Звезды не гаснут - Нариман Джумаев Страница 13

Но ведь если он погибнет, то никогда… он никогда не увидит больше Аксона, и никто даже не узнает, где лежат его кости…

Внезапно он почувствовал резкую боль. Да, он не мог дальше двигаться, он заболел, он не мог подняться и сесть в седло.

Горелик в растерянности смотрел на Мамеда, который стонал и корчился на песке у его ног.

— Что с тобой, Мамед? Ну, потерпи, брат, потерпи. — Он то смотрел на часы, то на Мамеда. — Слушайте, сделаем так: я пойду один, а ты, Айдогды, доставь Мамеда к колодцу. Не можем ведь мы бросить товарища в беде.

— Нет! — простонал Мамед, пытаясь подняться. — Нет. Я не останусь… Я пойду с вами. O-o-o! Нет, идите сами. Я догоню вас… приказ надо выполнять.

— Ладно, — сказал Горелик. — Приказываю тебе остаться здесь. Замаскируйся, лежи и не двигайся.

И двое всадников двинулись вдоль подножья громадной песчаной волны. Они были настороже, ничто не ускользало от острого взора, но кругом царило извечное, ничем не нарушаемое однообразие пустыни. Тишина, никаких следов, и повсюду взгляд встречает только морщинистые склоны барханов.

От уставших, вспотевших коней валил пар.

— Отдохнем немного.

Горелик вскарабкался на вершину бархана и тут же кубарем скатился вниз.

— Что случилось?

— Быстрее надевай на коней торбы. Заржут — пропадем…

— Басмачи?

— Здесь, рядом. Если бы не остановились, нарвались бы прямо на них. Скачи назад с донесением.

— А как же ты? Я не оставлю тебя, — упрямо сказал Айдогды.

— Это приказ. Выполняй.

Но не успел Тахиров отъехать и ста шагов, как раздался выстрел, и конь под ним взметнулся на дыбы и повалился на бок. Айдогды успел выброситься из седла, змеей пополз к зарослям саксаула. И замер там.

Но сколько ни прислушивался он, сколько ни вглядывался, ничего не услышал и не увидел. Тогда, вытащив лопатку, он принялся аккуратно, как на учениях, отрывать окоп. Думал он при этом только об одном — как там Горелик…

А Горелик ругал себя на чем свет стоит. Так глупо попасться в ловушку! С самого начала они действовали неправильно. Ведь и дураку ясно, что в густых зарослях саксаула могли укрыться басмачи. Он обязан был предусмотреть возможность засады. Надо было ехать порознь, сохраняя дистанцию; тогда в случае нападения или засады хотя бы один из них имел возможность уйти от преследования и предупредить эскадрон.

Да, ему не было оправдания. Ведь в военном деле нет мелочей, потому что за любую ошибку, за любую оплошность одна расплата — смерть. А что может быть хуже смерти? Только невыполнение боевого приказа.

Но теперь поздно было корить себя, надо было действовать, и уж коли попал в ловушку — держаться, держаться до последнего вздоха, пытаясь нанести врагу как можно больший урон.

Горелик лежал на верхушке высокого бархана, заросшего густым саксаулом. Это была позиция, вполне подходящая для обороны. С тыла его защищал Айдогды, а впереди, отделенный лощиной метров в сто шириной, тянулся высокий вал. Хорошая позиция, можно держаться, надо только не угодить под меткий выстрел — тогда конец, погибнешь нелепо, зазря. И Горелик вжался в песок, стараясь не шевелиться. Пусть нападают. Многим придется лечь в песках навсегда, прежде чем до него доберутся…

* * *

Мамед Широв лежал, растянувшись, на мягком песке. Боль отпустила его. Какое облегчение почувствовал он — словно беда миновала. Все-таки какая хорошая штука — жизнь. Жизнь и свобода. И молодость. И конечно, любовь.

Мамед перевернулся на спину, потянулся. Он вспомнил Аксона. Вот кончилась служба, и она встречает его. «Ты похудел, Мамед, — ласково скажет она. — Трудно было, наверное, на военной службе». Она спросит его: «А с басмачами ты встречался? Участвовал в боях? Ведь ты такой храбрый, а вот я не смогла бы, испугалась…»

А он — что он ей ответит?

Мамед сел. Он расскажет ей все, как было. Разве он не вызвался первым идти в разведку вместе со своими друзьями? Разве он побоялся остаться в песках, сраженный болезнью? Разве кто-нибудь может обвинить его хоть в чем-то — все ведь знают, что однажды он уже попал в госпиталь из-за внезапной рези в животе.

И вдруг он снова увидел лицо Аксона. Но не ласковым было оно, и уже не светились нежной улыбкой ее глаза. Они горели гневом, и в них было презрение. «Ты предал своих товарищей, Мамед. Ты трус».

Мамед вскочил, словно его укусил скорпион. Он оказался трусом. Лучше, во сто раз лучше погибнуть от вражеской пули, чем жить с клеймом труса и предателя.

Он уже сидел в седле. Следы копыт четко прочерчивали его путь к горизонту. Скорей! Надо спешить. Когда впереди показались заросли саксаула, он попридержал коня. Здесь надо быть осторожным — так учили на тактических занятиях. Въезжать в заросли не надо, не сделав предварительно круг. Но следы ведут прямо. Почему поехали так Горелик и Тахиров? Неужели ошиблись?

И он спешился, ползком взобрался на вершину самого высокого бархана, притаился в кустах саксаула.

Ничего подозрительного он не увидел и хотел уже было спуститься вниз, когда на вершине одного из самых дальних барханов что-то блеснуло. Через некоторое время блеснуло опять, а затем шевельнулась ветка. Видимо, Горелик с Тахировым нарвались на засаду. Что делать ему, Мамеду Широву, как он должен поступить? Если пойти к ним на помощь — он тоже попадет в засаду. Вернуться и сообщить своим? «Но что я скажу командиру? Ведь я не видел басмачей своими глазами. Мне просто показалось. Недаром в народе говорят: «У того, кто боится, в глазах двоится».

И вот он уже снова в седле. Но что это? Где-то вдалеке заржал конь. Теперь Мамед продвигался вперед шагом, тихо. И тут увидел следы коней. Широкая полоса следов пересекала низину и уходила за бархан. Если судить по следам, всадников было не меньше сотни. А вот и не высохший еще помет… Он повернул коня. Скорей. Скорей в Орта-кую. Дорога впереди — не меньше чем на час. Но что значит «не меньше», если товарищи в беде. За полчаса, Мамед Широв, ты должен добраться до своих, за полчаса. Выдержит ли конь, выдержит ли верный Гарагулак полчаса непрерывной скачки!

Выручай, Гарагулак!

Конь несся галопом, прижав уши. Пот с него катился градом, и Мамед всем телом чувствовал, каким горячим был Гарагулак, как нелегко приходилось ему.

Уже у самого Орта-кую встретил Мамед передовых дозорных своего полка.

— Скорее доложите штабу, — прохрипел Мамед, — банда прошла у вала Оджарлы…

Один из дозорных тут же ускакал.