Борис Никольский - Мужское воспитание Страница 14

Возле тренажера толпились солдаты.

Солдаты были в трусах и в спасательных жилетах — как в панцирях. Широкие противогазные коробки были подвязаны у них высоко на груди, почти у самых ключиц, и вообще солдаты сейчас больше смахивали на аквалангистов или на исследователей иных миров — героев научно-популярных фильмов, чем на танкистов. Я даже не сразу узнал среди них моего знакомого сержанта Колю Быкова. Он первый подмигнул мне, и я тоже подмигнул ему в ответ.

Мишку сразу заинтересовало устройство противогаза, таких противогазов он еще никогда раньше не видел, но я его потащил к маленькому окошечку в броне тренажера.

Мы оба прижались носами к этому окошечку и сквозь толстое, похожее на слюду тусклое стекло различили там, внутри башни, словно в огромном аквариуме, фигуры солдат все в тех же спасательных жилетах и противогазных масках. Они шевелились, что-то показывая друг другу жестами, а внизу подле них, постепенно поднимаясь, плескалась вода.

— Затопляют! — прошептал Мишка.

Отец ударил по броне металлическим стержнем, и оттуда, изнутри, донесся приглушенный ответный звук. И от этого перестукивания мне вдруг сделалось жутковато. Совсем недавно я читал рассказ о затонувшей подводной лодке. Там точно так же водолазы перестукивались с уже умирающими, задыхающимися подводниками, наглухо замурованными в отсеках…

— Смотри! Смотри! — прошептал Мишка.

Вода медленно поднималась, вот она уже окутала солдат по пояс, вот скрыла противогазные коробки, вот коснулась подбородка самого низкорослого из солдат и поползла дальше, обволакивая лица в резиновых масках. Еще минута — и вода лизнула снизу крышку люка. Струйки воды потекли сверху по броне.

В следующий момент крышка люка откинулась, и солдаты по одному, помогая друг другу, начали выбираться из люка. Они спрыгивали с брони и отряхивались, точно после купания где-нибудь на берегу речки. Маски они снимали быстро, но все же не настолько, чтобы кто-то мог подумать, будто им уже совсем невмоготу.

И в эту минуту я вдруг услышал позади, за спиной, раздраженный, срывающийся голос:

— Да задыхаюсь я в нем! Не могу — задыхаюсь!

Мы с Мишкой разом обернулись и у бассейна, возле самой лесенки, ведущей в воду, увидели высокого худого солдата. Солдат, вероятно, только что вылез из бассейна — снятая мокрая маска противогаза болталась у него на груди, с обвисших трусов стекала вода. Лицо его было мне знакомо, и не просто знакомо, как были знакомы лица почти всех танкистов из отцовской роты — нет, этого солдата я хорошо знал, я даже разговаривал с ним, только сейчас, сразу, я не мог вспомнить, где и когда.

— Не могу я дышать! Не дышится! — повторял он с озлобленной настойчивостью. — Я же, товарищ капитан, сразу почувствовал, что противогаз неисправен, и старшине сразу сказал. А он: «Ничего, — говорит, — надевайте…» Что же, теперь задыхаться я в нем должен?..

Солдат говорил торопливо и взволнованно и, кажется, не собирался останавливаться.

— Погодите, Морковин, — перебил его отец. — Вы в самодеятельности никогда не участвовали?

— Что? — удивился солдат.

— В самодеятельности, говорю, не участвовали? В инсценировках по басням великого баснописца Ивана Андреевича Крылова не играли?

Морковин озадаченно молчал.

— Не играли? Тогда что же вы на меня смотрите, как ягненок на волка? А, Морковин?

Я-то не раз уже замечал за отцом эту манеру — спросить вдруг что-нибудь неожиданное, вроде бы совершенно не относящееся к делу, — удивить, озадачить своего собеседника, так что тот сразу останавливался на полуслове. Вообще-то это был неплохой способ, я так думаю. Я даже однажды вообразил себе такую картину: ты начинаешь оправдываться перед Анной Сергеевной, ты уже заранее приготовил длиннющую речь и чем ее разжалобить — заранее продумал, а она вдруг обрывает тебя неожиданно и спрашивает, к примеру: «Серебрянников, вы сегодня на завтрак что ели?» И всё — ты разинул рот от удивления, ты замолк, вся твоя речь безнадежно забыта, класс, конечно, хохочет — одним словом, полный провал. Ясное дело, Анна Сергеевна никогда так не поступит, она всегда очень внимательно и терпеливо выслушивает все наши объяснения, и мы пользуемся этим и запутываем ее в своих бесконечных доводах и оправданиях…

— Ну вот что, Морковин, — сказал отец, когда солдат пришел в себя и немного успокоился. — Вы мне сказки не рассказывайте, противогаз ваш вполне исправен. И из головы вы эту чепуху выкиньте. Надевайте противогаз и марш в воду! Ну-ка, быстро!

Морковин набрал в грудь воздуха, натянул маску и обреченно полез в бассейн.

— Ну, дает Морковка! — сказал сержант Коля Быков и засмеялся.

И я засмеялся вслед за ним. А вслед за мной — Мишка.

Морковин погрузился в воду, но одной рукой он продолжал цепляться за ступеньку лесенки — никак не решался от нее оторваться.

Он скрылся под водой и тут же вынырнул снова.

— Ну как, Морковин? — наклоняясь к нему, спросил отец.

Солдат неопределенно пожал плечами.

— Да вы дышите ровно. Главное — ровно. Вспомните, как вас учили. Ясно?

Морковин кивнул и опять нырнул в бассейн. Теперь только бледно-зеленая макушка противогазной маски тускло просвечивала сквозь мутноватую воду. Крупные серебристые пузыри один за другим вырывались на поверхность.

— Ну что он вытворяет! Что вытворяет! — сердито приговаривал отец, хотя я никак не мог догадаться, чем он недоволен.

— Ну вот, ясное дело! — сказал отец, когда голова Морковина снова высунулась из воды.

Непослушными пальцами Морковин сдирал маску, а она точно липла к лицу, не хотела сниматься.

Глаза у него были ошалелые, испуганные — один раз я уже видел такие глаза у мальчишки, который тонул в речке прошлым летом.

Ртом Морковин торопливо хватал, заглатывал воздух.

— Не, не могу я! Говорю — противогаз не работает. Что я, нарочно? Вон меня уже колотун трясет!

Его, и правда, била нервная дрожь, худые руки и ноги покрылись сизыми пупырышками.

Мишка перестал смеяться и испуганно смотрел на него. А Морковин оглядел солдат, словно ища у них поддержки и сочувствия, взгляд его скользнул и по нашим лицам — и тут я сразу вспомнил, откуда я его знаю. Это он помог мне однажды пробраться на фильм «только для взрослых» вопреки всем запретам — он был тогда патрульным и пропустил меня в клуб. Тогда, в парадной форме, с автоматом и с красной повязкой на рукаве, конечно, он не выглядел таким смешным и беспомощным, как сейчас.

На секунду его взгляд задержался на мне, и я сделал каменное лицо, я не узнавал его — почему-то мне не хотелось, чтобы Мишка Матвейчик, и сержант Коля Быков, и все остальные вдруг увидели, что этот солдат — мой знакомый.

Но и ему сейчас, наверно, было не до меня.

— Понимаете, Морковин, вы просто боитесь, — убеждал его отец. — Вам надо преодолеть страх. Переломить самого себя. Ничего с вами не случится.

— Да не боюсь я! — отвечал Морковин. — Противогаз у меня негодный! Я старшине сразу говорил — негодный противогаз! Так и задохнуться недолго. А он говорит…

— Давайте сюда ваш противогаз, — резко сказал отец. — И жилет тоже снимайте. Быстро!

Я не успел опомниться, не успел еще сообразить, что́ он задумал, как отец уже разделся и уже натягивал на себя спасательный жилет, застегивал его с дотошной аккуратностью на все крючки, привязывал противогазную коробку.

Я всегда очень любил смотреть, как делает мой отец зарядку, как вертится на турнике, как легко, одним махом, перебрасывает свое тело через брусья, — честное слово, в такие моменты он был ничуть не хуже, чем те гимнасты, которых показывают по телевизору. А сейчас рядом с тощим Морковиным он выглядел особенно здо́рово — плечистый, загорелый, мускулистый — настоящий спортсмен!

— Ну, смотри, — сказал он Морковину, переходя вдруг на ты. — Только попробуй мне потом пожаловаться на противогаз!

Отец уже спускался по лесенке в воду, и солдаты столпились на помосте и следили за ним, точно он и правда начинал сейчас рискованный опыт, точно подвергался опасности, как будто они сами только что не отработали положенное время под водой. И я вдруг испугался за отца — а что, если вдруг противогаз на самом деле неисправный? Отец ведь скорее задохнется, чем вылезет из воды раньше срока. Я-то изучил его характер!

Но боялся я, конечно, напрасно. Отец знал, что делал. Через десять минут он уже опять стоял возле Морковина и протягивал ему обратно противогаз.

— Убедился? Теперь понял, что все дело в тебе самом, а не в противогазе? Попробуй теперь у меня выскочить раньше времени!

— А может, у меня организм такой… — неуверенно проговорил Морковин.

Солдаты засмеялись, и мы с Мишкой — тоже.

— Организм! — повторял я сквозь смех. — Ха-ха-ха! Мишка, ты слышал? Организм!