Жаклин Уилсон - Новый старт Страница 15

— Их не очень хорошо раскупают, — сказал папа. — Может быть, ты захочешь подарить их кому-нибудь из особо близких подружек?

Он знал, что у меня нет подруг — ни близких, никаких. Феи были предназначены для подкупа. Я сомневалась, что это поможет. Для меня в них было волшебство, но другие девочки, может быть, презирали такие детские игрушки.

Я решила, что оставлю их томиться в портфеле вместе с моими тайными утешительными батончиками «Марс» и «Гэлакси», но одна фея выпала, когда я полезла за домашней работой, и Дженни ее подняла.

Дженни сидела за партой впереди меня. У нее были блестящие, гладко причесанные черные волосы, ярко-синие глаза и розовые щеки, в точности как у деревянной голландской куколки. Мне всегда нравилась Дженни. Она любила читать, и в портфеле у нее всегда была припрятана книжка. Иногда она читала на уроках математики, держа книжку под партой. Математика ей давалась плохо, как и мне, но она как будто не переживала по этому поводу. Физкультура ей тоже не очень давалась. На бегу щеки у нее становились пунцовыми, руки и ноги не гнулись, точно деревянные. Она никогда не участвовала в командных играх вроде футбола и не прыгала через скакалку во дворе на переменах. Дженни любила забраться на кирпичную ограду возле сарая с велосипедами, сидеть, болтая ногами, и читать книжку. Мне всегда хотелось тоже сесть рядом с ней и читать книжку, но тут была одна маленькая проблема. Ивонна.

Лучшая подруга Дженни. Она и правда была маленькая, Дженни всего только по плечо — худенькая девочка с копной рыжих кудряшек. Ивонна, по-моему, не особенно увлекалась чтением. Она не сидела на стене рядом с Дженни, а стояла на руках у стены, так что всем были видны ее ножки-спичечки и белые трусики. По всем предметам она училась ни шатко ни валко, зато по математике — просто блестяще, и везучая Дженни постоянно у нее списывала.

У Дженни с Ивонной было не так уж много общего, но они дружили еще с детского сада, поэтому не приходилось рассчитывать, что они когда-нибудь поссорятся и я стану лучшей подругой Дженни.

Они меня не обижали, как некоторые другие. Они были так заняты друг другом, что меня почти и не замечали. До того дня, когда Дженни подняла с пола мою фею.

— Ой, смотри! Какая хорошенькая… Откуда она у тебя, Эмили? — спросила Дженни, поставив фею себе на ладонь.

— Она из «Волшебной страны», — ответила я.

Дженни посмотрела на меня. Я страшно покраснела — вдруг она подумала, что я имею в виду настоящую Волшебную страну?

— Так называется отдел в Розовом дворце, возле рынка, — сказала я быстро. — Там мой папа работает, когда не занят в театре.

— Он такой с длинными волосами? — сказала Ивонна. — Ага, я, кажется, видела его как-то по телику. Я его видела в сериале «Полицейский». Так это твой папа, Эмили?

— Да. То есть отчим.

Ивонна сделала гримасу:

— Угу, у меня тоже отчим. Терпеть его не могу.

— Нет, мой папа замечательный, — немедленно ответила я.

— Классная у него работа. — Дженни осторожно подбросила фею и снова поймала. — Смотри, она летает!

Я сказала:

— Хочешь, возьми ее себе.

— Что, поиграть, на весь день?

— Нет, насовсем.

— Ой, Эмили! Правда? Вот здорово!

— Везет тебе, — сказала Ивонна с завистью.

— Хочешь, я тебе тоже подарю?

Я сунула руку в портфель. Мне не очень хотелось дарить фею Ивонне. Дженни мне нравилась гораздо больше, но не могла же я оставить Ивонну без подарка.

— Ой, здорово! Спасибо! Это у меня будет талисман на удачу, — сказала Ивонна.

— Эм, а ты читала книжки Дженны Уильямс? — спросила Дженни, снова подбрасывая фею.

— Еще бы, это моя самая-самая любимая писательница!

— Читала «Когда пробьет двенадцать»? Эти феи точно такие, каких мастерила Лили в этой книжке.

— Знаю, потому я их и люблю. — Я судорожно соображала, что бы еще сказать. — А какая книжка Дженны Уильямс тебе больше всего нравится, Дженни?

Мы с ней долго и увлеченно беседовали о книгах. Ивонна вздыхала, ходила вокруг нас колесом и обзывала нас нудными, скучными книжными червями. Но это она просто дразнилась, на самом деле она не хотела нас обидеть. Ивонна то и дело влезала в наш разговор, спрашивала меня про папу и как, мол, это — быть дочерью знаменитости? Ну, то есть падчерицей.

Вообще-то папа никакая не знаменитость. У него было всего несколько маленьких ролей на телевидении, да пару раз он снимался в рекламе. Ему пока не очень везет. Но все равно мне было приятно им похвастаться.

Я гадала, как девочки поведут себя на следующий день. На перемене я даже боялась выходить во двор, сердце так и колотилось. Мне ужасно хотелось подружиться с ними, но было страшно — еще подумают, что я навязываюсь. А вышло все очень хорошо! Просто замечательно! Дженни принесла свою любимую книгу Дженны Уильямс — «Друзья навек». Я ее не читала, потому что она еще не выходила в мягкой обложке.

— Я подумала, что ты захочешь ее почитать, Эмили, — сказала Дженни. — Приходи сидеть на стене со мной и с Ивонной.

После этого мы стали лучшими подругами. Я знала, что Ивонна все-таки у Дженни самая-самая лучшая подруга, ну а я была лучшей подругой после нее, это тоже было отлично.

Когда мы встретились в первый учебный день после зимних каникул, девочки вроде мне обрадовались. Дженни рассказала, как праздновали Рождество у них дома и как ее кузен Марк, которому уже двадцать лет, поцеловал ее под омелой, а все родственники стояли вокруг и улюлюкали, и Дженни чуть не умерла от смущения. Ивонна сказала, что праздновала Рождество два раза — двадцать пятого числа у себя дома, с мамой, отчимом и сестрами, у них была индейка, и подарки, и они смотрели DVD, а двадцать шестого — у своего родного папы, вместе с его подружкой и их новорожденным малышом, и у них была индейка, и подарки, и они смотрели DVD. Причем на DVD были те же самые фильмы.

Потом обе они уставились на меня.

Я сказала:

— Сначала у нас было лучшее Рождество на свете. Папа подарил мне колечко с изумрудом, с настоящим изумрудом, честное слово.

— Ах, у тебя такой замечательный папа, самый классный папа на свете, — сказала Ивонна. — Давай, Эм, показывай свое колечко!

— Мне его, конечно же, не разрешают брать в школу, но, может, вы как-нибудь придете ко мне, я вам его покажу. А еще он подарил Вите чудесную куклу в виде оленя — знаете, такую, которая надевается на руку, а Максику подарил громадный набор фломастеров, а маме — серебряные босоножки, а бабушке — модные джинсы.

— Он подарил твоей бабушке джинсы? — захихикала Дженни. — Не представляю мою бабушку в джинсах! Правда, у тебя бабушка стройная.

— Знаю. Это просто нечестно. И мама тоже стройная, а я все только толстею и толстею, — пожаловалась я и ущипнула себя за толстый живот.

— Нет, — соврала добрая Дженни, — ты совсем не толстая, просто такая.. уютная.

Я поежилась. В эту минуту мне было очень неуютно. Они мои подруги. Я должна им сказать.

— А потом все пошло наперекосяк, — сказала я. — Они поругались. А потом мой папа…

Вдруг у меня из глаз брызнули слезы. Я закрыла лицо руками, испугавшись, что девочки назовут меня плаксой. Но Дженни меня обняла, а Ивонна обняла меня с другой стороны.

— Не плачь, Эм, — сказала Дженни. — Вот у меня мама с тетей поругались из-за того, кому навещать прабабушку в доме престарелых, а папа с дядей выпили слишком много пива и не хотели идти гулять в День подарков, и мама страшно рассердилась на папу. На Рождество всегда ругаются.

— Да-да, так и есть, Эм. Моя мама узнала, что, когда мы были у папы, он позволил моей сестре выпить бокал вина, и мама та-ак разозлилась… — подхватила Ивонна. — Мама с папой каждый раз ссорятся на Рождество, хоть они и разошлись.

— По-моему, мои тоже разойдутся, — сказала я. — Папа завел себе подружку. Он уехал к ней и не вернулся.

Я заревела вовсю. Дженни обняла меня еще крепче, прижалась щекой к моей щеке. Ивонна сунула мне в руку бумажный носовой платок.

Кто-то из ребят поинтересовался, проходя мимо:

— Что это такое с Жирдяйкой?

— Прекрати обзывать Эм! — рассердилась Дженни.

— Да, не лезь, куда не просят! — поддержала ее Ивонна.

Девочки заслонили меня.

— Не обращай внимания, Эм, — сказала Дженни.

— Вы никому не расскажете? — всхлипнула я.

— Да не расстраивайся ты так! У многих родители разводятся. Главное, что твои мама и папа по-прежнему тебя любят, — выпалила Ивонна, точно стишок, выученный с колыбели. И, помолчав, прибавила: — Но мы никому не расскажем, честное слово.

Они весь день обращались со мной так бережно и ласково, словно я инвалид. Мне позволили выбирать, в какие игры мы будем играть, за завтраком Дженни поделилась со мной бананом, а Ивонна — виноградом, мне уступили первую очередь за компьютером и самую лучшую кисть на рисовании, а когда на занятии по драматическому искусству всем велели разделиться на пары, Дженни и Ивонна упросили, чтобы нам разрешили работать втроем.