту портах стояли вражеские военные корабли, которые уже заряжали орудия боевыми снарядами. С больших транспортных самолётов у самых границ Египта прыгали парашютисты, вооружённые автоматами и пулемётами.

Египет — небольшая страна. Ей угрожали страны, имеющие в десятки раз больше солдат, в сотни раз больше военных кораблей и самолётов.

Капиталисты, разбогатевшие на Суэцком канале, хотели во что бы то ни стало вновь захватить его… Это они посылали войска к границам Египта, пытаясь пушками запугать египтян. Капиталисты, захватившие Суэцкий канал, построенный египетскими рабочими, привыкли получать прибыль от каждого парохода, проходящего мимо Порт-Саида…

Как-то ранним осенним вечером, уложив Камилу и убедившись, что она заснула, Фатьма сказала:

— Они не посмеют стрелять по городу. Ведь мы же ничего плохого не сделали им. Так я говорю, Мустафа?

— Нет, — сказал Мустафа. — Богачи жаднее бедняков. У кого много золота, тот всегда готов пролить кровь, лишь бы добыть его ещё и ещё. Недавно я грузил вещи одного иностранца. Он тоже из тех, что разбогатели от прибылей нашего канала. Уезжая, он сказал: «Мы уходим, но мы ещё вернёмся, вернёмся!»