Елена Шолохова - Звезда Страница 18

– Олег, не трогай его, пожалуйста. Пускай что хочет, то и думает. Нам плевать.

Плевать-то плевать, а всё же он подгадил. Я и раньше видел, как убого одевалась Алёнка, но старался не обращать внимания. Теперь же куцая, сто раз штопанная куртка и потёртые на носках ботинки прямо лезли в глаза. Я никогда и никому в этом не признался бы, но стал ловить себя на мысли, что стесняюсь появляться с ней на людях. Даже просто вместе идти из школы. Но и когда мы оставались наедине, всё шло как-то комом. Она и сама напрягалась, и меня напрягала.

А однажды и вовсе выдала:

– Если бы не ты, не знаю, как бы я перенесла смерть Нины… Но, если бы не ты, она была бы сейчас жива.

Правда, тут же сообразила, какую сморозила глупость, и принялась извиняться. Я вроде и не рассердился, но, как говорится, осадочек-то остался.

В другой раз мы сидели в её комнате – она на диване, обхватив коленки руками, я за столом, на разболтанном стуле-вертушке. Вообще-то, в гости к ней я захаживал нечасто, но тогда возник повод: у Алёнки полетел Windows, и она попросила меня переустановить операционку. И тут она снова завела свою песню:

– Мне всё время плохо, постоянно, каждый день и час. Депрессняк какой-то навалился, ничего не могу поделать. Прямо жить не хочется…

– Ого, ты загнула! С чего бы тебе жить-то не хотеть? – я крутанулся на стуле.

– Ты знаешь, я всё думаю о Нине, простить себе не могу. В тот вечер я ведь сама хотела, чтобы она поскорее ушла. Хотела остаться с тобой… наедине… Хотела быть с тобой…

Меня тотчас бросило в жар.

– И самое ужасное, что, случись всё снова, я бы не смогла… остановиться. Я бы опять осталась с тобой…

Ну что это, как не призыв? Я пересел к ней, приобнял, но стоило склониться над ней, как она извернулась и соскочила с дивана.

– Олег, я не могу! Ты прости, – пролепетала она, пряча глаза. – Не могу, и всё тут. И даже не знаю, смогу ли вообще когда-нибудь.

Я молча сделал ей комп и ушёл. Конечно, раздосадованный. Да, в конце концов, сколько можно ковыряться в переживаниях: виновата – не виновата, могу – не могу? Мне тоже жаль Сагидзе, очень. Но жизнь-то продолжается! И её всё равно не вернёшь.

Проходя мимо супермаркета, вспомнил, что мать просила купить батон. Я завернул в хлебный отдел и нос к носу столкнулся с Голубевской. За её спиной семенила Потанина.

– О! Какие люди! Сплошные звёзды, а не люди, – улыбнулась Голубевская.

– Привет, Олег, – выглянула из-за плеча подруги Потанина. – А мы тут закупаемся.

Их тележка и правда была доверху набита разными упаковками, банками, брикетами.

– В пятницу, ну послезавтра, у меня будет вечеринка. Предки уедут на дачу, с ночёвкой… Будут только наши. И ты приходи.

Вот так неожиданный поворот! Я даже слегка растерялся.

– Ну, не знаю. У меня в пятницу тренировка.

Мне показалось, Голубевская как-то сразу сникла. Огорчилась? Но с чего бы? Или уязвлённое самолюбие? С таким апломбом, как у неё, она вполне могла рассчитывать, что я от радости станцую прямо на месте.

– А до какого часа у тебя тренировка? – подхватила Потанина.

– До семи.

– Так и мы в семь собираемся! Приходи после тренировки. Ничего страшного, если немного опоздаешь.

– Я подумаю, – пообещал я. «Подумаю» – оптимальный вариант во всех отношениях. Во-первых, чтобы отстали (я терпеть не могу, когда меня уговаривают). А во-вторых, кто его знает, вдруг и в самом деле возникнет желание развеяться? И, опять же, есть куда отступать – на случай, если всё-таки не захочется.

На том и порешили. Я взял с полки батон и направился к кассе, когда Голубевская окликнула меня по имени:

– Олег! Слушай, а ты не поможешь нам сумки донести? Тут недалеко.

Помочь-то я помог, но всем своим видом показал ей, как мне этого не хотелось делать. А пусть. Нечего думать, что она – королева и все вокруг счастливы услужить ей.

На выходе из супермаркета они распрощались с Потаниной, и я притворился, что не заметил их шифрованных ужимок. Да мне, признаться, было и неинтересно, о чём они тайком переговаривались, даже если это связано со мной.

К счастью, Голубевская жила в двух шагах от супермаркета. Но плелись мы еле-еле: сапоги у неё, видите ли, скользкие, каблуки высокие.

Меня её общество почему-то тяготило, хотя она щебетала без умолку. Так что, едва мы подошли к подъезду, я всучил ей фирменный пакет, не такой уж и тяжёлый, между прочим.

– До квартиры сама дойдёшь, ладно? А то мне некогда.

– Да, я на лифте. Спасибо, Олег! Пока…

– Адьёс.

И я потопал домой, с батоном под мышкой. А вечером позвонила Алёнка, поблагодарила за комп. Голос звучал виновато, и я сразу воспрянул, однако, стоило мне позвать её в кино или хоть куда-нибудь, она тут же свернула разговор: не могу, не сейчас, как-нибудь потом. Тьфу. Как меня это уже достало!

На следующий день ко мне снова подкатила Потанина, теперь уже с Мальцевым. Опять завели тему насчёт вечеринки, и я согласился. Да потому что надоело стучать в закрытую дверь! Если Дубининой нравится смаковать свой сплин, пусть смакует, но без меня.

– Может, я и Макса с собой прихвачу? – предложил я.

– Зачем? – удивились оба совершенно искренне.

– Нет, ты, конечно, можешь его взять, – усмехнулся Мальцев, – только он там будет… как бы сказать… не в тему. Он что, заядлый тусовщик? Мы же хотим оторваться, а не уроки вместе делать.

С этим сложно было поспорить. Я вспомнил, как Макс перед каникулами выносил мне мозг, и решил, что звать его не стану. Он и правда категорически не создан для подобных мероприятий. И, потом, я помнил, как он разбушевался всего-то с напёрстка коньяка. Мало ли что он мог ещё учудить, тем более в компании своего раздражителя.

Правда, было немного не по себе, когда Макс после школы поинтересовался, о чём я говорил с Мальцевым и Потаниной.

– Да так, о всякой ерунде, – замялся я.

Так что я согласился пойти к Голубевской без Макса, взяв с них слово, что он об этом не узнает. Просто он так напрягался, стоило мне с Мальцевым хоть словом переброситься. Понятно, что я не обязан перед ним отчитываться, я даже сам на себя злился за такое малодушие.

И на Макса злился, что приходилось из-за него юлить и выкручиваться, но всё равно не мог сказать ему прямо всё как есть.

К Голубевской я опоздал на час с лишним. Уйти с тренировки раньше, хотя бы на пять минут, с нашим Палычем вообще нереально. Ну и пока заскочил домой, пока ополоснулся и переоделся – не в трениках же идти, как-никак там не гоп-стайл вечеринка, – был уже девятый час. Сотовый устал звонить, когда я наконец ответил.

– Олег, ты где потерялся? Мы тебя ждём, ждём. Ты же говорил, после семи будешь… – затараторила Потанина.

– Да иду уже, – буркнул я и сбросил.

Ну и противный же голос у этой Потаниной! Сразу после неё позвонил Макс. У меня с досады даже зуб заныл. Вот что ему сказать?

Он же спросит, что делаю, куда собираюсь… Лучше вообще не брать трубку. Зная манеру Макса звонить до победного, я на всякий случай отключил телефон.

Заглянул в родительскую спальню предупредить, что вернусь поздно, и застал идиллическую картину: оба – и мать и отец – дремали на диване, в обнимку. Вообще, странности их поведения почти вошли в привычку. Может, у них кризис среднего возраста или ещё что-нибудь в том же духе? Хотя, по идее, чудить полагается мне. Я ведь young adult. Слово «подросток» меня почему-то бесит: какое-то оно идиотское и звучит чуть ли не как диагноз. «Он бросил школу, сбежал из дома, избил бомжа, бомбанул киоск». – «Ах, какой ужас! Но почему?» – «Он – подросток». – «Α-a, тогда понятно». Будто подростковый возраст – синоним неадекватного поведения. Как же!

Голубевская жила на последнем, семнадцатом этаже. Точнее, на двух последних.

– Второй ярус у нас ещё в стадии ремонта, мы недавно эту квартиру купили, – сообщила она, заметив, что я уставился на винтовую лестницу в прихожей. Затем, одарив меня улыбкой Моны Лизы, добавила: – Молодец, что пришёл.

Выглядела она потрясно – в чёрных атласных шароварах и серебристой маечке с открытой спиной. Я аж присвистнул.

Вся компашка – отсутствовал только Дота – расположилась в огромной гостиной. Сидели кружком, прямо на полу, на белом длинноворсовом ковре, потягивая Asahi. В середине – чёрный столик на коротеньких ножках. Закуска соответствующая: суши да роллы. Я сразу приуныл. Потому что после тренировки проголодался так, что все внутренности выли. Дома перекусывать не стал, памятуя о вчерашней тележке Голубевской, доверху набитой продуктами. Так что я никак не рассчитывал нарваться на эти финтифлюшки, тем более японскую кухню не люблю абсолютно. Рису я всегда предпочту картошку. Сыру – колбасу. Морепродуктам – мясо. Про сырую рыбу и водоросли вообще молчу.

– У вас тут что, japan party?

– Ну, что-то типа того… – улыбнулась Голубевская.

– Предупреждать надо.

Улыбка тотчас угасла.

– Тебе не нравится?

– Не, всё супер. Но будет ещё лучше, если ты сделаешь мне бутер с колбасой.