Елена Ильина - Это моя школа Страница 2

Первоклассница оглядывалась на мать, волоча чуть ли не по земле свой новый портфель.

— Вот смешные! — сказала Катя, провожая глазами первоклассниц. — У меня маленький братишка тоже сегодня пошел в школу первый раз. Ночью весь дом разбудил — боялся проспать. На часах без четверти шесть, а он думал — половина девятого.

— А кто у тебя еще есть? — спросила шепотом Наташа.

— Сестра старшая, мама, бабушка и папа. А у тебя кто?

— Нас с мамой только двое, — сказала Наташа. — Папу на войне убили. Перед самой победой, за один день. Я тогда еще маленькая была.

Катя смотрела на новенькую, не зная, что сказать. Она смутилась, словно была виновата в том, что у нее есть и папа, и мама, и бабушка, и сестра, и брат, а у Наташи никого нет, кроме мамы.

«Еще хорошо, что я о тетях и дядях не сказала», — подумала Катя. И, помолчав, спросила:

— А ты к нам из какой школы перешла?

Наташа покраснела.

— Я не перешла, — сказала она. — Я в этой же школе училась… Вот мой бывший класс. Теперь он — пятый «Б». Только это я не сама осталась — меня мама оставила. У меня была операция, аппендицит. Потом — корь. Вот мама и решила оставить меня на другой год.

— Ну, не беда! — уверенно сказала Катя. — Раз болела, значит, не второгодница. Каждый заболеть может. Новенькая — и все!

Наташа посмотрела на Катю благодарными глазами и тихо сказала:

— Ты-то понимаешь, а другие не понимают. Нельзя же каждому объяснять, что болела. А они еще спрашивают: «Почему же ты такая румяная?» А если я от природы такая?

— Ничего, — сказала Катя, — я за тебя всем объясню — и почему осталась и почему румяная.

Она хотела еще что-то сказать, но в эту минуту Людмила Федоровна велела классу построиться в пары, и все пришло в движение. Наташа Оленина отошла в сторонку. Катя кивнула ей:

— Пойдем со мной. — И, оглянувшись, позвала: — Аня! Где ты?

Аня не отозвалась, будто не слышала. Она стояла позади, рядом с белобрысенькой Тоней Зайцевой, с которой никогда не дружила, и все еще держала в руках обе сумки — свою и Катину.

— Аня! — еще раз окликнула ее Катя.

Аня не отвечала.

«Обиделась, — поняла Катя. — Ах, какая!..»

Она хотела было объяснить Ане, что вовсе и не думает всегда ходить с новенькой и что она только для того стала с ней рядом, чтобы не оставить ее в первый день одну среди чужого, незнакомого класса. Но колонна тронулась, и разговоры прекратились. Девочки молча пошли вверх по широкой лестнице.

Все кругом было какое-то новое, праздничное. Стены в этом году выкрасили в бледно-желтый цвет, похожий на сливочное мороженое. В прошлом году они были светло-зеленые, и это очень нравилось Кате. Но теперь ей больше нравились «сливочные» стены.

На первой же площадке школьниц встречала Вера Александровна, директор, — высокая седая женщина, гладко причесанная, в очках. А рядом с ней стояла Катина сестра, Таня, со своей подругой.

Проходя мимо директора, девочки от смущения на секунду задерживались и, сказав: «Здравствуйте, Вера Алексанна!» — быстро проходили дальше.

Вера Александровна наклоняла в ответ свою седую голову:

— Здравствуйте, здравствуйте, девочки! — И добавляла, слегка улыбаясь: — Только не спешите так, не бегите. Спокойнее, спокойнее…

И девочки шли дальше, поднимаясь по ступенькам все выше и выше.

Катя посмотрела через перила верхней площадки на нижнюю. Таня и Лида стояли рядом с директором. И первый раз в жизни старшая сестра показалась Кате совсем взрослой.

Первый урок

Людмила Федоровна распахнула дверь. Вот он — знакомый класс, с тремя широкими окнами, с тремя рядами парт, поблескивающих свежим лаком. Только теперь это уже не третий, а четвертый «А». Пустой и тихий, только что отремонтированный, класс как будто ждал этой минуты. Все в нем сразу ожило и зашевелилось.

Захлопали крышки парт, зашуршали страницы новых книжек и тетрадок… Кто-то с шумом уронил пенал, кто-то крикнул тоненько и смешливо: «Ой, Лизка!» — и голос сразу оборвался. Как-никак, а девочки были в классе. Лето кончилось. Сейчас начнется первый урок первого школьного дня.

Стоя у своего стола, заваленного букетами свежих цветов и красных осенних листьев, Людмила Федоровна, чуть улыбаясь, терпеливо смотрела, как ее ученицы выбирают себе места и рассаживаются по партам.

— Нет, Леночка, ты лучше садись поближе ко мне, — сказала она худенькой девочке в очках. — Вот тут, в среднем ряду, на первой парте. Будете вместе с Зоей Алиевой помогать мне, когда понадобится.

— Конечно, будем, — отозвалась Зоя, смугло-румяная серьезная девочка с черной челкой на лбу и блестящими, как мокрая черная смородина, узкими глазами. — Конечно, будем.

Она уселась рядом с Леной Ипполитовой и принялась деловито раскладывать в парте книжки и тетрадки.

Уже почти все сидели на местах, и только Катя Снегирева еще не садилась. Она стояла у своей парты и тихонько говорила Ане Лебедевой, поглядывая на стоящую у окна новенькую:

— Потом ее куда-нибудь посадят, а пока можно поместиться и втроем, если ты еще капельку подвинешься.

— Втроем! — усмехнувшись, ответила Аня. — С твоей толстухой и вдвоем не поместишься.

— Она такая же моя, как и твоя! — оборвала подругу Катя. — И совсем она не толстуха, а самая обыкновенная девочка.

Пока они шепотом спорили и препирались, Людмила Федоровна взяла Наташу за руку и стала искать глазами для нее парту.

— Ну вот, — сказала она, указывая новенькой место как раз впереди Кати. — В первом ряду слева. Будешь сидеть со Стеллой Кузьминской.

Наташа положила сумку на парту, поглядывая сбоку на свою соседку.

Эта красивая девочка чем-то смущала ее. У нее были светло-серые спокойные и как будто насмешливые глаза и волнистые волосы, связанные на затылке широкой лентой. Платье, передник, прическа, школьная сумка и выражение лица — все было у нее какое-то особенное, не совсем такое, как у других девочек.

Наташа робко села рядом с ней. Стелла немного подвинулась, молча раскрыла толстую, обернутую в белую бумагу «Родную речь» для четвертого класса и углубилась в чтение. Впрочем, изредка Наташа ловила на себе ее беглый холодноватый взгляд, и от этого ей становилось как-то неловко — она начинала обеими ладонями приглаживать волосы, перекладывать тетрадки, искать носовой платок…

Катя Снегирева как будто почувствовала, что новенькой не по себе. Когда Наташа обернулась назад, Катя шепнула ей:

— Вот мы и рядом. Почти рядом…

В ту же секунду Аня дернула Катю за рукав:

— Людмила Федоровна на тебя смотрит. Успеешь наглядеться на свою новую подругу и после урока.

Людмила Федоровна молча стояла у своего столика и ждала, пока класс успокоится. Когда все притихли, в наступившей тишине раздался ее негромкий голос:

— Девочки! Сегодня мы снова начинаем учиться. Поздравляю вас! Это большой день и для вас и для меня. Мы с вами перешли в четвертый класс. А ведь это последний класс начальной школы. Так что вы у меня, можно сказать, выпускные. В этом году мы будем проходить естествознание, географию, историю, а не только русский язык и арифметику. Вот сколько предметов! Это, конечно, немножко потруднее, но зато очень интересно. Вы узнаете много-много нового…

Людмила Федоровна помолчала.

— Ну, а сейчас давайте поговорим с вами о том, кто как провел лето. Кто из вас хочет рассказать что-нибудь интересное? Веселое.

Девочки переглядывались, жались и кивали друг на друга:

— Расскажи ты.

— Да я же не умею.

За лето они как будто отвыкли от своего класса, от учительницы и теперь немножко стеснялись.

— Пусть Катя Снегирева расскажет! — раздался чей-то голос из середины класса. — Она умеет рассказывать.

— Катя Снегирева! — послышались голоса. — Снегирек, рассказывай!

— Рассказывай, рассказывай! — невольно крикнула и Наташа и тут же смущенно покосилась на свою соседку.

Но та сидела, опустив голову на руку, и внимательно читала «Родную речь». Должно быть, ее не слишком интересовало, кто и что будет рассказывать.

Катя прошла между двумя рядами парт, стала у доски, лицом к классу, и, накручивая на палец пушистый кончик косы, начала:

— Не знаю, что рассказать… Может быть, про то, как мы в лагере в поход ходили?

— Рассказывай, что хочешь, — сказала Людмила Федоровна.

Катя подумала немножко и начала скороговоркой:

— Ну так вот… Наш лагерь находился в лесу. А недалеко были другие лагеря — речников и академиков. То есть не совсем речников и не совсем академиков, а их ребят…

— Не спеши, Катюша, — прервала ее Людмила Федоровна, перекладывая цветы со стола на окно. — И оставь в покое свои косы.

Людмила Федоровна села и приготовилась слушать, облокотясь на руку. Катя откинула за спину косы и продолжала: