Ольга Перовская - Ребята и зверята Страница 18

С детьми он здоровался только двумя пальцами и при этом страшно задирал кверху очки. Мы его не любили и тихонько подсмеивались над ним.

Разгуливая по комнате, он достал из кармана носовой платок и разгладил им свои усы. От платка распространился запах крепких духов.

Вдруг кто-то, совсем близко от него, с отвращением сказал:

— Ф-фу!

Он оглянулся: «Батюшки, кто это?!»

А это был Васька. Он потянул носом воздух и чихнул от крепкого запаха духов. Потом сел на диване, где он только что спал врастяжку, и понюхал ещё раз — фу, как нехорошо! У него даже морда скривилась. Язык сам собой высунулся, а вокруг носа сделались морщинки.

Бедный гость совсем растерялся. Как хотите, а это же не шутка: сидит в двух шагах не птичка какая-нибудь, даже не собака, а настоящий тигр и строит тебе этакие вот гримасы!

Васька снова чихнул и замотал головой. Дикому зверю никогда не понять, зачем это люди так резко пахнут. Звери, наоборот, стараются пахнуть как можно меньше, чтобы их не учуяли враги.

Гость лихорадочно придумывал, как бы ему удрать подобру-поздорову. Он с тоской поглядывал на дверь, но не решался даже пальцем шевельнуть.

А Васька тем временем начал догадываться: должно быть, этот «мальчик» хочет с ним поиграть. Он слез с дивана, подошёл и гмыкнул, как будто спросил: «Ну хорошо. А как будем играть-то?»

Гость вздрогнул. Васька попятился. Его тоже начало разбирать сомнение: человечек вёл себя очень странно, резко пахнул, вздрагивал, не заговаривал с Васькой, как все остальные. Загадочное поведение!..

Тигрёнок забрал назад одну лапу, другую. Попятился к двери и стал на пороге.

— Ко-о-ше-чка, ми-лая! — заикаясь, пролепетал гость. — Уйди, милая, уйди!

И он махнул носовым платком. Васька снова яростно чихнул. Гость шарахнулся за стол.

Ну, наконец-то «мальчик» перестал топорщиться и заиграл. Тигрёнок весело запрыгал вслед за ним. Гость взвился на диван, Васька — за ним. Гость прыгнул с дивана на стол и присел над нашим пирогом, среди посуды. На минуту Васька потерял его из виду.

Вот тебе раз! Так славно было разыгрались, и вдруг этот «мальчик» исчез куда-то.

Васька поднялся на задние лапы, положил передние на край стола и заглянул. Ах, вот он где! Сидит на столе и ждёт Ваську.

Тут тигрёнок от радости принялся выделывать такие замысловатые прыжки, что у бедняги гостя зашевелились волосы на голове. Он потерял всю свою важность и отчаянно, как утопающий, завопил:

— Ка-ра-уул! Помогите!.. Спасите!

Время от времени Васька останавливался, опять поднимался и заглядывал на стол. Гость, видя так близко от своих ляжек его морду и горящие оживлением весёлые глаза, только отмахивался душистым платочком и в полном изнеможении стонал:

— Спаси-ите!.. Помоги-ите!..

Мы услыхали эти стоны и, страшно перепуганные, кинулись на помощь. Гурьбой влетели в столовую — и остолбенели: на праздничном столе, прямо над нашим сладким пирогом, скорчился зелёный от страха гость. Он в ужасе таращил глаза на пол, как будто оттуда на него надвигался разъярившийся мамонт. А там всего-навсего сидел Васька и топорщил от смеха усы.

Мы дружно захохотали. Гость тоже скривил улыбку, но всё ещё не слезал со стола и беспокойно озирался на Ваську.

Тут вошёл отец. Он снял гостя на пол, оправил на нём костюм и стал извиняться за Васькину выходку. Он даже сердито пихнул тигрёнка ногой, а нам приказал очень строго:

— Перестаньте сейчас же! Смеяться здесь нечего! Уберите немедленно эту гадину!

Мы взяли «эту гадину» за передние лапы, уволокли в сад и там уже насмеялись вволю.

Всю весну, лето и осень мы ходили и пестовали Ваську. А когда листья на деревьях облетели и сад опустел, заметили, что Васька стал большим.

Детские свои забавы он постепенно менял на другие: слежку, борьбу, прыжки.

Замашки настоящего тигра у него проглядывали и раньше: он очень любил подкрадываться, подкарауливать разных животных и птицу. С возрастом эти замашки становились всё резче и заметнее.

После неудачного нападения на наседку, и в особенности после того, как ему влетело за петуха, Васька никогда больше не трогал кур. Но, должно быть, ощущение перьев и петушиного тела во рту ему очень понравилось.

И вот он придумал новую забаву.

Когда в нашей детской комнате никого не было, он тихонько пробирался туда и играл.

Особенно любил он стащить с кровати подушку, выкусить у неё угол и потом ударить по ней лапой: перья облаком взлетали во все стороны, и тогда можно было с силой зажать подушку в зубах и рычать.

Получалось полное впечатление охоты на дикую птицу.

Мы сбегались на рыканье и заставали Ваську на месте преступления: подушка на полу, Васька на ней, морда у него зверская и вся в пуху.

— Зубы у тебя чешутся, что ли? — ворчали мы, то и дело спасая от него разные вещи. — Ведь ни за что не пройдёт спокойно: всё ему нужно таскать в зубах и рвать!

И мы придумали выход.

Подарили Ваське игрушку — истоптанный маленький валенок. Мы возили валенок на верёвке, а тигрёнок ловил его, как кошка мышку. Поиграв, мы оставляли валенок в Васькиных зубах, и он служил затычкой Васькиной пасти. С ним в зубах Васька не портил других вещей.

С валенком в зубах он важно отправлялся на конюшню. Васька очень любил следить за лошадью, и днём, когда лошадь выпускали в специально огороженную часть сада, он, затаившись где-нибудь в кустах, часами просиживал около неё.

Любимая наша с ним игра была такая.

Мы размещали своих кукол в игрушечных тележках и ехали, пробираясь в зарослях сирени, к небольшой полянке. Там «жили» эти куклы.

Соня, Юля и Наташа по узким тропинкам везли тележки. Я ехала сбоку верхом на палочке. Это был мой любимый конь, у него было отличное имя — «Вихрь».

По дороге велись разговоры о том, что в «этой местности на мирных жителей часто нападают дикие звери».

А в кустах уже сверкали Васькины глазищи. Он, как кошка, следил за тележками, готовый прыгнуть в любую минуту.

Вот уж скоро полянка. Оставалось проехать самую заросшую, опасную тропинку. Поворот. Тележки скрываются за углом: одна… другая…

Тут на караван бурей обрушивался тигр. Под отчаянные крики «мирных жителей» он хватал куклу и уносился с ней в чащу сада. Тогда и сад был уже не сад, а «джунгли».

Мы лихорадочно вооружались «карабинами» (карабинами были палки с картофелинами на концах) и отправлялись спасать утащенную «женщину». Частенько случалось, что после сражения, когда Васька отступал под градом пуль — картофелин, бедная «женщина» оставалась с растерзанным животом и без парика. Парик вместе со шляпкой застревал в Васькиных зубах.

Появилась у Васьки и ещё забава: он пристрастился прыгать на деревья.

Напротив дома росло старое, развесистое дерево. На него повесили обрывок войлока и любовались, как ловко Васька его доставал. Войлок висел довольно высоко, раза в полтора выше человеческого роста. Васька припадал к земле, прицеливался и кидался вверх.

Миг — и Васька, вцепившись зубами и лапами в войлок, качался высоко над землёй.

Какая упругость и сила были в его гибком, кошачьем теле, когда он раскачивался так на ветках!

Накачавшись, он прыгал на землю; бесшумно ступая, обходил несколько раз вокруг дерева и снова прицеливался к войлоку. Глаза у него разгорались, как угли, усы топорщились, а хвост беспрестанно хлестал по гладким бокам.

Диван, если Васька растягивался во всю свою длину, теперь становился для него уже мал.

Мы по-прежнему беззаботно играли со своим другом, но старшим всё чаще и чаще приходило в голову, что жизнь Васьки скоро должна измениться.

Однажды, сидя в гостях у начальника города, одна трусливая, слабонервная женщина разахалась и разохалась насчёт нашего Васьки:

— Ах, как это можно, помилуйте! В городе, совершенно на свободе, ходит тигр. Ах, ах, мне страшно подумать! Ведь от него всего можно ожидать… Зачем же так рисковать? Зачем наживать себе лишние неприятности?

После таких разговоров начальник города вызвал отца и объявил, что ему не разрешается больше держать Ваську на свободе и он должен посадить его в клетку; а пока клетка не будет готова, привязать на цепь.

Пришлось исполнить всё, что было приказано.

Первое время Васька никак не мог примириться с неволей и оскорблённо кричал басом: «а-ам, ахм! баум, баум…»

Морда у него была такая расстроенная, что хотя и было условлено, что его отпускать не будут, но мы потихоньку от взрослых (а взрослые потихоньку от нас) отвязывали его.

И тогда Васька по-прежнему бегал по саду, лежал на диване, прыгал на дерево за своим войлоком и вообще старался всячески поразмять застоявшиеся мускулы.

Проходили дни за днями, а клетки всё не было.

Заказать большую, надёжную клетку у нас не хватало денег, а заказывать плохую и тесную не имело смысла: всё равно мы стали бы выпускать из неё Ваську.