Леонид Колосов - Незнакомец в черной сутане Страница 18

— Здравствуйте, сын мой. Куда вы торопитесь?

Стефан сразу узнал этот голос. Сзади к нему приближался попечитель «Руссикума» кардинал Каллистро. Стефан никак не мог понять этого человека. Однажды вместе с Людмилой он в штатской одежде сопровождал на конспиративную квартиру двух советских военнопленных. Неожиданно перед ним вырос преподаватель «Руссикума» ксендз Мокютти. Увидев Стефана в гражданской одежде, да еще под руку с синьориной, ксендз от удивления поднял очки. Что оставалось делать падре Стефано? Он равнодушно скользнул взглядом по лицу Мокютти и прошел мимо. Об этом случае стало известно ректору института прогитлеровцу Эчарри. Он учинил допрос Стефану, ибо ксендз поклялся на Библии, что видел последнего в городе и не обознался. В тот же день Стефана вызвали к кардиналу Каллистро.

«Падре Стефано, мне доложили, что вас видели в штатском, гуляющим по городу».

«Ваше преосвященство, видимо, произошла ошибка».

«Я охотно верю в это, — с нажимом сказал кардинал. — Но будьте осторожны, дитя мое. Я же буду молиться за вас…»

А чего сейчас хотел от него этот непонятный старец в красной кардинальской шапочке? Кардинал между тем молчал, испытующе глядя в глаза Стефану, ожидая ответа на свой вопрос.

— О преосвященство, я хотел почитать в своей келье.

— Сие похвально, сын мой. А не могли бы вы уделить несколько минут для разговора со мной?

— Я к вашим услугам, отец мой!

Они вновь вернулись в вестибюль, чтобы пройти в учебную часть «института».

Неожиданно с шумом распахнулась парадная дверь, и с улицы вошли трое: человек в штатском и двое солдат с автоматами на шее.

— Просим извинения, святой отец! Нам необходимо видеть послушника по имени падре Стефано. Вот разрешение военной комендатуры. — Штатский протянул настоятелю бумагу с орлом и свастикой.

«На улицу я выскочить не могу, — лихорадочно работала мысль у Стефана, — автоматная очередь — и конец. Бежать по лестнице в помещение — все равно что сунуть голову в капкан. Что делать?!»

Кардинал, щуря подслеповатые глаза, медленно читал бумагу из комендатуры. Потом поднял глаза на Стефана, спросил скрипучим голосом:

— Сын мой, вы не видели падре Стефано?

Сердце застучало быстро-быстро… Лишь бы не выдать волнения:

— Но-моему, он у себя…

— По коридору направо, восьмая келья.

Штатский и двое солдат почти бегом бросились в указанном направлении. Отец Каллистро повернулся спиной к Стефану и, не произнеся больше ни слова, тихо пошел прочь, по-старчески шаркая ногами. Путь на улицу для Стефана был свободен.

Через два часа он сидел в кабинете азиатского консула и рассказывал Серебрякову о своих приключениях.

Тот слушал не перебивая, с каким-то застывшим, мрачным лицом. «Что-то не в духе сегодня наш мажордом», — подумал Стефан…

— Да, тебе больше нельзя показываться в «Руссикуме». И монашескую рясу придется забыть. Будешь пока жить здесь, на вилле, а в город выходить через подземный ход.

Серебряков встал, походил по комнате, потом приблизился к Стефану, положил руку на плечо.

— Ты ничего не знаешь, Стефан?

— Нет, а что?

— Несчастье не выбирает двери, в которую стучится. Вчера расстреляли Люду… Отто Хенке расстрелял ее собственноручно… У нас в комендатуре уборщица, она видела из окна все… Южина держалась молодцом… Ты… я понимаю, Стефан, тебе очень тяжело, ты посиди один, я выйду.

— Нет, не уходи. Дай мне рюмку коньяка.

— Хорошо. Ты пей, если от этого станет легче, пей.

— Когда ее хоронят?

— Завтра утром на кладбище Тестаччио.

— Я пойду.

— Ни в коем случае! Это наверняка ловушка, Стефан. Гитлеровцы никому не отдавали трупов расстрелянных. Ты не можешь рисковать собой и тем заданием, которое ты взял на себя. Ведь завтра банкет в комендатуре?

— Да, завтра вечером.

— Ты выдержишь?

— Не знаю…

— Стефан, возьми себя в руки. Если ты не сможешь держаться, лучше не ходи. Майора Хенке уберут без тебя.

— Нет, я пойду. И майора Хенке уберу я, только я…

В празднично убранном зале немецкой комендатуры уже были произнесены все официальные тосты за здоровье гестаповского фюрера Гиммлера, за «доблесть» германского оружия, за коменданта Рима и его ближайших сподвижников. В зале стоял невообразимый шум, какой бывает всегда, если все сразу начинают рассказывать «самые интересные истории»… Впрочем, говорили не все. Подполковник, вернее, уже полковник Эрих Капплер (его «подвиг» в Ардеатинских пещерах был оценен самим Адольфом Гитлером), бледный от выпитого, сидел, подперев голову кулаками, над грязной тарелкой и с блаженной улыбкой на губах сиплым голосом тянул нудную баварскую песню. Его помощник, майор Петер Кох, сидевший рядом со своим «другом» Брюкке («падре Стефано») на дальнем конце стола, жаловался на свою судьбу:

— Собачья жизнь, скажу я тебе, друг Брюкке. Работаешь, как римский раб, и никакой благодарности. Слышишь ты, ни-ка-кой!

Кох стукнул кулаком по столу, подпрыгнули рюмки, упала, задребезжав, на пол вилка.

— Вот видишь, женщина должна прийти. Так говорит старинная примета. Только черта с два она придет… Ха-ха-ха, Брюкке, она не придет, потому что ее отправили на тот свет.

— Какая женщина? — вяло спросил Брюкке.

— А, ты ведь не знаешь! Захватывающая история, я тебе скажу… Только никому ни гу-гу, договорились? Партизанку сцапали, понимаешь? Причем, я лично проводил всю операцию. Взяли ее под белые руки без шума, с прокламацией и пистолетом в ридикюле… Кстати, пистолетом нашего отечественного производства… А потом эта гестаповская сволочь майор Хенке отстранил меня от дела и все заслуги приписал себе! Ему железный крест, а мне — шиш!

Кох поднес сложенные втрое пальцы к самому носу Брюкке. Тот осторожно отвел руку Петера, деревянным голосом спросил:

— Она рассказала что-нибудь интересное?

— В том-то и дело, что нет! Девочка оказалась первый сорт. Он ей жжет щеки сигаретой, а она молчит, только слезы катятся. Но ведь хитрая бестия этот Хенке! Когда убедился, что девица не из слабого десятка, он подсунул ей старичка — падре из Ватикана. Тот и растопил девичье сердце. Она-то не без грешков оказалась. Любимый, видите ли, у нее был. Она попросила падре разыскать этого молодца и адрес дала. И ты знаешь, кто он? Слушатель «Руссикума»! Только майор Отто Хенке проворонил семинариста-то… Про-во-ро-нил!.. И теперь, видишь, сидит как сыч…

— А где же этот семинарист?

— А черт его знает! Смотался. Да, удалось установить, что он связан с подпольем и довольно много ухлопал наших, знакомясь с ними под видом офицера вермахта…

— А что же это за падре был такой ловкий?

— А это, Брюкке, секрет. Поп — наш агент. Кличку его сказать могу: «Иезуит», а вот имечко — ни-ни, тайна. Да и зачем тебе, интенданту, влезать в наши деликатные дела! У нас свой закон: чем меньше знаешь, тем лучше. А вот семинарист меня беспокоит. Скажем, сидим мы с тобой рядом, а он, например… вон, видишь, смотрит на нас эта пьяная харя? Кстати, ты знаешь, что это за тип?

— Нет, не знаю…

— Господа офицеры, минутку внимания! — Полковник Эберхард фон Маккензен поднялся со своего места, постучал вилкой по бокалу. — Я вынужден оставить вашу приятную компанию. Меня, к сожалению, ждут срочные дела. Я предлагаю поднять последний тост за нашего дорогого гостя, специального уполномоченного Берлина майора Отто Хенке, и пожелать ему успехов в его работе, которую он проводит в тяжелых условиях и в трудное время.

Сидящие за столом недружно встали. Выпили. Хенке, не садясь, холодно поблагодарил полковника, сипло сказал:

— Спасибо вам, господа. Мы неплохо потрудились. Конечно, у нас были срывы и неудачи. Но я вас уверяю, господа, что через несколько дней с римским подпольем будет покончено! Они у меня все здесь… — Майор сжал кулак левой руки, правой выплеснул в рот очередную рюмку коньяку и тяжело плюхнулся на свой стул. Через некоторое время он опять поднялся и нетвердой походкой направился к выходу из зала.

— Пошел в сортир изливать свою душу, — съязвил Кох. — Вот уже истинно человек рождается в грехе, живет в пакости и подыхает в маразме.

— Слушай, Петер, меня тоже что-то мутит, где здесь…

— Эх ты, интендант! Выйдешь направо, по коридору, потом налево, а там две двери: одна на улицу, другая… в общем, там сам разберешься.

Брюкке встал и, сильно шатаясь, пошел к выходу. Кох задремал, уронив голову на руки.

«Лишь бы никто не поплелся за мной», — лихорадочно думал Стефан, идя быстрым шагом по коридору. Хмеля как не бывало. Страшное нервное напряжение делало свое дело. Дверь с двумя нулями.

Стефан остановился, вытащил из кобуры «вальтер», легонько толкнул дверь…

Майор Отто Хенке стоял спиной у умывальника. Журчала вода из крана, майор плескал ее себе на лицо. «Выстрелить в затылок, как он стрелял в Людмилу? Нет, надо посмотреть в глаза этой гадине, посмотреть и сказать…»