Умар Гайсултанов - Арби Страница 16

Арби немного овладел собой, когда услышал эти слова. В ответ заговорил Маммид, и на душе у мальчика стало совсем легко.

— Не будь он добрым, он не взял бы на себя заботу о сироте. Я чувствую, он и отца ему заменил, и брата…

— А Бека говорил… — Арби испуганно запнулся.

— Что? — спросил Папаш.

— Что Маммид настоящий мужчина.

Маммид умел скрывать свои чувства, но все заметили, как потеплел его обычно суровый взгляд. Ещё бы — услышать такой отзыв о себе, да ещё из уст кровного врага, который лишился дома, матери, был вынужден покинуть родной аул…

— А ты расскажи, Арби, почему он так говорил, — лукаво предложил дядя Фёдор.

Арби посмотрел на Ванюшку, и оба они засмеялись.

— Мы же видели вас в городе. И слышали через забор, как вы разговаривали. Я всё рассказал Беке. — И в неожиданном порыве Арби бросился к Маммиду: — Маммид, ты прощаешь Беку? Пожалуйста, прости, я тебя очень-очень прошу…

Маммид поднялся со ствола поваленного дерева. Он поочерёдно оглядел всех и торжественно сказал:

— Я давно уже в душе простил Беку. Бессовестно преследовать человека, чья вина — в злой случайности. А теперь, когда меня просит сирота, будьте свидетелями моему слову: отныне Бека не враг мне…

Над пропастью

Мулла Ислам тоже узнал, что в ауле появились русские.

Его сын Илес был среди ребят, которые дрались с Бексолтой, а после, перешёптываясь, провожали Бексолту и его неожиданных спасителей до самого дома.

Мулла совершал омовение, когда вошёл Илес. Мулла даже не повернулся в сторону сына: он бормотал молитву и поливал себе на руки из кувшина.

Илес нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну, что тебе? — неприветливо спросил мулла, вытирая полотенцем лицо и руки.

— У Хамида гости! — выпалил Илес.

— Ну и что?

— Они русские.

— Как? — удивился мулла, и его рука с полотенцем на мгновение застыла у седой бороды.

— А это верно, что все русские — безбожники?

— Так же верно, как то, что аллах един.

— Зачем же Хамид пустил их к себе?

Мулла помедлил, постарался вместить в свой ответ как можно больше яда и злости:

— Потому что он сам безбожник. А кто побывает с безбожником под одной крышей, перед тем отверзаются врата ада. Смотри больше близко не подходи к сыну Хамида…

Возможно, ни Илес, ни Бексолта не смогли бы объяснить, почему они дрались в тот раз, когда гости увидели их на дороге. Разве не бывает у мальчишек такого, что они припомнят в подробностях весь ход драки, но никак не вспомнят главного — из-за чего она возникла?

Но сейчас Илесу пришлось туговато. Он давно помирился бы с Бексолтой — и в альчики сыграл бы, и в лапту, и, вполне возможно, стал бы на какое-то время его закадычным другом, но гореть за всё это в аду Илес не желал. Так он и заявил во всеуслышание, когда его позвали играть в альчики.

— Сами играйте с безбожниками, — решительно ответил Илес, — а я по аду не соскучился.

Ребята переглянулись, стали смеяться. Однако не все смеялись искренне. Двое, будто припомнив неотложные дела, вскоре ушли. Бексолта и Арби, смущённые, постарались отвлечь Ванюшку, который, хотя и прислушивался внимательно, ничего, к счастью, не понял. Решил, видно, что попросту сводятся давние счёты.

Бексолта, как радушный хозяин, отдал Ванюшке ровно половину своих альчиков — пять штук. Городскому гостю разрешили бросить биток первым. Он, не целясь, нарочно швырнул его далеко в сторону. Арби усмехнулся, а Бексолта искренне огорчился: пропали последние альчики…

Бросили биток остальные ребята, и каждый считал своим долгом подшутить над Ванюшкой:

— Ну как, не жалеешь, что начал?

— Выходи из игры, пока не поздно.

Но вот игру начали снова. Ванюшка примерился, пригладил светлые вихры и сразу сбил весь ряд.

— Это случайно, везёт же! — решили ребята.

Но Ванюшка уже начал выигрывать. Смех и шутки стихли — ребята не успевали ставить альчики на кон, один за другим с опустевшими карманами отходили в сторону. А у плетня росла и росла гора альчиков.

А когда игра закончилась, Ванюшка посмотрел на возбуждённые красные лица ребят, подмигнул Бексолте, разложил выигранные альчики на ровные кучки и раздал всем игравшим.

Наверно, царский подарок не мог удивить ребят сильнее, чем такое сказочное великодушие победителя. Теперь каждый хотел сыграть с Ванюшкой. Наперебой ребята учили его чеченским словам, задавали вопросы, отгоняли от гостя более нескромных и любопытных. Всем вновь подходившим сверстникам ребята уважительным шёпотом сообщали об удивительном поступке Ванюшки.

А в это самое время один из двоих ушедших мальчиков вёл возле своего дома важный разговор с отцом. Этот мальчик, Лом-Али, тревожился не только о себе, но и о Бексолте, с которым особенно подружился в последнее время. Вдруг Илес говорит правду и Бексолте одному из первых предстоит гореть в аду?

— Откуда ты это взял? — удивился отец. Он даже дрова перестал колоть, с размаху вогнал топор в чурку, сдвинул на затылок огромную папаху.

— Илес говорит…

— Ну, начали отраву сеять, — махнул рукой отец и снова взялся за топор.

Лом-Али не разобрал смысла этих слов, но понял главное: Илес наврал. Надо немедленно рассказать ребятам и сообща надавать Илесу хороших тумаков. Сделать это было нетрудно: Илес, хотя и опасался адского огня, но часто появлялся у дома Бексолты. Он с завистью смотрел, как играют ребята, а дядя Фёдор, отложив в сторону колесо от арбы, мастерит что-то наподобие лука и стрел, вытачивает деревянную саблю.

Но когда ребята во главе с Лом-Али набросились на него, Илес, задыхаясь под грудой навалившихся тел, выкрикивал сквозь рыдания всё те же слова про ад и безбожников. Дядя Фёдор едва разнял дерущихся.

Зато на другой день Илес услышал удивительный разговор между своим отцом и Ибрагимом, их соседом.

— Мулла Ислам, — сказал Ибрагим. — Я видел издали, как мальчики дрались, и твой тоже. Я хотел их разнять, но русский гость меня опередил. Драться нехорошо, а сыну такого почтенного человека особенно.

— Верно, верно, — закивал мулла козлиной бородкой, повернулся к сыну, ткнул его посохом и строго спросил: — Ты почему дерёшься?

— Лом-Али первый пристал! — захныкал Илес.

— За что он тебя?

— Я сказал, кто дружит с русским — будет гореть в аду.

Мулла смущённо захихикал, Ибрагим нахмурился, отвёл взгляд. С превеликим удовольствием мулла выместил бы сейчас на сыне свою злость: время тревожное, беднота тянется к этим безбожникам. Но, пожалуй, лучше превратить всё в шутку. Изобразив на лице подобие улыбки, мулла сладким голосом сказал Илесу:

— Кто не захочет, никогда не станет безбожником, с кем бы он ни дружил.

Илес удивился, открыл было рот, но мулла снова ткнул его в спину своим посохом и тут же суетливо заговорил:

— Ох уж эти дети, чего только не выдумают! Не разберут, не расслышат…

Вот тебе и раз! Илес совсем повесил голову. Выходит, он сам всё это выдумал? И сам же больше всех боялся?

А ребята уже бегают по аулу с деревянными саблями и луками, которые мастерит этот русский солдат. Они все прилипли к дому Бексолты, слушают рассказы солдата, играют с Арби и Ванюшкой. Его, Илеса, они больше не трогают, но и внимания на него не обращают.

Вот и теперь они шагают в лес, окружив дядю Фёдора…

Илес долго стоял на противоположной стороне улицы, не зная, как ему поступить, а потом поплёлся следом.

Ребята изображали из себя настоящих охотников: рассыпались по лесу, вспугивали «дичь», гонялись за ней, а устав, валились на траву и требовали от дяди Фёдора всё новых рассказов про город, про войну, про автомобили и паровоз…

Не успел дядя Фёдор закончить одну из своих занимательных историй, как откуда-то донёсся отчаянный вопль:

— На-на!

Дядя Фёдор вскочил:

— Что там стряслось?

Он побежал, прихрамывая, через лес в ту сторону, откуда звали на помощь.

Ребята не отставали от него, закрываясь руками от хлеставших по лицу веток.

Внезапно лес оборвался. Впереди, по склону высокой горы, вдоль глубокого ущелья, вилась тропа. Дядя Фёдор заглянул в пропасть и увидел мальчишку — тот висел над бездной, крепко вцепившись в корень дерева.

Дядя Фёдор сбросил ремень, обвил им куст орешника и тоже свесился в пропасть. Свободной рукой он ухватил руку мальчика.

— Отпусти корень! — крикнул он.

Мальчишка, позеленевший от ужаса, смотрел широко раскрытыми глазами, не понимая, что ему говорят, и ещё судорожнее сжимал корень.

В это время сверху, с горы, спускался Папаш с охотничьим ружьём за спиной. Комья земли сыпались у него из-под ног. Он спрыгнул на тропу и прежде всего схватил за руку дядю Фёдора, чтобы тот не сорвался.