Елена Усачева - Дева. Звезда в подарок Страница 17

Место своей вчерашней ночной стоянки они прошли на втором переходе. Прошли быстро, не останавливаясь. Юля только голову повернула, чуть сбавив шаг. Здесь тоже все изменилось. Напитавшийся водой ручей шумел, кедры на солнце загорались ярко-красным и оранжевым, в них не было вчерашней таинственности и настороженности. Поселившиеся здесь воспоминания попытались напомнить о себе — разговоры, хруст опавшей хвои под ногами, неприятный запах горелой обложки. Но все это скрылось за первым же поворотом. Юля привычно коснулась рукой придорожного камня и прибавила шаг, догоняя Петро.

Прощай, дневник! Извини, что так получилось.

Они спустились еще ниже, где их накрыл шум мчащегося поезда. Давнее землетрясение навалило поперек реки камни, но веселая вода и не думала останавливаться, она перепрыгнула преграду, каскадом обрушилась вниз и побежала дальше. Деревья глушили шум, но стоило из-за них выйти, как грохот наваливался всей силой.

— Стоим! — Петро в очередной раз посмотрел на часы.

Юля скинула рюкзак, пробежала по камешкам, присела на корточки.

Как же здесь было красиво! Вода переливалась и искрилась на солнце. Казалось, что она теплая, но на самом деле была ледяной. Она жалила руки, неприятной судорогой сводила пальцы. Юля смыла усталость с лица, сквозь ресницы прищуренных век покосилась на солнце. Робкое тепло грело замерзшие пальцы, и это было хорошо.

Она резко поднялась. Внезапно закружилась голова, река качнулась, стремительно приближаясь. Но Петро вовремя ухватил ее за рубашку, оттаскивая в сторону.

— Какого лешего тебя на Алтай потянуло! — недовольно буркнул он, и радость солнечного дня померкла.

Чем она отличается от всех этих «походников», чтобы он ей говорил такое?

Ткаченко уже склонился над рекой, широкими горстями черпал воду.

Подумаешь, какой путешественник нашелся! Палатку угробил, а туда же — ее по лесу ходить учит.

Ткаченко пил громко, заразительно. И Юле тоже захотелось так же склониться, и чтобы вода весело переливалась в горсти, чтобы ее было много, она лилась через край, брызгала в лицо.

Юля снова присела, секунду собиралась с силами, чтобы опустить руки в воду.

— Держи!

«Пиньк, пиньк», — запели быстрые капли. Перед собой Юля увидела сложенные ковшиком ладони, пальцы от холода покраснели. Солнце искрилось в плещущейся воде.

— Ну, чего ты? Пей!

Ткаченко качнул ладонями, выплескивая воду на камни и свои кроссовки. Ошарашенная Юля быстро опустила лицо. Солнце вспыхнуло в глазах и погасло.

— Еще?

От волнения она толком не смогла напиться, но все равно упрямо замотала головой. На что Петро усмехнулся и снова склонился к воде.

Неужели ему не холодно?

— Давай!

Он чуть наклонился, чтобы ей было удобней, и Юля стала пить. Ей казалось, что вода вкусная, напитанная травами и перезвонами сегодняшнего утра.

— Садись!

Петро скинул с себя ветровку, бросил на взгорок, а сам тут же сел на землю, не давая Юле возможности даже возразить, демонстративно отвернулся и стал смотреть на серо-голубую линию гор, на небо, на макушки кедров, тем самым разрешив Бочарниковой спокойно, без стеснения устроиться на его ветровке и сколько душе угодно сверлить взглядом его затылок. Что она и сделала — села и стала глядеть на него. Чтобы опять, в который раз за этот поход, убедиться, что не понимает Ткаченко. Вместе с этим осознанием пришло убеждение, что все, бывшее до этого, никакая не любовь. Все ее вычисления, построения таблиц совместимости по знакам Зодиака — все это было не то. Весь ее дневник оказался глупым и бесполезным, и правильно, что он сгорел. Туда ему и дорога, в костер.

От этой мысли стало грустно. Юля потупилась, вспомнила, что в рюкзаке у нее лежит кружка, и можно было не морозить руки, а спокойно пить «со всеми удобствами». Там же в рюкзаке лежит пенка, поэтому ни в чьей помощи она, Юля Бочарникова, не нуждается. Без чужой ветровки обойдется.

Юля встала, поправила сбившуюся штанину, спрятала шнурок на ботинке, этим жестом как бы отрезая все, что было раньше, от себя сегодняшней.

Монотонная ходьба прогнала из головы ненужные мысли. Солнце поднялось, идти стало тяжелее. И только смутное ощущение чего-то недосказанного заставляло вздыхать и внимательней вглядываться в упрямый затылок идущего впереди Петро.

— Стоим! — услышала Юля привычное. Ткаченко странно дернул ногой, присел на кочку.

Юля потянула с плеч рюкзак. Вроде бы ничего не несет, а спину уже ломит, Петро же ни разу не предложил свою помощь. Как ветровки на землю бросать, так он готов, а взять рюкзак…

Петро возился со шнурками. Юля достала шоколадку. Хорошо бы сейчас чайку, но с их суровым руководителем вряд ли это получится. Разведение костра отнимет полчаса драгоценного времени.

Ткаченко зашипел, и Юля испуганно оглянулась. Он уже снял с себя ботинок и теперь осторожно стягивал носок. Сам носок был светло-серый, но пятка казалась чем-то испачканной. Чем-то темным. Темно-красным.

Кровь местами запеклась, носок приходилось отдирать, отчего Петро, чтобы было не так больно, с силой втягивал в себя воздух.

Секунду Бочарникова сидела, не понимая, что происходит.

— Воды дай! — сквозь зубы процедил он.

Юля засуетилась, не в силах мгновенно догадаться, где она сейчас может взять воду. Та речка, из которой они пили, осталась давно позади, вокруг тишина, не слышно ни одного ручья. И трава, как назло, высохла.

— Из бутылки! — напомнил Петро.

Точно! Они же набирали воду!

Юля дернула пластиковую бутылку из бокового сеточного кармана. Петро намочил носок и стал смывать подсохшую корочку.

— Как же ты пойдешь? — удивилась Юля такому странному жесту, ведь мокрые носки вдвойне будут натирать.

— Без них обойдусь, — зло выдохнул Ткаченко. Видимо, ему было очень больно.

— Но как же?.. — Юля оглянулась. Аптечка! Она о ней даже не подумала. Хоть бы пластырь взяла.

— Вон тот красный лист дерни, — мотнул головой Петро. Юля оглянулась. Вокруг них росла странная трава, похожая на невысокие заячьи уши, круглая, чуть вытянутая, крепенькая. Почти вся она была ярко-зеленая, но нижние листочки кое-где уже краснели, виднелись скукоженные коричневые сухостои.

Юля дернула ближайший лист, протерла его пальцами, зачем-то дохнула, словно пыталась поделиться с ним частичкой своего тепла и здоровья.

Петро отбросил в сторону носок, приложил лист к ране, дернулся от боли, но промолчал.

— Посидеть надо. Сейчас затянется. — Петро глянул на Юлю, словно проверял, не испугалась ли, не ширит ли глаза от испуга или брезгливости. Но лицо Бочарниковой было полно сочувствия.

— Это подорожник?

— Бадан. — Ткаченко выпрямился, вытягивая пострадавшую ногу. — Из него чай хороший получается.

— Может, чаю? — встрепенулась Юля.

— В ладонях ты его будешь кипятить, что ли? — скривился Петро.

— Зачем? — улыбнулась Бочарникова, в первый раз за сегодняшний день, чувствуя свое превосходство. — Есть кружка. Есть вода. Большого костра не понадобится!

Она с готовностью придвинула рюкзак, вытащила свою любимую кружку с фазанами, достала спички. Пальцы наткнулись на шуршащий пакет.

Носки и футболка, взяла для себя про запас. Носки хорошие, трекинговые, у них какое-то мудреное переплетение, нога в них никогда не натирается. Секунду Юля колебалась. Носки могли понадобиться ей самой — это раз; их было немного жалко, все-таки для себя берегла, а не для ворчащего парня, не умеющего по горам без увечий ходить, — это два. Ладно, сто рублей не деньги! Юля сунула носки в карман и пошла за ветками.

Странно, но Петро ничего не сказал. Лежал на спине, вытянувшись во весь рост, угрюмо молчал.

Юля принесла растопку, подложила немного бумаги, чтобы лучше разгорелось. Огонь с готовностью облизал бока кружки, фазаны стали пропадать под налетом копоти.

Надо было догадаться взять с собой маленький котелок, так она испортит кружку! Опять жалко…

Юля тут же одернула себя, заставляя думать о том, что их ждет впереди. Кружку, в конце концов, можно будет отмыть. А если не отмоется… Ерунда, отечественная промышленность по производству кружек еще не остановилась.

— А как его заваривают? — Юля глянула на зеленые ушки бадана.

— Бери коричневые, подсохшие, — Петро сел ближе к костру. — Вода закипит, накроши листик и дай настояться.

Окруженная со всех сторон огнем, кружка закипела мгновенно. Юля протянула руку, но тут же отдернула, понимая, что обожжется.

Вода булькала, убегая и расплескивая драгоценный кипяток.

— Ветки раскидай! — Петро не шевелился.

Юля подняла палочку, собираясь раздвинуть обжигающие угольки.

— Ногами! — раздалось за спиной.

Юля сжала зубы и начала разбрасывать огонь. Быстро гаснущие палочки задымились.