Георгий Скребицкий - Длиннохвостые разбойники (сборник) Страница 16

– На другой надо ехать, какой повыше, – решил Иван Кузьмич.

– А давай-ка пройдёмся по этому, – предложил я, – посмотрим, кто здесь спасается.

Мы пошли в глубь острова.

– Держи, держи! – неожиданно крикнул приятель.

Из-под самых ног у него выскочил заяц и огромными прыжками пустился наутёк.

Пройдя немного, мы выпугнули из кустов ещё двух зайцев.

– Жаль косых, – сказал Иван Кузьмич. – Зальёт островок – и капут им. Куда поплывёшь?

– А нельзя ли их как-нибудь поймать и на берег переправить? – спросил я.

– Да разве их голыми руками поймаешь? – ответил приятель. – Если бы сеть была, тогда другое дело.

Мы вошли в небольшой дубовый лесок.

– Кто же там ходит? Кажется, лошадь. Но зачем она сюда попала?

Мы подошли поближе.

– Это же лось, – тихо сказал Иван Кузьмич. – Чудно́! Чего ж он тут околачивается? Давно бы уплыл. Ведь ему переплыть такой разлив – раз плюнуть.

Но лось, даже заметив нас, видимо, не собирался покидать остров. Он только беспокойно забегал между деревьями, прижимая уши и сердито топая ногами.

Почему он не убегает? Мы подошли ещё ближе. Тогда лось отбежал на самый мыс и остановился там у воды, тревожно поглядывая в нашу сторону.

– Э-э, глянь-ка сюда! – окликнул меня приятель, указывая под дубовый куст.

Я подошёл.

Под кустом, среди прошлогодней листвы, лежал лосёнок. Он лежал неподвижно, прижавшись к земле и совершенно сливаясь с окружающей серовато-жёлтой листвой.

Издали малыша можно было принять скорее за холмик земли, чем за живое существо.

– Вот, значит, в чём тут дело, – сказал Иван Кузьмич. – Он тут на островке и родился, а это матка его, лосиха, – кивнул он в сторону мыса, где всё так же взволнованно перебегал с места на место огромный, похожий на бурую лошадь дикий зверь.

– Ах ты, малышка! – добродушно засмеялся Иван Кузьмич, глядя на затаившегося лосёнка. – Лежит не шелохнётся, а у самого небось душа в пятки ушла. Да и как не уйти, когда два таких страшилища заявились! Стоят над тобой и не уходят. А ты, дружок, нас не бойся, мы тебе зла не сделаем, наоборот – от беды спасём. – Иван Кузьмич поглядел на меня и сказал: – Надо его на берег переправить, а то как вода придёт, так ему здесь и крышка.

– А как же лосиха? Где же она его там, на берегу, искать будет?

– Найдёт, об этом не беспокойся. – Иван Кузьмич снял с себя ватную куртку и, осторожно нагнувшись, сразу накрыл ею лосёнка. – Вот и попался!

Лосёнок мигом очнулся от своего оцепенения; он забился, стараясь вырваться, и жалобно запищал.

В тот же миг в стороне послышался треск сучьев, какой-то глухой храп.

Я оглянулся и невольно схватился за ружьё: бешено всхрапывая, угрожающе топая ногами, к нам бежала лосиха.

Страшен вид разъярённого зверя, когда он защищает своего детёныша. Шерсть на загривке у лосихи поднялась дыбом, уши приложены, ноздри яростно раздулись, из полуоткрытого рта вырывался не то сдавленный стон, не то какое-то мычание.

Не замечая ничего кругом, она наткнулась на молодую берёзку. Удар ноги – и деревце, будто срубленное, полетело в сторону.

– Пальни, вверх пальни! – крикнул мне товарищ, пятясь за дерево, но не выпуская из рук лосёнка.

Я вскинул ружьё и выстрелил.

Лосиха шарахнулась в сторону, отскочила на несколько шагов и остановилась.

– Дурёха, мы ж твоего дитёнка спасаем, а ты на нас! – укоризненно проговорил Иван Кузьмич.

Мы направились к берегу, и лосиха, громко, отрывисто охая, побежала за нами лесом. Она поминутно останавливалась и тревожно глядела на нас. Страх за детёныша на время победил у неё даже страх перед человеком.

Мы отвязали лодку и поплыли. Товарищ снова взялся за весло, а мне передал лосёнка.

Малыш, угревшись в тёплой куртке, совсем успокоился. Он больше не вырывался и не кричал, а только пугливо озирался по сторонам своими большими тёмными глазами. Казалось, он искал свою мать.

– Назад обернись, гляди, – сказал мне Иван Кузьмич.

Я оглянулся. Позади лодки, немного в стороне, из воды высовывалась горбоносая морда плывущей лосихи.

– Видал? Вот что значит мать-то.

Вдали показался берег. Всё ближе и ближе. Вот уже лодка чиркнула о дно мелководья и остановилась.

Мы вынесли лосёнка на берег, опустили на землю и отошли к кустам. Но малыш, видимо, настолько растерялся, что даже не побежал прочь. Он встал на свои ещё некрепкие ножки, огляделся и вдруг побрёл прямо к нам.

– Ну, вот те и на! – развёл руками Иван Кузьмич. – Иди-ка ты лучше к матери, вон она уже на берег выскочила.

Выбежав на сухое место, лосиха издала негромкий, очевидно призывный, звук. Лосёнок мигом обернулся, насторожил уши и нетвёрдыми шажками побежал на зов.

– Беги, беги. Тут-то, брат, попривольнее будет, – ласково проговорил ему вслед Иван Кузьмич.

Мы сели в лодку и поплыли к острову городить шалаши.

КУРОЧКА-КАМЫШНИЦА

Поехали мы как-то с сыном Володей на лодке за утками. Долго плавали среди камышей, а уток всё нет и нет. Но вот наша лодка выплыла в широкий залив. По краям у берегов камыши топорщатся густой зелёной щетиной, а середина залива чистая, ни травинки, одна вода.

Только видим, вдали на воде что-то чернеет, а что – разглядеть не можем. Стали подъезжать ближе, смотрим – плывёт какая-то птица. Плывёт от нас, торопится, а почему-то не улетает.

Володя поднял ружьё, но в тот же миг птица исчезла под водой. Через несколько секунд она вынырнула в другом месте. Володя снова прицелился и выстрелил. Дробь так и брызнула по воде, а птицы уже нет. Значит, нырнула и ушла из-под выстрела.

Мы подплыли поближе, ждём, пока она снова вынырнет. Вдруг я вижу – невдалеке от нас из-под воды показалась какая-то тёмная точка. Показалась и скрылась. Потом опять появилась и опять исчезла.

Приметил я получше это место, взялся за вёсла и направил туда лодку. Володя глядит на меня, ничего понять не может:

– Куда ты, папа, плывёшь?

А я молчу, смотрю в одну точку, боюсь это место на воде потерять. Подплыл, гляжу через борт и вижу: сидит под водою небольшая птица, лапками за водоросли держится, а головка у самой поверхности, чуть-чуть только водой прикрыта. Значит, это она головку из воды высовывала. Наберёт воздуху, поглядит – тут ли мы, и опять под воду спрячется.

Опустил я осторожно руку да как схвачу птицу. Вытащил наружу и сыну показываю:

– Вот смотри, как охотиться нужно.

– Кто это? Кто это? – спрашивает Володя.

А птица бьётся у меня в руках, вырваться хочет. Вся она тёмная, почти чёрная, головка маленькая, клюв остренький, короткий, а лапы огромные, зелёные, и пальцы длинные, как у цапли.

– Это, – говорю, – болотная курочка-камышница. Она очень хорошо по болоту бегает, и плавает, и ныряет, а вот летает плохо. Потому она и не любит на крыло подниматься. Она и от нас хотела под водой спрятаться, да не удалось. Мы её и под водой поймали.

– А знаешь, папа, – сказал Володя, – давай-ка её в камыши выпустим. Ведь мы же её не застрелили. Это не по-охотничьи – руками ловить.

– Что ж, давай выпустим, – согласился я.

Мы подплыли поближе к камышам. Дальше плыть было трудно – вся вода покрыта широкими плавучими листьями кувшинок.

– Ну, Володя, гляди, пускаю! – Ия выпустил нашу пленницу из рук.

Она тяжело пролетела несколько метров, опустилась на воду, прямо на листья, и вдруг побежала по ним, да так ловко, прямо как по земле – с листа на листок, с листа на листок! – и скрылась в камышах.

НЕОЖИДАННОЕ ЗНАКОМСТВО

Весенняя безлунная ночь.

Я выхожу из лесного кордона и сразу же погружаюсь в непроглядную тьму. Но дорога мне хорошо знакома. Я уверенно спускаюсь в низину, перехожу дощатый мостик через ручей, выбираюсь на пригорок и иду дальше по лесной дороге. Иду, руководствуясь вовсе не зрением, а догадываясь об окружающей меня местности по различным звукам и запахам.

Вот в стороне от дороги слышится вкрадчивое, ещё негромкое урчание лягушек. Значит, я прохожу мимо заболоченной низины. А дальше пойдёт сосновая грива. Как славно запахло смолой! Под ногами чувствуется не грязь, а сухая земля – песок. За сосняком начинается берёзовое мелколесье. Лёгкий ветерок доносит горьковатый и очень приятный запах набухающих, готовых раскрыться почек.

О том, что кругом мелколесье, я догадываюсь ещё по лёгкому шуму при каждом порыве ветра. Так тихо, едва слышно могут шуметь только очень молодые верхушки деревьев.

Мелколесье кончается.

Я – на большой поляне. Теперь мне надо найти здесь мой шалаш. Его я смастерил ещё накануне днём, сделал из таких же тоненьких, срубленных мною берёзок. А все щели между ветками аккуратно заткнул клоками старого сена. Оно валялось тут же, подле кустов.

Наконец я ощупью нахожу шалаш и забираюсь внутрь. Входное отверстие я тщательно заделываю ветками и клоками сена.

Вот теперь хорошо. Теперь я могу спокойно сидеть в своей засаде и ждать рассвета.