Александра Ус - За лесом — Березовая Роща Страница 17

Теперь в каждом доме было только и разговоров, что про школу. По вечерам Василий сидел с плотницкой линейкой в руках, что-то подсчитывал и заносил на лист бумаги. Василинке в мечтах виделось высокое здание из желтых бревен, с широким крыльцом и светлыми окнами. Учителя обязательно привезут книжки, может, целую библиотеку. Вот будет радость! А еще Василинка мечтала, что ей поручат заниматься с неграмотными. Она, когда жила в городе, обучила грамоте красноармейца, который стоял у них на квартире. Как он обрадовался, когда наконец написал свою нелегкую фамилию — Четвертоков! От души благодарил за науку свою первую учительницу.

— Помни, доченька, — говорила тогда мама, — делай всегда людям добро. Какое сумеешь — маленькое или большое.

А когда все неграмотные крестьяне Березовой Рощи с ее помощью научатся читать книги? Жаль только, что ей самой не доведется тут учиться, школа будет начальная.

Василинке взгрустнулось, но не надолго. Ведь главное — построить школу. Пусть учатся Митькины дружки. Она обязательно пойдет в лес вместе со всеми, будет обрубать сучья с деревьев. Отчим уже все обдумал: и какой длины пилить бревна, и делянку хорошо знает, вместе с лесником на каждом дереве сделал насечку.

Василия нет дома, пошел в Задвинье. Все зовут его на крестьянские сходки, просят рассказать про Москву. Каждому хочется поговорить с человеком, который встречался с самим Калининым…

Возможно, и не случилось бы несчастье, если бы Василий ночевал дома. Но разве человек знает, какая его подстерегает беда. Недаром говорят: если б знал, где упадешь, соломки бы подстелил.

…Пламя вспыхнуло со всех сторон сразу. Мама подхватилась первая, закричала, бросилась к дверям, толкнула — а они затрещали и упали, огонь рванулся в хату. Постаскивала на пол сонных детей, а огненные языки уже лизали окна. Хорошо, что Тоня догадалась схватить топор и изо всех сил ударила по окну. Зазвенело, посыпалось стекло, хрустнула разбитая рама. Девчата стали выбрасывать домашний скарб на улицу, помогли маме перелезть через подоконник, подали ей на руки сонного Михаську.

— Тоня, убегай, скорей! — крикнула Василинка, задыхаясь от дыма. А Тоня замешкалась. Наконец, выскочила, прижимая к груди серого, с белой мордочкой котенка.

Один за другим на пожар спешили люди, пробовали помочь, вступали в битву с разъяренным огнем — и все напрасно. В хлеве, пристроенном к глухой стене хаты, сгорела корова. Истошно голосила мать, прижимая к груди Михаську. Кто-то набросил ей на плечи свитку и уговаривал не стоять на морозе, идти к соседям. Василинка с Тоней сносили в одно место уцелевший домашний скарб, им помогали женщины. Мужчины баграми растаскивали обгорелые бревна и присыпали их снегом. Бабушка Анета не отходила от мамы, успокаивала, уговаривала идти к ней в дом.

Там и нашел семью, вернувшись из Задвинья, Василий.

Мать сидела на полатях, неотрывно глядела в одну точку, раз за разом глубоко вздыхала. Глядя на ее побелевшее лицо, окаменевшую фигуру, Василинка понимала, что слова отчима не доходят до матери. А тот в своем горе и отчаянии не мог молчать. А может, хотел немного отвлечь семью от тяжелых дум.

Василинка внимательно слушала о том собрании, что так поздно затянулось в Задвинье, словно воочию видела, что там происходило.

Едва рассвело, как в хату, где заночевал отчим, стали заходить крестьяне, расспрашивали, а Василий все повторял свой рассказ о встрече с Калининым. Особенно поразило людей, что Михаил Иванович читает нашу газету «Беларуская вёска» и все знает, что у нас делается. Так незаметно пролетел короткий декабрьский день. Василия просили снова заночевать, но его так и подмывало поскорей вернуться домой, словно кто толкал в спину: «Иди быстрей».

— Мороз, как на беду, так и щипал за уши, — говорил Василий, качая на коленях Михаську. — Но от быстрой ходьбы вспотел, даже шапку сдвинул на затылок. Прошел лесом, пробрался через сугробы в поле. Вот и усадьба Халимона за тяжелыми дубовыми воротами. В окнах не видно огня. Неужто бабы, — подумал тогда, — не прядут? Невольно оглянулся, почудилось, будто кто-то затаился за высоким забором и следит за мной. Пошагал еще быстрее. Но что это? Где моя хата? Иль, может, я заблудился? На снегу черное пятно, посреди торчит столб — да это же печная труба! Только тогда понял, какое несчастье свалилось на нас. Родные вы мои, как я вас люблю, мои вы детки. Живые! Не горюйте, мои дорогие, не плачь, Анисья! Не пропадем!

Все начинать сначала

…Ночью Василинка проснулась от маминого плача. Отчим просил успокоиться, не надрывать душу:

— Ну чего ты так горюешь? Радуйся, что все живы остались. А хозяйство понемножку наживем!

Василинка подумала: все надо начинать сначала, начинать с нуля…

А двери в дом почти не закрывались. Шли соседи не только с утешением. Каждый приходил не с пустыми руками. Отворила дверь и старая Халимониха. Зашла, поздоровалась и положила на лавку напротив печи кусочек сала, завернутый в тряпицу.

— Ну, как живете, соседи? — спросила, немного помолчав.

— Живем, хлеб жуем, — бодро откликнулся Василий. На столе лежала краюха, только что принесла Вера, жена Семена.

— Оно, конечно, конечно, но как же дальше? — посочувствовала старуха. А не поехать ли тебе, Василька, по деревням на чьем-нибудь коне? Погорельцу каждый подаст.

— Спасибо, соседка, за совет. Вот попрошу твоего Лаврена запрячь мне коня, — сказал Василий.

Халимониха не ждала такого поворота.

— Оно, конечно, ведерко овса всыпать можно, а вот с конем… На коне батрак из леса дрова возит.

Она еще немного потопталась у порога и покинула дом.

Василинка на мгновение представила, как отчим ездит по деревням, останавливает коня возле каждого дома и низко кланяется: «Помогите, люди добрые, погорельцу!»

В ту ночь вся семья долго не могла уснуть. А на рассвете Василий поднялся и стал одеваться. Сказал тихо, чтобы не разбудить детей:

— Пойду подымать людей. Поедем лес валить.

Мать обхватила Василия за шею.

— Школа у тебя в мыслях сейчас, когда у нас нет крыши над головой? — Из глаз снова покатились слезы.

— Да успокойся ты, не плачь, слезами горю не поможешь. Враги хотят, чтобы я отступился от всего, бросил начатое дело! Но пусть не радуются, не сдамся! Пока стоит санный путь, вывезем бревна, а то целая неделя впустую прошла. Весной парни очешут их и напилят досок, а я на некоторое время отлучусь в заработки. Не горюй, Анисьюшка!

Мать тихонько всхлипывала. На словах — как по маслу все пойдет, а как же теперь быть? Тоня лежит больная: простудилась на пожаре, бегая босиком по снегу. Остались без куска хлеба, без одежды, в чужом доме…

Ленинские слова

Широко распахнув двери, Ананий неподвижно застыл на пороге и не мог произнести ни слова.

— Холода напустишь в дом! Закрой двери! — прикрикнула мать.

— Ленин умер! — с трудом разжал непослушные губы Ананий и заплакал.

— Неправда! — бросилась к нему Василинка. — Откуда ты знаешь?

— В газете написано. Учитель нам читал…

Между высоких сугробов была протоптана тропинка: не она одна, Василинка, торопилась в школу, чтобы узнать обо всем.

Сжав за спиной руки, учитель взволнованно ходил по классу.

Заходили один за другим люди. На столе лежала развернутая газета. Знакомый портрет вождя в черной траурной рамке.

Значит, правда…

Словно издалека доносятся слова учителя:

— Пойдем, товарищи, завтра все вместе в местечко на траурный митинг…

Если бы кто мог тогда глянуть сверху на дороги, которые сходились со всех сторон в местечко, так подумал бы, — стремительно текут невидимые реки. Из Заболотья и Задвинья, из Криниц и Равченок, из Березовой Рощи — отовсюду шли люди. Шли взрослые и старики, молодежь и подростки. Шли сосредоточенные, молчаливые, — спешили. Несли в своих сердцах маленькую искорку надежды: а может, неправда, а может, сейчас скажут, что Ильич живой…

Небольшой клуб не мог вместить такой огромной толпы. Траурный митинг начался под открытым небом. Мужчины в армяках, кожушках и свитках, закутанные в теплые платки женщины, подростки в отцовских шапках стояли на морозе, который леденил руки и ноги, серебрил ресницы и брови.

С портрета смотрел, как живой, Владимир Ильич. Тяжелыми складками падал с древка красный флаг с черной полосой, неподвижный в сизом морозном воздухе. На мгновение показалось, будто огромная черная тень укрыла занесенные снегом окрестности. Василинка невольно закрыла глаза, а когда открыла, то увидела себя в самой середине толпы, тесно обступившей ее со всех сторон. Рядом с ней в шинели и буденовке стоял отчим.

Громкий голос прорезал морозный воздух.

— Товарищи! — сказал секретарь волостной партячейки, входя на крыльцо.

Все затихло, люди замерли на месте.