Равиль Бикбаев - Кундуз-Гардез. Бригада уходит в горы Страница 19

Так точно! Все понял. И больше я с водкой не попадался, но и других залетов у меня было предостаточно. Как наказывали за них? Да по разному. Сделать замечание или объявить выговор? Ой как смешно! Даже самые, самые тупоголовые штабисты и то до такой глупости не опускались, а строевые офицеры об этом даже и не задумывались. Да кого взволнует полученное замечание, или обеспокоит выговор? Да никого, только рассмеется солдат за спиной у офицера, а то и глядя прямо ему в глаза вежливо поинтересуется: «Ты что, дурак? Или совсем допился?». Наряд вне очереди? Так это почти не наказание. Подумаешь, отстоишь на посту с автоматом два часа, так потом четыре отдыхаешь, а других обязанностей у наряда в то время не было. Арест на гауптвахте? Так не было ее, не построили еще, не до того было. Вместо ареста ямы рыли. Откопал ямку посидел в ней, поспал, отдохнул от тягот службы и пожалуйте обратно в строй товарищ солдат. Дисциплинарный батальон? За то время что я служил никого туда не упекли. Кроме лишения свободы по уголовному делу, я вам все меры дисциплинарных наказаний предусмотренные уставом перечислил: замечание; выговор; наряд вне очереди; арест; дисбат. Не работали они у нас, никто этой херни уставно-дисциплинарной не боялся. А солдаты чем дольше служат тем больше наглеют, а воспитывать их надо, а воинская дисциплина должна быть. Была у нас дисциплина, была, прямо скажем особенная дисциплинка, военно-полевая.

Стою я ночью на посту номер один и охраняю воинскую святыню — знамя части. Полотно знамени упаковано в чехол и опечатано, чехол с упакованной святыней хранится в БРДМ (боевая разведывательная десантная машина), БРДМ стоит в трех шагах от караульного помещения и тоже опечатан, сама караулка расположена на территории штаба бригады. Уставная смерть нашей части охранялась прямо как в сказке: дуб, ларец, птица, яйцо, игла. Правда я на дракона охранителя никак не тянул, но так и дело не сказке было. А было дело в том, что накануне выдали нам дополнительный месячный десантный паек — банку консервированного сгущенного молока. Месячную норму, я за пять минут выхлебал, и вот стою на посту и пучит меня. Сил терпеть уж нет, а до смены еще час остался. Положено на пост номер один самых лучших солдат ставить. Так на что положено, уж давно наложено. Не лучший я был в роте солдат, совсем не лучший, если откровенно то полный расп…дяй, именно поэтому и стоял на посту номер один, в трех шагах от палатки караульного помещения, почти на виду у начкара. Выйдет начкар поссать видит стоит у знамени часовой, ему и легчает. Выйдет дежурный по части по своим неотложным делам, смотрит, бдит часовой у знамени, вот он и спокоен, будет жить бригада. А у часового смерть в глазах и так живот пучит, что чувствует часовой стоит ему промедлить минуту и навсегда будет замарана его воинская честь. Буквально замарана, поносом замарана. Такое дело не то что до дембеля, а и после службы с хохотом сослуживцы вспоминать будут. Да ну его на х…й это знамя! Ничего с ним не станется за пару то минут, вот и кричу я второму часовому, что охранял вход в караульное помещение:

— Лёха! Присмотри за постом, а мне сбегать посрать надо.

— Ладно, — равнодушно отвечает Лёха О*** и не спеша закуривает, нагло начхав на обязанности часового строго прописанные в уставе караульной службы.

Бросил я пост, побежал, на бегу достаю из подсумка газету «На боевом посту» ее в ТуркВО издавали. Читать ее конечно никто не читал, но другой бумаги не было.

Возвращаюсь на службу в боевой строй с пустым кишечником и песней в душе. Уж так мне хорошо стало. Глянул на пост и тут же мне подурнело. Стоит у поста номер один мой командир взвода он же начальник караула лейтенант П***, а рядом с ним дежурный по бригаде командир двенадцатой роты капитан Т***.

— Товарищ лейтенант за время несения службы происшествий не случилось, — сдури докладываю я и весь замер.

За самовольное оставление поста, за то что бросил я беззащитной воинскую святыню, меня должны немедленно снять с караула, посадить под арест, а потом отдать под суд. Начальнику караула должны впаять строгий выговор с занесением в личное дело (т. е. надолго испортить парню карьеру), командиру моей роты указать на неполное служебное соответствие (т. е. пригрозить отстранением от командования ротой).

— Саша, — спокойно обращается дежурный по части к начкару, — ты с этим уродом сам разберись, а я пошел.

Капитан уходит, а я стою у знамени части: «не жив не мертв».

— Ну и в чем дело? — тихо спрашивает меня Саша П***.

Объясняю, сильно стараюсь чтобы голос не дрожал, не очень то и получалось. Саша молча уходит в караульное помещение, затем возвращается и приносит две таблетки активированного угля. Таблетки я выпил, полегчало, дальше караул прошел без происшествий. Это только присказка, а сказка впереди.

Только с караула сменились, так меня раз и вызывают к ротному.

— Мне дежурный по части сообщил о вашем поступке, — испепеляя меня взором, начал говорить командир роты.

Я стою в офицерском помещении по стойке смирно и знаю пощады не будет. Желудок жалобно урчит, душа в пятках.

— Вы что это себе позволяете товарищ ефрейтор?! — не надеясь получить совершенно ненужный ему ответ и повысив голос продолжает спрашивать капитан А***.

Что он мне потом еще сказал я вам передать не могу, но смысл был такой: «что раз такой нехороший солдат и навязался на его голову, то он его или убьет или превратит в хорошего бойца». Ротный у нас гиревик был, мастер спорта, гирька 32 кг. у него в ручках как пушинка летала. Дальше я стал летать в помещении как та пушинка и все искал пятый угол. Помещение небольшое было, и потому пятый угол я нашел довольно быстро, вышиб головой дверь и вылетел на белый свет, без видимых повреждений.

Так если бы это только один случай был, увы нет.

В батальонной батарее СПТГ (станковый противотанковый гранатомет) у меня земляк служил. Танков у духов и в помине не было, стрелять из СПТГ не по кому, вот потому то батарейцы в основном несли службу в боевом охранении. Ребята отлично устроились. Сами оборудовали блиндажи, всячески территорию батареи облагородили, с местным населением афганцами наладили взаимовыгодное сотрудничество. Батарейцы им деревянные ящики от боеприпасов поставляют, те им жратву на выбор. Кудряво жили, я так им завидовал. Но самое главное брага у них почти не переводилась и даже свой самогонный аппаратик умельцы сварганили. Принес я земеле сувениров, пару ручек и китайский фонарик, что взял на последней операции. Пока «за жизнь» болтали он меня самогонкой угощал и еще в дорогу фляжку с бражкой дал. Возвращаюсь я в роту песенку распеваю весь такой счастливый ну просто до потери бдительности счастливый и не вижу что мне навстречу крадется «корейский фельдмаршал» Э***. Он как раз в эту батарею с проверкой шел. Э*** и сам выпить не дурак, вот и был возмущен до глубины души, тем что никак у батарейцев не может найти и конфисковать аппарат и наличный самогон. Батарейцы свое «личное счастье» отлично прятали. Но «фельдмаршал» Э*** попыток не оставлял и частенько их навещал. Когда я начальника штаба батальона капитана Э*** заметил то бежать было уже поздно. Память у Э*** военная была и личный состав батальона он не только в лицо помнил, но и по фамилиям и прозвищам знал.

— А позор татарского народа! — радостно приветствовал он меня, зловеще сощурив и без того узкие глазки.

Сам Э*** был корейцем, отсюда и прозвище «корейский фельдмаршал».

Дело было летом и форма одежды у меня была соответствующая. Обут в трофейные раздолбанные и дырявые кроссовки, на потрескавшемся кожаном поясе ремень с флягой, на груди болтается пулемет, на чреслах длинные выцветшие сатиновые трусы, вот и вся форма. Сам длинный худющий, наголо стриженный. Но невзирая на внешний вид позором я себе не считал. С подогретой алкоголем обидой я напомнил Э*** что это Корея входила в монгольскую империю, а не наоборот, и кто является позором своего народа вопрос спорный. Спорить Э*** не стал, обнюхивать тоже, и так ясно что солдат пьян.

— Где эти мерзавцы самогон прячут? — закричал Э*** и пообещал, — скажешь, я забуду что тебя встретил. Нет? Не взыщи!

— Да вы что товарищ капитан уху ели? — совершенно искренне возмутился я и от крайнего изумления развел руками.

Э*** не стал визжа цитировать уставы, этот офицер службу знал. Не разоружая меня, но отобрав флягу с брагой, он предложил мне следовать за ним. Я чуть расстроившись побрел в штаб батальона. Э*** зашел в штаб, я остался мяться у порога. Через пару минут Э*** выходит из помещения в руках у него пара боксерских перчаток.

— Ну алкаш! — протягивая мне перчатки без улыбки заметил Э***, - Посмотрим на что ты способен.

За пять лет до призыва я аж три месяца занимался боксом, и был даже удостоен третьего юношеского разряда. Об этом я честно перед боем предупредил Э***. Капитан только ухмыльнулся, он то был мастером спорта по боксу. Прямо на первой минуте схватки я был нокаутирован. Вставать с земли не хотелось, но Э*** бесцеремонно толкнув меня ногой предложил продолжить поединок. Выблевав выпитый самогон, я с трудом поднялся и продолжил бой. Три нокаута, за две минуты, вот результат поединка между пьяным и наглым солдатом и трезвым, злым «корейским фельдмаршалом». На третьей минуте раунда уже протрезвев я все же умудрился боковым справа заехать Э *** по широкой скуле. Э*** разозлился не шутя и так мне двинул, что я только почувствовал как кто-то поливает меня водой. Открываю глаза, фокусирую взгляд, льет из канистры на меня воду батальонный писарь. Осторожно осматриваюсь, Э*** в пределах видимости нет. Облегченно вздыхаю и с трудом встав поплелся в расположение роты. Голова гудит, бровь рассечена, губа разбита, сам трезв как стеклышко. На следующий день после построения встречаю Э***.