Астрид Линдгрен - Расмус-бродяга Страница 18

Но Расмус уже выбрался из чулана и бежит прочь. Он надеется, что сумел обмануть Лифа, он молит Бога, чтобы грабитель оставил его в покое.

Но Лиф видит из окна чулана, что босоногий мальчишка бежит по двору и как мелькают его тоненькие, словно палочки, ноги.

В три прыжка и грабитель спустился с лестницы, и вот он снова неотступно преследует Расмуса.

Сейчас они мчатся по улице старой деревушки. Когда-то по этой улице мирные волы возили овёс на гумно Пера Андерса и сено Карла Нильса, а летними вечерами ребятишки играли себе преспокойно, катая по длинной деревенской улице колесо. Никогда ещё никто не бежал здесь, спасая свою жизнь. А сейчас бежит по этой улице босой мальчишка, а за ним гонится грабитель. Но вот улица кончилась, и Расмус бежит вниз, к морю. Неужто парнишка собирается броситься в воду? Грабитель прибавляет ходу, ему не терпится закончить поскорее эту погоню.

Впереди полуразвалившаяся пристань и ветхий, накренившийся лодочный сарай.

Расмус бежит по мосткам, и доски гнутся под его ногами. Под ногами Лифа они гнутся ещё сильнее. Но Лиф торжествующе улыбается, наконец-то мальчишка попался. Бежать по мосткам пристани, что может быть глупее. Ведь назад ему путь отрезан. Сейчас он схватит мальчишку, если только тот не прыгнет в воду и не утонет.

Возле сарая мостки заворачивают направо.

Расмус бежит по качающимся мосткам. Рубашка вылезла у него из брюк и развевается парусом. Сине-белая рубашка – последнее, что видит Лиф до того, как мальчишка исчезает за лодочным сараем.

Доски трещат под ногами Лифа. Вот-вот… наконец-то этот упорный мальчишка получит по заслугам! Лиф, не снижая скорости, заворачивает за угол.

Гулкие шаги Лифа внезапно замирают. Раздаётся лишь сильный всплеск. Он не успевает даже выругаться, как его накрывает солёная волна. Он пытается выкрикнуть ругательство, но у него получается только «плл… буль…».

Какое-то мгновение Расмус почти счастлив, кое-чему он всё же научился в Вестерхаге. Не только окучивать картошку, но и ставить подножки.

Кашляя и шипя от злости, Лиф показывается на поверхности воды. Купаться ему почему-то не хочется, хотя здесь отличное место для купания. Злой как чёрт влезает он на мостки, и Расмус, чуть не плача, понимает, что от этого безжалостного человека не избавиться. И всё же он будет пытаться. Будет бежать, пока не упадёт замертво. Его сердце бешено стучит, вот-вот разорвётся.

Он мчится назад по мосткам, через двор Карла Нильса к дому Пера Андерса. Этот бег кажется ему страшным сном. Он оторвался от своего преследователя, и всё же ему не уйти от разъярённого и беспощадного врага.

Вот впереди картофельный погреб Пера Андерса. Расмус заглядывал в него, когда осматривал весь этот двор. Он ещё постоял здесь, воображая, будто там у него пятьдесят мешков картошки. Мол, можно напечь сколько хочешь картофельных оладий.

Вконец измученный Расмус вваливается в тёмный погреб. В нём теплится отчаянная надежда, что Лиф ещё не очень близко и не заметил, как он сюда влез, что ему не придёт в голову искать его в погребе. Надежда на это слабая, и теплится она недолго.

Вот он уже слышит, как кто-то берётся за вставленный в замок ключ. Лиф врывается в погреб. Злой, промокший, он готов разорвать паршивого мальчишку…

Но в Вестерхаге Расмус научился не только подставлять ножку. Он научился караулить у двери. Когда противник вбегает очертя голову, нужно быстро выбежать из комнаты за его спиной. Так Расмус и сделал. Он быстро выскользнул из погреба и, хлопнув дверью, в панике повернул ржавый ключ в замке. Лишь услыхав рёв за дверью, он понял, что произошло. Всё ещё дрожа от страха, он торжествовал, он запер своего врага в погребе Пера Андерса. Вот только что этот погреб принадлежал когда-то Перу Андерсу, он, конечно, не знал.

Ему ужасно не хватало сейчас Оскара, и он едва не плакал. Ноги у него дрожали. Он до смерти устал. Ему не терпелось поскорее найти Оскара. А вдруг он убит?..

Расмус как мог быстро прокрался к «своему» дому. Он подбирался осторожно, ведь он не знал, где находится Лиандер и где Оскар.

Уже светало. Скоро над старой деревней переселенцев в Миннесоту взойдёт солнце. В эту ночь здесь никто не спал.

Расмус лёг на живот и ужом подполз к кухонному окну. Потом медленно встал на колени и заглянул в пустое окно, в котором уже давно не было стёкол.

Совсем близко от окна, спиной к Расмусу, стоял Лиандер. А у очага, подняв руки вверх, стоял Оскар. В руке у Лиандера был револьвер, а рюкзак Оскара лежал у ног бандита.

– Ну, стреляй! – произнёс Оскар. – Одним бродягой больше на земле, одним меньше, какая разница.

– Не сомневайся, у меня пальцы так и чешутся, чтобы пристрелить тебя, – ответил Лиандер. – Да только я не хочу огорчать ленсмана. Ведь ему так хочется засадить тебя в тюрягу за грабёж в Сандё. Известно это тебе? И за то, что ты обокрал фру Хедберг.

– Подумать только, что на свете есть такие свиньи, как ты, – спокойно ответил Оскар. – А что, если я расскажу ленсману, что вы с Лифом за «фрукты»?

На глазах у Расмуса выступили слёзы. Он знал, что ленсман ни за что не поверит бродяге, ведь Оскар сам ему это говорил.

Лиандер грубо расхохотался:

– Ну, ну! Давай попробуй.

– А разве ты не говорил недавно, что боишься, мол, вдруг фру Хедберг очухается и расскажет кое-что. Например, то, что Анна-Стина наврала. Подумай, а что, если старушка всё-таки очнётся?

– Не очнётся, – сказал Лиандер сдавленным голосом. – После того что случилось здесь прошлой ночью, чует моё сердце, фру Хедберг никогда не очухается. Ни Анна-Стина, ни мы рисковать не станем.

Расмус сжал кулаки. Изо всех злодеев на свете Лиф и Лиандер хуже всех. Было ясно, что Лиандер, говоря о фру Хедберг, опять задумал худое.

– Пеняй на себя, олух, – продолжал Лиандер. – Зачем тебе было совать нос не в своё дело? Так тебе и надо, пусть ленсман посадит тебя. Между прочим, это не так уж страшно, в тюрьме не так уж плохо, скажу я тебе.

– Понятно, ты, поди, не раз там сидел, тебе лучше знать. А уж я постараюсь сделать всё, чтобы ты испробовал это ещё раз.

– Да ты ещё глупее, чем я думал, – сказал Лиандер. – Ты что, не понимаешь, ведь сам туда загремишь, как только попытаешься нас ущучить. Если в твоей башке есть хоть капля ума, ты отвалишь отсюда поскорее и никогда больше не сунешь нос в эти края.

– И дрожать при каждой встрече с полицейским! – с горечью воскликнул Оскар. – И как только земля держит таких скотов, как ты и Лиф. До чего же мне охота задать тебе прямо сейчас хорошую трёпку!

Стоя на коленях у окна, Расмус кивнул. Да уж, было бы здорово, если бы Оскар отлупил Лифа хорошенько. Ведь Оскар сильный, как бык, гораздо сильнее Лиандера. Но ведь у Лиандера этот ужасный револьвер, нацеленный на Оскара. Если бы только не этот револьвер…

На земле возле окна лежал обломок доски. Даже не сознавая хорошенько, что он делает, Расмус схватил его. Как во сне, не раздумывая, он быстро поднял доску и изо всех сил ударил Лиандера по правому локтю. Лиандер взвыл от боли и от злости, а револьвер, описав красивую дугу, упал на кухонный пол. С радостным воплем Оскар бросился на Лиандера, и они покатились по полу. Расмус со страхом смотрел на них. От волнения он грыз ногти. Он никогда не мог спокойно смотреть, как люди дерутся.

А тут они дрались так, что пыль стояла столбом. Лиандер был тоже сильный, и они со стонами катались по полу. Каждый из них старался схватить револьвер.

Револьвер!.. Расмус опомнился. Револьвер! Лиандер ни за что не должен схватить его.

Расмус бросился в кухню, ноги у него дрожали. Пол в кухне ходил ходуном. Они катались, как бешеные, размахивая руками, пиная друг друга ногами, просто некуда было ступить. Лиандер тянул руку к револьверу, подвигаясь к нему всё ближе и ближе.

Расмус поддал эту поганую чёрную штуковину с такой силой, что она отлетела в угол. Потом он взял её дрожащими руками. Эта штука была такая противная, что он держал её в руке с отвращением. Расмус продолжал смотреть и смотреть, как они катались по полу, стонали и колошматили друг друга.

Сжимая револьвер, Расмус помчался к мосткам на берегу. Его тошнило, но думать сейчас об этом было некогда. Он стоял, всхлипывая, и смотрел на качающиеся под ветром ветви берёз. Солнце только что поднялось над островками в море, гребни волн сверкали и переливались. Чайки проснулись. Они летали над старой деревней и кричали, как будто им тоже было страшно. Нет, им нечего было бояться. Страшно было лишь одному ему. Он так устал, что ему хотелось лечь и умереть. Но ещё ему хотелось избавиться от револьвера. С плачем он побежал по камням, ветер чуть не валил его с ног. Но всё же он добрался до пляжа уехавших в Миннесоту. Он посмотрел на револьвер с гримасой отвращения и швырнул его в сине-зелёную воду.