Глеб Паншин - Веселая дорога Страница 13

Лес оказался только по названию Каменным, а на самом деле он был живым и замечательно красивым. По-моему, это вранье, что лес зимой спит и ничего не слышит, не видит. Он не спит, а только дремлет и отлично замечает все, что делается. Это особенно чувствуется, когда идешь на лыжах в полной тишине. Снег под лыжами вроде бы шепчет, а деревья передают этот шепот друг другу.

Сашка привел нас на большую поляну и скомандовал привал на обед. Он достал из своего рюкзака котелок, две пачки гречневой каши с мясом и деревянные ложки. Мы разложили костер, и через час свершилось новое чудо — гречневая каша на воде из снега.

Пока мы сидели у костра и ели кашу, у нас незаметно начался разговор о том, кто кем хочет быть, когда закончит школу. Врать нечего, я первый заспорил, что быть изобретателем — самое замечательное. И тогда Сашка сказал:

— Давайте не будем спорить. Пусть каждый расскажет свое, а Гаврилыч у нас будет судьей.

— Где мои пятнадцать лет?! — с радостью согласился Гаврилыч. — Мне бы лучше поспорить, но раз надо судить, то валяйте, соревнуйтесь. Только чур, без вранья. Мы начали по кругу с Федора.

— Я вот иногда, — сказал Федор, — что-нибудь увижу новое, интересное, и мне сразу хочется взяться за это дело. А пройдет несколько дней, я снова хочу быть водолазом. Я решил стать водолазом, когда посмотрел кино «Гибель «Орла». Потом книжки еще читал «Бешеная акула» и «Подводные мастера» писателя Золотовского. Мне больше всего нравится, что никто, кроме водолазов, не знает по-настоящему, какова жизнь на дне моря. Они могут и затонувший корабль отыскать, и клад или еще что-нибудь интересное. У меня дома целая пачка вырезок из газет и журналов про водолазную работу. Я, между прочим, на Черном море хочу работать. Там тепло и разных фруктов хоть отбавляй.

— Все? — спросил Гаврилыч, когда Федор кончил.

— Все, — ответил Федор. — Но еще я люблю нырять с маской в плавательном бассейне. Это, наверное, в счет не идет, как и фрукты?

— Все идет в счет, — сказал Гаврилыч. — Здорово! Завидую Федьке! Я бы тоже на водолаза согласился учиться, чтобы за морскими ракушками нырять.

А Сашка признался:

— Я не знаю, кем буду. Я, например, больше всех уважаю Максима Горького. Он в молодости прошел пешком тыщу километров. Когда он шел, то не знал, кем будет. А увидел, узнал, как трудно живется людям при царе, и выбрал себе главное дело — стал писателем, чтобы помочь народу добиться хорошей жизни. Он и про Данко для этого написал.

— Значит, ты хочешь стать путешественником и писателем? — спросил Гаврилыч. — Я думал, ты чемпионом по гимнастике будешь.

— Гимнастика — это само собой. Я чемпионом очень хочу стать. Но прежде, чем выбрать главное, обязательно напутешествуюсь.

— Завидую путешественникам! — воскликнул Гаврилыч. — Где мои пятнадцать лет? Я бы прямо сейчас хоть в Африку, хоть в Тулу. Здорово Сашка насчет путешествий придумал!

— А я, — сказала Танька, — поступлю в медицинский институт, стану врачом и уеду на Чукотку лечить эскимосов.

— Почему эскимосов? — удивился Гаврилыч. — Тебе что, здесь людей мало?

— Раз я решила лечить эскимосов, значит, так и будет!

— Ну, и лечи себе на здоровье! — махнул рукой Гаврилыч. — Доктором тоже хорошо быть. Другим людям можно горчичники и рыбий жир прописывать, а себе только вкусные лекарства или витамины в крайнем случае. Завидую Таньке! Валяй, Тимка, теперь ты рассказывай.

К ответу я был давно готов.

— По-моему, самое интересное — стать изобретателем. Лично я могу с утра до вечера мастерить. Например, из четырех сломанных велосипедов можно сделать такой вездеход, который по снегу и вообще по любой дороге будет мчаться, как вихрь.

На таком вездеходе можно запросто сгонять на Чукотку к Танькиным эскимосам, а если надо, то и на Черное море к Федору.

— А ты не врешь? — спросил Гаврилыч.

— Зачем мне врать? Изобретатели все могут, они до всего додумываются собственной головой и мастерят свои изобретения тоже собственными руками.

— Тогда ты прав, — согласился Гаврилыч. — Изобретателем быть — это очень здорово. Мне даже завидно стало.

Тут я не вытерпел.

— Чего ты всем говоришь: здорово, завидую! Ты лучше рассуди нас по справедливости, если тебя судьей выбрали.

— А я, честное слово, всем завидую! — сказал Гаврилыч. — Потому что мне все нравится.

— Как же ты будешь первенство определять? — спросила Танька.

— Очень просто. Раз мне все нравится, значит, всем вам я присуждаю второе место. А первое место себе заберу.

— Почему же тебе — первое? — спросил Федор.

— А потому, что я строителем буду. Я построю самый красивый и самый замечательный в нашем городе дом. И все мы в этом доме будем замечательно весело жить

И тогда Федор крикнул:

— Бей судью!

Тут мы устроили кучу-малу, и всем стало весело.

Обратная дорога оказалась в два раза легче. Это было еще одно чудо. Боюсь, что скоро у меня накопится столько чудес, что я запутаюсь, где чудо, а где просто так.

Когда мы расходились по домам, Сашка сказал мне:

— Никогда не думал, что ты так любишь лыжи. Теперь я за твое ГТО по лыжам спокоен. А насчет остальных норм тебе еще попыхтеть надо.

Наверное, дедушка написал родителям серьезное письмо обо мне. Потому что отец безо всякого повода с моей стороны вдруг сказал:

— Если хочешь, по вечерам я буду вместе с тобой собирать ламповый радиоприемник.

— Еще бы не хотеть! — обрадовался я.

— А по утрам давай займемся гантельной гимнастикой. Ты попроси Михаила Ивановича составить комплекс упражнений. Я ведь инженер и по части физкультуры у меня, понимаешь ли, образования не хватает.

— Ты лучше помоги мне с приемником, — сказал я отцу. — А по физкультуре меня Сашка буксирует.

— Хорошо, — согласился отец.

Между прочим, я заранее знал, что он именно так и ответит. Ведь заниматься моим физическим воспитанием не у каждого хватит пороху — нужно адское терпение. Такое, как у Сашки, например.

Сашка буксирует меня по-прежнему изо всех сил. И я снова живу нормальной человеческой жизнью. Времени лишнего у меня нет совсем, но я почему-то все успеваю. Даже в фотокружок мне захотелось ходить не для отвода глаз, а чтобы научиться фотографировать по-настоящему. Фотоаппарат мне скоро понадобится, у меня уже насчет этого есть кое-какие планы.

Мышцы мои болят от физических упражнений, как и раньше, но не так сильно, и Сашке хватает работы выпаривать из меня кефирную, то есть молочную кислоту.

Врать нечего, иногда я так устаю, что мне хочется сказать Сашке: «Провались ты со своей физкультурой!» Но пока я терплю. Тем более, что я теперь завяз в физкультуре по уши, — не только практически, но еще теоретически.

Недавно после урока физкультуры Михаил Иванович велел мне задержаться и сказал:

— Твои друзья, Ерохин, — он кивнул в сторону Таньки и Сашки, — просят, чтобы я разрешил тебе выступить на спортивном вечере с докладом. Уверяют, что у тебя есть способности и ты не подведешь. Доклад, конечно, тебе не под силу сделать, а вот рассказать кое-что об истории спорта нашей области ты, пожалуй бы, смог. Да вот беда — насколько я могу судить, ты принципиальный противник физкультуры и спорта.

— Врать нечего, — ответил я честно, — лично я физкультуру и спорт не люблю. Но если это нужно для всех, то согласен, не подведу. То есть, я хотел сказать, постараюсь не подвести.

— Посмотрим, — заметил Михаил Иванович. — На следующей неделе я еду в Тулу по делам. Попросись у родителей, чтобы тебя отпустили со мной. Кое в чем я тебе помогу.

Но это «кое в чем» оказалось очень многим. Я даже рассказать обо всем не сумею.

В Туле Михаил Иванович и я побывали в гостях у Константина Васильевича Суханова. Ему давно перевалило за семьдесят лет, а он помнит про все лучше молодого. В 1918 году он участвовал в первом чемпионате РСФСР по велосипеду на треке и стал призером этих соревнований. Любопытно, что раньше велосипедисты иногда соревновались с лошадьми и обгоняли их. Много интересного рассказал Константин Васильевич о тульских спортсменах. Потом он повел меня в сарай, где стоял старинный велосипед, который называется «паук». В сравнении с обычными велосипедами этот «паук» неуклюжий и смешной. Переднее колесо у него огромное, а заднее совсем маленькое. Константин Васильевич погладил велосипед рукой и сказал:

— Добрый конь, только с норовом. Плохого седока сразу сбросит. Хочешь покататься на нем, приезжай летом.

Он пощупал мои бицепсы и добавил:

— А силенку подкачай. «Паук» слабаков не любит.

— Подкачаю, — обещал я и нечаянно соврал. — Это я только с виду такой, а на самом деле в двух спортивных секциях занимаюсь.