Шандор Тот - Второе рождение Жолта Керекеша Страница 14

— Стой на месте! — сдавленно крикнул он. — Здесь волков нет!

Помертвев, не смея даже пошевельнуться, оба смотрели на зверя.

— Что нам делать? — прошептал Дани.

Жолт неожиданно встрепенулся.

— Собака, — кратко сказал он.

Дани с облегчением вздохнул и начал нервно посмеиваться.

— Ну, вот вам! Собака, черт ее подери! Знаешь, старик, я ведь чуть не хлопнулся без сознания.

— Перестань ржать! Весь вопрос в том, какая это собака.

— Какая? А нам что за дело? По-моему, самая обыкновенная. Не все ли равно, какая. Такая, как есть. Тощая. — Дани так и сыпал словами.

Страх исчез, и в глазах его вновь засветилась жизнь. Невдалеке от кустов стоял не серый голодный волк, а облезлая, тощая собака. Ее выжидательная, настороженная поза и поджатый хвост говорили о том, что в любую секунду она готова удрать.

— Мне не все равно, — сказал тихо Жолт.

Он не спускал с собаки глаз и стоял неподвижно, будто ждал нападения.

— Но почему? Почему? Я просто не понимаю! — простонал Дани.

— Потому что мне интересно, здоровая она или бешеная.

— Этого еще не хватало! — вырвалось у Дани с прерывистым вздохом.

— Теперь понимаешь, что это не все равно? — сказал Жолт.

— Да, конечно, — упавшим голосом сказал Дани и застыл, с надеждой глядя на Жолта.

Ему было ясно: Жолт знает, что надо делать.

— Дай мне бинокль! — потребовал Жолт. Приставив бинокль к глазам, он заявил: — Пены на губах нет.

«Слава богу», — хотел пролепетать уже Дани, по слова застряли у него в горле, потому что Жолт вдруг нагнулся, схватил с земли камешек и швырнул в собаку. Та прыгнула в сторону и пустилась наутек. Но у ближайших деревьев остановилась и, повернувшись как-то боком, с несчастным, вызывающим жалость видом укоризненно поглядела назад.

— Рефлексы у нее неплохие, — сказал Жолт.

Он действовал и говорил со знанием дела, и это очень нравилось Дани.

— Значит, не бешеная? Да? — спросил он.

— Не бешеная, — ответил Жолт.

— Тогда к чертям ее, и пошли, — сказал Дани.

— Пошли.

Жолт чуточку сник.

Заметно со всех сторон их обступали сумерки. Идти было еще добрых четверть часа и все лесом. Кругом царила глубокая тишина, и сверху тоже опускался на лес все темнеющий синий сумрак.

Шли быстро. Жолт пропустил Дани вперед, а сам украдкой то и дело оглядывался. Он знал, что собака бежит за ними. Вот тощее серое существо показалось у Мельничьего ручья и, остановившись, недоверчиво смотрело на мост: ступить или не ступить?

Жолт почувствовал, как в груди у него что-то тупо заныло и перестал оглядываться. Приключение было, конечно, интересным, но началось слишком поздно. Сейчас они сядут в поезд, а собака останется здесь. Кто-нибудь о ней «позаботится». Может, уведет живодер, а может, пристрелит обходчик. В конце концов, все равно. Жолту про эту встречу хотелось забыть.

И правда, когда они подошли к окраине Зебегени, он о ней почти что забыл. Во всяком случае, было ясно: как бы ни началась эта история, сегодня она и закончилась.

Во всем, что случилось после, Жолт был виновен лишь со строгой отцовской точки зрения.

Когда они вышли из леса, собака шла по их следу, уже не скрываясь. Она трусила за ними, отстав шагов на пятнадцать — двадцать. Останавливались они, останавливалась она. Вид у нее при этом был смущенный и какой-то робко-выжидательный. Может быть, она помнила о брошенном в нее камне.

— Забавная собака, — заметил Дани. — Она, наверно, тащилась бы за нами до самого дома.

— Не сомневаюсь, — откликнулся Жолт. — Но ее все равно не пустят.

— Кто не пустит? — не понял Дани.

— Без намордника собак перевозить запрещается.

— Куда ты страшилище это хочешь везти?

— Никуда, — сказал Жолт, и настроение у него испортилось окончательно.

— Эта уродина-беспородина, — сострил Дани.

Жолт поморщился и оглянулся: собака осторожно плелась за ними. Жолт остановился, собака негнущимися ногами сделала еще несколько неуверенных шагов и тоже остановилась. Жолт окинул ее взглядом с долей брезгливости, «Уродина-беспородина, — подумал он. — Ну и что! Шерсть чуть заметно кудрявится, ноги прямые, как палки. Среди ее предков был, наверное, фокстерьер или овчарка. А головой она похожа на волкодава; шкура ржавого цвета, местами ободрана, это следы жестоких и частых боев — да, мини-волкодав с курчавой шерстью. Любопытная штучка. Бока очень впалые. Зато грудная клетка выпуклая, широкая. Но почему она голову держит набок?»

— В общем, ты не красавица, — сказал он ей тихо.

Собака чуть-чуть повернула голову, навострила уши и села. Сейчас вид у нее был куда лучше. Если можно так выразиться — просто более «человеческий» вид.

— Поди сюда! — нерешительно, словно пробуя, позвал ее Жолт.

Собака сразу зашевелилась. Она легла на вытянутые лапы и, двигая взад и вперед ушами, проползла на животе несколько метров, дважды хлопнула хвостом по земле, потом внимательно уставилась в лицо Жолта.

Движения эти так красноречиво просили о дружбе, что сердце Жолта учащенно забилось. Впервые.

Дани с любопытством поглядывал то на Жолта, то на собаку.

От собаки их отделяло не более полутора метров. И теперь уже оба знали, почему она голову держит набок: один ее глаз был лучистый и карий, второй — мутновато-серый.

— Она слепая, — сказал Дани, и голос у него чуть заметно дрогнул.

— На один только глаз. На этом глазу у нее бельмо. Можно сделать ей операцию, — сказал быстро Жолт.

По этому заявлению было ясно, что планы его зашли далеко. Дани промолчал.

— Она старая, — наконец сказал он.

— Нет, не старая, — сказал Жолт.

— Откуда ты знаешь?

Вместо ответа Жолт снова позвал собаку.

— Поди сюда! — сказал он тихим, теплым голосом.

Если бы в этот миг кто-нибудь чутким ухом приложился к сердцу Жолта, он услышал бы, как оно сильно забилось — сегодня во второй уже раз.

Собака моментально повиновалась. Она подползла к ногам Жолта, положила на них голову и глубоко-глубоко вздохнула.

Предсказание Жолта сбылось — в поезд их не пустили.

Задумчивые, растерянные, они вели собаку на веревочке по улицам Зебегени. Потом напоили ее из водокачки, накормили остатками мясных консервов, и собака доверчиво приняла еду и питье из рук Жолта. Она трусила с ним рядом, словно целую жизнь он был ее хозяином.

На ходу они ее окрестили.

— Удалец. Давай назовем ее Удалец, — предложил Жолт.

— Может быть, лучше Хитрец? — отозвался Дани.

— Ладно. Пусть будет Хитрец, — став покладистым, согласился Жолт, не без основания опасаясь, как бы Дани опять не захныкал, что они опаздывают.

Было половина седьмого. Еще час, и настанет кромешная тьма, а о том, как они доберутся домой, Жолт имел весьма смутное представление.

Но удача их сегодня не покидала, как и эта привязавшаяся собака: на шоссе их подобрал самосвал. В неуютном железном кузове собака сделалась беспокойной; шум мотора, очевидно, внушал ей страх, но бежать она всерьез не пыталась. Возле Ва?ца их взял в машину еще один добрый шофер. Они мчались к Пе?шту в открытом грузовике и дрожали от холода. Это был грузовик, в котором днем возили песок, и когда на Вацском шоссе они слезли и простились с водителем, то с минуту изумленно таращились друг на друга: оба с головы до ног были покрыты желтовато-белой пылью.

— Ничего, дома отмоемся, — сказал Жолт, чтобы утешить Дани, чьи расклешенные синие джинсы сделались совершенно белыми.

В трамвае Жолт по всем правилам купил собаке билет, и, пока с контролером велась дискуссия, считать ли намордником намотанную ей на нос веревку, они доехали до Западного вокзала. Потом их высаживали еще несколько раз, и все-таки они добрались до дома быстрее, чем если бы ехали поездом.

На площади Па?шарет Дани с мягким сочувствием попрощался.

— Только девять часов. Значит, у меня все в порядке. А у тебя? — спросил он, поглядев на собаку.

— Не беспокойся! Привет! — ответил Жолт, и голос у него даже не дрогнул.

На самом же деле от волнения его стало подташнивать. А кроме того, ему было стыдно, что он боится, страшно боится ожидавшей его дома баталии и других непредвиденных последствий. Но он все-таки крикнул собаке:

— Пошли!

Забежав немного вперед, собака туго натянула веревочный поводок. Жолт ее с досадой одернул, и собака сразу подладилась под его шаг.

На углу Жолт остановился. Ему надо было передохнуть и собраться с силами. Он сел на корточки и прислонился спиной к ограде. Ласково помахивая мохнатым хвостом, собака уселась рядом, потом доверчиво прижалась к его коленям понуренной головой и затихла.