Жаклин Уилсон - Трейси Бикер – суперзвезда! Страница 15

Кэм ухмыльнулась и понимающе кивнула:

– Прошу прощения, вы как всегда правы, мистер Скрудж.

Ну вот, улизнув в классную Комнату 2, я принялась расхаживать туда-сюда, убеждая себя в том, что я Скрудж, Скрудж, Скрудж.

Питер, просунув голову в дверь, спросил, как я.

– Фи! Чепуха! – прорычала я.

С расстроенным видом он скакнул назад:

– Прости, Трейси!

– Я не Трейси, я Скрудж, невежда! После того как меня посетят Марли и три Призрака Рождества, во мне произойдут изменения и я стану смотреть на тебя по-доброму, почти как на родного сына, а сейчас давай дуй отсюда.

Питер воспринял все буквально – его как ветром сдуло. Так и исчез со своим костылем.

Все время, пока я оставалась одна, мне было хорошо – сгорбившись, как вредный старик, я представляла себя Скруджем, разыгрывая некоторые сцены.

Но потом ко мне пришла мисс Симпкинс:

– А, Трейси, Кэм сказала, что ты здесь. У тебя получается великолепный Скрудж – такой страшный! Соберись, детка, до начала осталось пятнадцать минут. Сбегай в туалет и приходи за кулисы вместе со всеми.

Вдруг мне стало страшно-страшно, и я перестала быть Скруджем.

Я даже чувствовала себя не Трейси Бикер, а крошечной и дрожащей мышкой. Мой голос перешел в писк. Пришлось собраться с духом, чтобы не повиснуть на руке у мисс Симпкинс как какой-нибудь малыш из детского сада. Мне хотелось, чтобы пришла Кэм, но она гримировала ребят в Комнате 1. Я должна была присоединиться к Жюстине Чтоб-Ей-Пусто-Было-Литтлвуд, Питеру и всем остальным. Предполагалось, что за кулисами они будут сидеть по-турецки и перешептываться. Но не тут-то было – они сновали повсюду: хихикали, болтали, паясничали в своих костюмах. Красный бархатный занавес был плотно задернут, но Жюстина подбежала к нему, чтобы посмотреть в зал:

– Я вижу его! Там мой папа! Он сидит в самом первом ряду! Эй, папа, папа, я здесь!

Затем все дети бросились к щелке в занавесе и, высунув головы, стали смотреть в зал.

Все, кроме меня. Я держалась позади. Думала про все эти стулья, ряд за рядом, до самого последнего, думала про маму. Хотела, чтобы она сидела там, впереди, но не рядом с папой Жюстины. Я так хотела, чтобы она была там… Казалось, если бы у меня были лазерные глаза, они пробуравили бы толстую ткань темно-красного занавеса.

Вон там сидит она, примостившись на краешке кресла, улыбаясь, помахивая мне рукой, с поблескивающим розовым сердечком на шее…

Нужно было взглянуть в зал хоть одним глазком. Просто удостовериться. Я отпихнула локтями Жюстину Литтлвуд и прильнула глазом к щелке в занавесе. Зал был переполнен, почти все места были заняты. Я увидела всех родителей и ерзающих младших братишек и сестренок.

Увидела Дженни с Майком. Увидела Илень. Она сняла оленьи рога, но кокетливо прикрепила к уху веточку омелы (кому захочется поцеловать Илень?)[6].

Видела, как, закончив работу гримера и придав каждому образ соответствующего персонажа, вдоль первого ряда пробирается к своему месту Кэм. Видела ужасного папу Жюстины с золотым медальоном и в узком кожаном жилете. Я видела всех… кроме моей мамы.

Я окинула глазами каждый ряд. Ее нигде не было. Не было впереди. Не было в центре. Не было сзади. Может быть, она попала в пробку? Может, именно в эту минуту она выскакивает из лимузина и бежит, рискуя упасть и стуча высокими каблуками, по подъездной дороге к школе, и вот она… Нет, еще нет. А теперь в любую секунду… Я смотрела, смотрела и смотрела. Затем почувствовала чью-то руку на своем плече.

– Займи свое место на сцене, Трейси. Мы скоро начинаем, – тихо сказала мисс Симпкинс.

– Но моя мама еще не пришла! Неужели мы не можем подождать еще пять минут? Не хочу, чтобы она пропустила начало.

– Подождем еще минуту. Иди и займи свое место в конторском кресле. Я пойду соберу певцов рождественских гимнов. Затем нам придется начать, моя детка.

– Не могу. Только не без мамы.

– Придется, Трейси. Шоу должно продолжаться, – сказала мисс Симпкинс.

Мне было не до шоу. Не было никакого смысла играть Скруджа, если мама не сможет меня увидеть. Мне сдавило грудь. Стало по-настоящему больно. Может быть, у меня сердце разрывается?

– Даже если бы от этого зависела моя жизнь, я бы все равно не смогла играть.

– А как насчет того, чтобы спасти мою жизнь? А Кэм? А маленький Питер? А все ребята, которые подписали его петицию? Ты не можешь их подвести, Трейси.

Я знала, что она права. Чтобы избавиться от комка в горле, я стала часто-часто-часто глотать. Я часто-часто-часто заморгала, чтобы убрать влагу из глаз. Я глубоко-глубоко-глубоко вдохнула.

– Фи! – сказала я. – Чепуха!

В знак одобрения мисс Симпкинс подняла оба больших пальца и убежала строить певцов рождественских гимнов.

Я села в свое кресло и сгорбилась. Они запели «Однажды в городе царя Давида». А я про себя запела свою грустную версию:

В городе Лондоне школа стоит.В городе Лондоне Трейси не спит.Ждет она маму… Где же она?Разве забыла, как Трейси нужна?Трейси мечтает Скруджа сыграть,И очень ей хочется маму обнять!

Затем занавес со свистом раскрылся, тусклый свет прожектора направили на кресло, в котором в своей конторе при свете свечи, нахохлившись и бросая вокруг сердитые взгляды, сидела я.

Меня раздражали веселые мелодии рождественских гимнов.

Охая и ахая, мамы и папы певцов смотрели на них, шепча: «Какие молодцы!»

Моей мамы там не было. Она не удосужилась прийти, несмотря на то, что я купила ей подарки. Ей было на меня наплевать. Ну и мне на нее наплевать. Мне на всех наплевать. Я протопала на край сцены и погрозила кулаком исполнителям гимнов, когда все они закричали «Счастливого Рождества!».

– Фи! – сказала я. – Чепуха! Убирайтесь вон отсюда!

Я почувствовала, что действительно превратилась в Скруджа. Мой племянник пришел пожелать мне счастливого Рождества, а я отправила его несолоно хлебавши. Я не хотела веселиться вместе с ним. Я припугнула своего глупого чиновника Боба Крэтчита, а затем решила перекусить.

Я медленно обгладывала куриную ножку, как занудливый, педантичный старик, и, когда один из малышей, исполнявший роль собаки, подполз ко мне на четвереньках и схватил косточку, я погрозила ему кулаком. Я услышала смех в зале. Он зарычал на меня, а я зарычала в ответ.

Кто-то прошептал:

– Вот дает эта Трейси Бикер!

Потом я легла спать, и на сцене, гремя цепью, с забинтованной головой появилась Жюстина Враг-Навеки-Литтлвуд в образе Призрака Марли. На ее длинной цепи болтались ключи, замки и копилки.

Не успела она раскрыть рот, как ее странный папаша начал громко аплодировать, и Жюстина Бездарь-Дилетант-Литтлвуд совсем забыла, что она Призрак Марли.

Она повернулась и принялась возбужденно махать своему папе, прямо как пятилетка, принимавшая участие в своей первой рождественской пьесе.

Я громко вздохнула, чтобы напомнить Жюстине, зачем она вышла на сцену: напугать меня и предостеречь. Жюстина неохотно прошаркала в мою сторону, продолжая оглядываться на своего папу. Она не видела, куда идет, и это должно было плохо кончиться. Жюстина споткнулась о собственную цепь и упала лицом вниз. Она лежала на сцене как полная идиотка. Лицо ее сморщилось. Она изо всех сил старалась не расплакаться. В груди у меня заныло. Я знала, что она чувствует, опростоволосившись перед папой. Я протянула к ней дрожащую руку:

– Это ты, Джейкоб Марли, мой старый партнер? Не может быть, чтобы это был ты – ты же давно умер.

Этого в сценарии мисс Симпкинс не было.

Наступило время для импровизации.

– Однако все-таки, должно быть, это ты, Марли. В последние годы своей жизни на земле ты нетвердо стоял на ногах, да и в положении призрака ноги тебя не держат. Позволь мне помочь тебе, старина.

Схватив Жюстину, я подняла ее на ноги.

Зрители восторженно захлопали, потому что я спасла положение.

– Молю, скажи мне, почему ты закован, – спросила я по сценарию.

– Я ношу цепь, которую выковал себе сам, из-за своей неправедной жизни, – сказала Жюстина, пытаясь взять себя в руки. Она говорила очень жалобно, но это не противоречило характеру ее персонажа.

Затем меня навестила Луиз, Призрак Рождества Прошлых Лет. Она сильно накрасилась поверх грима, который наложила ей Кэм, и казалось, будто она собирается пойти развлечься, а не пугать стариков. Хорошо, что хоть она не упала!

Мы сыграли тот отрывок, в котором мальчика Скруджа отправили в ужасную школу-интернат и предупредили, что он никогда не сможет вернуться домой. В какой-то степени сцена была и о том, как меня отправили в Дампинг-Граунд.

Я подумала про маму, которая меня туда отдала, но забрать не приходит, даже сегодня, когда я выступаю в звездной роли Скруджа. По щекам покатились слезы. Я никогда не плачу. Но я была не Трейси Бикер: я играла Скруджа и так вошла в роль, что даже услышала сопение в зале.