Фрэнсис Бернетт - История маленького лорда Страница 17

Граф посмотрел на маленькую ручку, лежавшую на его колене. Нет, Ньюик не забыл доложить ему — он несколько раз говорил об отчаянном положении бедняков на краю деревни. Он знал о нищете, о сырости их жилищ, о разбитых окнах, худых крышах, лихорадке и других бедах. Священник тоже красноречиво описывал ему всю эту нищету — и получил в ответ одни ругательства. Граф тогда сильно страдал от подагры и грубо сказал мистеру Мордэну, что чем скорее весь этот нищий люд перемрет и будет похоронен, тем лучше. А теперь, глядя на маленькую ручку, на открытое, честное личико внука, ему вдруг стало совестно.

— Ты, как видно, хочешь из меня сделать строителя образцовых жилищ. Так, что ли? — И он опять потрепал руку ребенка.

— Их надо все срыть до основания, — с оживлением проговорил маленький лорд. — Дорогая так и сказала. Пойдемте сейчас, дедушка, велим разбирать дома. Люди будут счастливы, когда увидят вас. Они поймут, что мы пришли на помощь.

Глаза мальчика горели, как две звезды.

Граф встал.

— Пойдем прежде походим по террасе, — сказал он, усмехаясь, — и обсудим дело.

Они стали ходить взад и вперед по широкой каменной террасе, граф несколько раз усмехался, задумывался, но казался довольным и не снимал руки с плеча своего маленького друга.

10. ВНЕЗАПНАЯ ТРЕВОГА

Посещая бедных в селении Эрлкорт, миссис Эррол открыла много печальных фактов. Селение издали казалось очень живописным, но не так было вблизи. Бедность, невежество и леность царствовали всюду. Она узнала, что Эрлкорт считался самым плохим селением во всей окрестности. Священник говорил ей о своем напрасном усилии помочь его жителям, и она сама в этом убедилась. Управляющие старались нравиться своему властелину и не обращали внимания на нищету и страдания людей. Из года в год все приходило в еще больший упадок.

Ужасно, постыдно было состояние Эрлкорта! Миссис Эррол содрогнулась при виде этой нищеты. Глядя на грязных, заброшенных детей, растущих среди порока и жестокого равнодушия, она невольно вспоминала своего мальчика, окруженного роскошью, живущего, как принц крови, в большом роскошном замке с многочисленной прислугой. Смелая мысль закралась в ее сердце. Она давно заметила, что мальчик горячо полюбился деду и что старик ни в чем ему не отказывает.

— Граф готов исполнить каждое желание Седрика, — сказала она однажды мистеру Мордэну. — Отчего бы нам не использовать это чувство во благо ближнего?

Миссис Эррол подробно описала сыну нищету фермеров, уверенная, что Седрик передаст деду ее слова, и возлагала на него большие надежды.

Надежды эти осуществились. Более всего повлияло на графа полное доверие к нему мальчика и его непоколебимая вера в благородство и великодушие деда. Ему не хотелось в глазах внука оказаться жестоким и равнодушным к чужому горю.

Мальчик считал его благодетелем народа, цветом дворянства, и это нравилось старику; он хотел поддержать такое лестное мнение и, втайне подтрунивая над собой, послал за главным управляющим, долго обсуждал с ним вопрос и решил выстроить новые дома для фермеров.

— Лорд Фаунтлерой этого требует, — сказал сухо старик граф. — Лорд думает, что этим улучшит поместье. Так и объявите фермерам.

Говоря это, граф взглянул на маленького лорда, который, лежа на ковре, играл с огромной собакой, неразлучным своим товарищем.

Люди, конечно, скоро узнали о предстоящих улучшениях; но тогда только поверили, когда явилась артель рабочих и начала ломать полу развалившиеся лачуги.

Все поняли, что это опять делается по милости маленького лорда. Если бы он только знал, что о нем говорили, как его превозносили и предсказывали ему блестящую будущность! Но мальчик не подозревал ничего. Он жил счастливой, беспечной детской жизнью: шалил в парке, гонялся за кроликами или лежал в траве или на ковре в библиотеке и читал удивительные книги, рассказывая о прочитанном деду, а потом матери; писал длинные письма мистеру Гоббсу и Дику, которые отвечали ему очень оригинально.

Маленький лорд продолжал прогулки верхом с дедом.

Когда они проезжали, народ снимал шапки и оглядывался на него с приветливой улыбкой, но Седрик думал, что эти приветствия относятся к деду, и, гордясь им, говорил:

— Смотрите, дедушка, как вас все любят! Как они рады вас видеть! Надеюсь, что со временем и меня полюбят. Так приятно, когда вас любят!

Когда стали строить новые дома, он вместе с графом беспрестанно ездил в Эрлкорт смотреть на строительство, которое его очень занимало. Он сходил с лошади, знакомился с плотниками, расспрашивал, как что делается, рассказывал им про Америку и, возвращаясь домой, дорогой объяснял деду, как строят дома и кладут печи.

— Мне нравится обо всем знать, — говорил мальчик, — потому что никогда не знаешь, что может случиться в жизни.

После его отъезда рабочие смеялись, передавая друг другу его наивные слова, и с любовью говорили:

— Это редкостный ребенок, в нем нет чванства его породы.

Придя домой, рабочие рассказывали про маленького лорда женам и детям, по всей округе стало известно, что наконец-то нашелся человек, которого полюбил грешный граф, и что его черствое старое сердце согрето этим до сих пор незнакомым ему чувством.

Но никто все-таки не знал, до какой степени старик со дня на день привязывался к внуку. Он только и думал что о будущем Седрика, мечтал видеть его взрослым, красивым и сильным, всеми уважаемым, всеми любимым. Он часто засматривался на ребенка, когда тот лежал на ковре, листая книгу, и глаза старика искрились радостью.

«Какой способный мальчик!» — думал он.

С посторонними он говорил о Седрике не иначе как с сухой улыбкой. Но мальчик чувствовал, что дед его любит и ему нравится, чтоб Седрик всегда был при нем — в библиотеке, за столом и на прогулке.

— Помните, дедушка, — сказал Седрик однажды, лежа на ковре перед камином, — помните, что я вам сказал в день моего приезда? Я говорил, что мы будем большими друзьями. Трудно быть лучшими друзьями, чем мы с вами!

— Да, мы, кажется, хорошие приятели, — отвечал граф. — Поди-ка сюда!..

Фаунтлерой вскочил и подошел.

— Не хочешь ли ты чего-нибудь? Чего тебе недостает?

Мальчик вопросительно взглянул на деда.

— Только одного… — отвечал он.

— А именно?

Мальчик молчал.

— Да говори же, — повторил старик, — чего тебе не хватает?

— Мамы… — тихо отвечал Седрик.

Граф быстро заморгал.

— Ты ее видишь почти каждый день, — сказал он, — разве этого недостаточно?

— Раньше я ее видел целый день, — отвечал ребенок. — Она меня целовала перед сном, а утром мы всегда были вместе, могли говорить, когда хотели и что хотели…

Дед и внук глядели молча друг другу в глаза. Граф сердито сдвинул брови.

— Ты никогда не забываешь о своей матери?

— Никогда, — отвечал маленький лорд. — И она всегда обо мне думает. Если бы я не жил с вами, я бы вас тоже никогда не забывал и еще больше бы, может, о вас думал.

— Честное слово! Я верю тебе! — сказал граф, внимательно глядя на внука.

И чувство ревности защемило сердце старика, который все сильнее и сильнее любил внука.

Новые заботы вскоре обрушились на старого графа и заставили его забыть, что он когда-то ненавидел жену покойного сына. Все это случилось странным, неожиданным образом.

Накануне окончания работ в Эрлкорте граф созвал гостей на парадный обед. Уже давно в замке не было такого званого пиршества. За несколько дней до этого приехала единственная сестра графа, леди Лорридэйл, с мужем. Это было целое происшествие, так как с тех пор, как леди Лорридэйл вышла замуж тридцать пять лет тому назад, она один только раз навестила брата в Доринкорте. Это была красивая пожилая женщина с белыми волосами и золотым характером. Она никогда не одобряла поведения брата и, высказав ему однажды свое мнение, перестала совсем ездить в замок.

Она часто слышала очень нелестные отзывы посторонних о графе, слышала, что он плохо обращается с женой, что бедняжка умерла, что граф был равнодушен к своим детям. Ей передавали, как его старшие сыновья срамили имя отца. Двух старших своих племянников, Бевиса и Мориса, старая леди никогда не видела, только младший — Седрик Эррол, проезжая мимо поместья тетки, заехал однажды к ней. Ему было тогда лет восемнадцать. Он ей очень понравился, и она надеялась его часто видеть, но граф, узнав об этом посещении, в минуту гнева запретил сыну бывать у тетки.

Леди Лорридэйл всегда с нежностью о нем вспоминала, и хотя она не одобряла его женитьбы в Америке, однако все-таки осуждала графа за его суровость к младшему сыну. А потом она узнала о смерти всех троих племянников и о том, что единственного наследника Доринкортов, маленького еще мальчика, привезли из Нью-Йорка.