Жаклин Уилсон - Девчонки и прогулки допоздна Страница 16

– Ой, математика! Можно завтра утром перед школой я у вас спишу? – умоляю я.

– Попроси Рассела, он тебе поможет, – говорит Магда. – На вид он довольно башковитый.

Замечание Магды звучит двояко. Мне лично нравится, что Рассел умный. А еще – талантливый. Но лучше бы Магда считала его шикарным парнем, вроде Лиама.

А я сама считаю его шикарным? На бегу я стараюсь восстановить в памяти его черты. Вот чудеса. Целый день о нем думала, а теперь перед самой встречей не могу вспомнить его лицо. Вижу только портрет.

Я ловлю свое отражение в витрине магазина. Интересно, как я выгляжу? Надо было захватить в школу сменную одежду. В этой кошмарной старой школьной форме у меня совершенно жуткий вид. Юбка короткая, ноги жирные. Волосы стоят дыбом, как у Степки-Растрепки, а на джемпере пятно от йогурта. Я ставлю рюкзак на землю, сбрасываю пиджак и начинаю стягивать джемпер. Раздаются оглушительные свистки – это компания придурков-семиклассников из школы Аллен.

Я проявляю твердость и презрительно вздыхаю, чувствуя, как краснеют мои щеки.

– Эй, у тебя блузка расстегнута и все видно, – кричит один из мальчишек.

Я борюсь с собой. Конечно это шутка. Но вдруг… Что, если…

Я опускаю глаза. Блузка застегнута на все пуговицы. Раздается дружный хохот. Прощай, достоинство. Я показываю им кукиш, подхватываю свои шмотки и бегу дальше. Правильно ли я поступила, что сняла джемпер и осталась в одной блузке? Ведь пуговицы имеют свойство расстегиваться. Блузка мне явно тесна и расходится на груди. Ничего соблазнительного, кажется, будто я запихала под нее два пакета сахара. А вдруг я вспотела – из-за спешки и перепалки с этими идиотами из школы Аллен? Надо было взять в школу дезодорант. Ну почему я не могу открутить время назад и начать все заново! Впрочем, надо поторапливаться – дорога оказывается дольше, чем я предполагала.

Может, он уже махнул на меня рукой или думает, что папа не передал мне письмо? Мне уже почти хочется, чтобы папа не передавал мне письма. Что со мной? Весь день я мечтала о встрече с Расселом – и вот теперь трушу. Руки липкие от пота, блузка прилипает к телу, язык словно онемел, в животе тяжесть. До смерти хочется в одно место, а в мозгу что-то бипает. Мысли путаются. Что я скажу, когда его встречу?

«Привет, Рассел. Привет. Рада тебя видеть. Извини за опоздание. Помнишь меня? Привет, привет, привет. Тук-тук, кто там?»

О господи, я схожу с ума. Я вхожу во «Флауэрфилдс», спускаюсь на эскалаторе на нижний этаж, и вот я уже напротив «Макдоналдса». Сердце у меня бешено стучит – бум-бум-бум, – потому что я его вижу: он оглядывает зал, выискивая кого-то взглядом. Замечает меня и приветственно машет – с таким жаром, что опрокидывает на себя стаканчик с кофе. Я подхожу к нему, хватаю бумажные салфетки и начинаю промакивать его рубашку.

– Вечно я в своем репертуаре, – говорит Рассел. – Все сидел и думал, как бы пооригинальней тебя встретить, и вот пролил на себя кофе. Не самый оригинальный поступок.

– Зато истинно горячий прием, – говорю я, выкидывая намокшую салфетку и беря сухую. Колени у него тоже мокрые от кофе, но не буду же я оттирать ему брюки.

– Хорошо, что кофе успел остыть – я здесь сижу уже целую вечность, – говорит Рассел.

– Извини, я немного опоздала. Думал, я не приду?

– Были кое-какие сомнения. Твой отец был реально зол, но он не похож на человека, способного выбросить письмо. Правда, я не знал, захочешь ли ты прийти. Может, думаешь, что я жалкий тип, которого глупый папаша посадил под замок. Жуткое унижение.

Изображая отчаяние, Рассел приподнимает брови и насухо вытирает альбом.

– Надеюсь, кофе не просочился на листы?

– Вряд ли. В худшем случае добавится сепия. Я не открывал альбом. Не хотелось выглядеть позером, хотя я люблю рисовать больше всего на свете. Вернее, рисование у меня на втором месте.

– А что тогда на первом?

– Целоваться с тобой, – говорит Рассел.

Мы оба краснеем как маки.

– Пойду принесу тебе кофе – и себе тоже, взамен опрокинувшегося, – Рассел поднялся. – Ты будешь что-нибудь есть?

В конце концов мы берем порцию картошки фри на двоих и по очереди вытягиваем картофельные палочки из пакета.

– У меня никак в голове не укладывается: ради меня ты прочесал весь наш квартал, – говорю я.

– У меня не было другого выхода.

– По-моему, это очень романтично.

– Ага, романтично. Послушай, я даже не могу позвать тебя на свидание. Мой отец – глупый, упрямый осел, – возмущается Рассел. – Он физически не может запереть меня дома и запретить мне делать то, что я хочу. Для начала – я сильнее. Но он навязывает мне свои правила, иначе, по его словам, я не могу у него жить. С мамой тоже жизнь не сахар, у них с сестрой девичье царство. Они без конца поносят отца, и если я допускаю малейшую оплошность, скажем забываю опустить сиденье на унитазе, начинают меня пилить, говорить, что я совсем как отец, и это выводит меня из себя. Когда родители разошлись, я жил то с мамой, то с папой. Неделю у мамы, потом собирал свой чемоданчик и отправлялся на неделю к папе.

– Я читала книгу про одну девочку, у нее была похожая ситуация, – говорю я с сочувствием. – Тебе, наверное, приходится нелегко.

– Может, я несколько преувеличиваю – хочу, чтобы ты меня пожалела.

– У меня тоже семейных проблем хватает. Можно тебе поплакаться?

Я начинаю жаловаться, чувствуя себя при этом довольно гадко, потому что Анна в последнее время меня холит и лелеет, папа вроде бы прекратил строить из себя великана-людоеда, и даже Цыпа вот уже пару дней ведет себя как паинька: рисует чудовищ, обезьян, грузовики и пожарные машины, уверяя, что помогает маме придумывать рисунки для джемперов.

– Короче, семья у меня вполне сносная, – подытоживаю я. – Но я жду не дождусь, когда мне стукнет восемнадцать. Мы с Надин и Магдой снимем квартиру на троих. Может, мы все пойдем учиться в художественное училище. Только не в то, где преподает папа. Кстати, покажи мне свои рисунки.

Я надеюсь увидеть в альбоме себя. И не ошибаюсь. Вот я иду с Магдой и Надин, вот болтаю в автобусе, вот рука об руку гуляю с Расселом по парку. Он существенно приукрасил мою внешность. Выпрямил волосы, превратив их в мягко спадающие локоны, уменьшил вес, сделал на несколько дюймов выше и приодел по последней моде. Себя он тоже улучшил – добавил роста и мускулатуры, так что стал похож на олимпийского атлета с бицепсами, выпирающими из спортивного облачения. Волосы он небрежно уложил, а чертам лица придал полное сходство с Леонардо ДиКаприо – хоть играй в кино в качестве двойника.

– Мечты, мечты, – смеюсь я.

– Что? – Рассел слегка уязвлен.

– Мы на себя совсем не похожи.

– Нет, похожи. Ну ладно, ты похожа.

– Чепуха! И парк тоже ни капельки не похож. У тебя получился романтический сад, утопающий в розах.

– Может быть, я и допустил художественную вольность. Знаешь что? Давай пойдем сейчас в парк, и я нарисую его таким, какой он есть.

– Ага. Значит, вместо приглашения к себе домой на чашечку кофе ты зовешь меня в парк смотреть, как ты рисуешь?

– Ты тоже можешь рисовать. Давай, Элли, доедай картошку.

– Но тебе нужно домой, и мне тоже. Зачем нам опять неприятности?

– Сейчас нет даже половины пятого. Я сказал папе, что задержусь в художественном кружке – я иногда туда хожу, у нас отличный учитель по рисованию. Папа и Синтия вернутся с работы не раньше половины седьмого, так что они все равно ничего не узнают.

– Мой папа приходит из художественного училища около пяти. А Анна сидит дома с Цыпой.

– Ты тоже можешь сказать, что была в художественном кружке.

– Может, и могу. Мистер Виндзор на днях говорил, что хочет организовать что-то в этом роде. Он тоже отличный учитель. Моя подруга Магда в него влюблена. Сегодня так с ним кокетничала, просто ужас, а ему, похоже, это нравилось.

Голос у меня срывается. Ведь я сама была немного влюблена в мистера Виндзора, когда он пришел в нашу школу. Я все время думала о нем как о своем мистере Виндзоре, поскольку его предмет знала как свои пять пальцев, но со мной он никогда не смеялся так, как с Магдой.

– От Магды все без ума, – говорю я.

– Кроме меня, – вставляет Рассел.

– Правда? – напираю я.

– Она мне не нравится, ни капельки. То есть она забавная, симпатичная и все такое, но…

– Что «но»?

– Она заурядная. Кудлатая хохотушка.

– Знаешь, Магда все-таки моя подруга, – говорю я, но какая-то скверная часть моей души торжествует.

– Знаю, знаю. Ты, Магда и Надин – неразлучная троица.

– А как тебе Надин? Она не кудлатая хохотушка?

– Она чудна́я, живет в своем собственном мире. Да они все нормальные – и Магда, и Надин, но мне нужна только ты, Элли.

Чудесное мгновенье – но его слова напоминают мне песню Джона Траволты.

Видимо, мы с Расселом на одной волне.

– Мне нужна только ты, – напевает он, улыбаясь.

– О… о… о!.. – подпеваю я, и мы оба чуть не катимся от хохота.