Станислав Романовский - Зеркало в старинном особняке Страница 2

— На много ли? — поинтересовалась девочка.

Никита закатил глаза к потолку, про себя посчитал и ответил с чувством:

— На одиннадцать дней!

Светлана Николаевна задержалась взглядом на Алёше, и взгляд этот был заранее придирчив. Вслух она ничего не сказала, а глаза её спросили: «Не подведёшь, Алёша?»

«Не подведу, — взглядом же ответил мальчик. — Как я могу подвести?»

По мраморной лестнице вслед за учительницей дети поднялись в зал.

Здесь было прохладно. Через высокие окна, округлые наверху, будто в кокошниках, лился свет и жёлтыми половиками лежал на паркете. Паркет был скользкий, как лёд, и Никита вдруг замахал руками, чтобы не упасть, схватился за Алёшу и едва удержался на ногах.

— Ты что? — спросил Алёша.

Но Никита ответить не успел.

В зал вошли комсомольцы-старшеклассники, а вместе с ними герой войны Борис Иванович Масленников — невысокий мужчина, с орденской колодкой и в красном галстуке, и при нём всякие разговоры смолкли.

Дети выстраивались в линейку.

— Смирно! — раздался голос Светланы Николаевны, и эхо троекратно повторило его. — Равнение на знамя!

Знамя дружины красно отражалось в овальных зеркалах и играло на солнышке тихим огнём. Алёша слышал, как всё быстрее и быстрее, колокольчиком колотится сердце, и толчки его затрудняют вместе со всеми в лад произносить слова Торжественного обещания. Мальчик старался изо всех сил, чтобы в общем хоре был слышен и его голосок, и, узнавая крепенький бас Никиты и напевный голос Людмилы, радовался Алёша, что он здесь не один, ребята с ним, и сообща получается громко и ладно:

— Мы, дети деревни Поспелово, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаем: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза.

Хор смолк, и под потолком старинного здания пророкотало эхо. На Никиту напал кашель, но тут же прошёл, как только комсомольцы-старшеклассники, Светлана Николаевна и Борис Иванович стали детям повязывать галстуки.

Алёше очень хотелось, чтобы к нему подошёл герой войны Борис Иванович. Но загад не бывает богат: галстук, наособицу старательно, ему повязала Светлана Николаевна и сказала:

— Борис Иванович, а это — Алёша Веригин. Он один собрал большущий мешок желудей!

— Мешок желудей? — удивился Борис Иванович. — Такой маленький, и — большущий мешок желудей? Его же не поднять. Как ты его донёс?

Неожиданно для себя Алёша выпалил:

— Я его в лесу спрятал! Потом лесник приехал на мотоцикле и увёз.

Борис Иванович рассудил вслух:

— Мешок желудей — это целая дубовая роща!

— Ждать только долго надо, пока она вырастет, — подал голос Никита, но Борис Иванович не расслышал его. Он выждал, когда установится тишина, и сказал так, что у Алёши сквозняк прошёлся под рубахой:

— Пионеры, к борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!

Строй взметнул руки над головами, словно белые серпы на жатве в старину, и выдохнул в одно дыхание:

— Всегда готовы!

Слова эти, как гром с подгромовниками, прокатились по особняку, вырвались на улицу, и в подгромовниках Алёша отчётливо расслышал свой голос.

Борис Иванович поздравил ребят с приёмом в пионеры, пожелал им быть людьми, полезными Родине, и сказал:

— Прежде чем ехать домой, познакомьтесь с Дворцом пионеров. Здесь всё — ваше.

Девочки кинулись к зеркалам — посмотреть, как они выглядят при галстуках, а мальчики в пионерской комнате принялись опробовать барабаны и горны.

Никита дул в мундштук горна.

От натуги тучные щёки его стали багровыми, а в глазах показались слёзы.

— Больно горнить-то мне охота! — говорил Никита. — Да не научиться никогда.

— Кто сказал: «Не научиться?» — весело загрохотал голос Бориса Ивановича. — При мне неумех не бывает.

Борис Иванович улыбался. Лицо его, в отсвете пионерского галстука, увиделось Алёше совсем молодым.

Борис Иванович облизал губы, прижал мундштук горна к губам, и чистый, сильный, просторный звук вылетел из золотого раструба, радостью ожёг душу мальчика и погас, как только дети оттеснили Алёшу от седого горниста.

Никем не замеченный, Алёша вышел из пионерской комнаты и очутился в зале, пустынном и холодном. За печью в синих и коричневых изразцах мальчик остановился около овального зеркала, обернулся, не подглядывает ли кто за ним, порадовался, что никого нет, и заглянул в зеркало.

Своим отражением Алёша остался очень доволен: красный галстук делал его взрослее, а лицо запало и стало мужественным. Как у отца, когда он читает книги про войну… Жаль только, зеркало было мутноватым от времени. На золочёной раме Алёша разобрал четыре витиеватых цифры — 1781 — год рождения зеркала.

Внезапно мальчик подумал: «Каких только лиц не отражалось в этом зеркале! Дворяне в напудренных париках. Бородатые купцы. Матросы в пулемётных лентах крест-накрест… Вот бы увидеть эти отражения!»

От этих мыслей Алёше стало жарко. В самом деле, разные люди подходили к этому зеркалу, запечатлевались в нём и отходили навсегда. Говорят, даже свет весит немного, но весит, и его можно уловить. А зеркало — это свет! Отражения обязательно должны остаться!..

Пристальнее пристального Алёша всматривался в стеклянные бугорки… Сейчас… Кто это там в глубине? Позади загрохотало. Мальчик отпрянул от зеркала и увидел, как из пионерской комнаты хлынула толпа, а впереди — Никита. Разбежавшись, Никита прокатился по паркету, как на коньках, а Людмила объявила Алёше:

— Такого горниста, как он, поискать надо!

— Как кто? — не понял мальчик.

— Как Никита! — ответила девочка. — Он горнить научился, да ещё как! Его Борис Иванович похвалил: «Прирождённый горнист!» Разве ты не слышал? Где же ты был тогда?

Дома Алёша выгладил галстук горячим утюгом. Мать встревожилась:

— Палёным пахнет! Не горим ли мы?

— Ничего, — успокоил отец. — Старается человек.

Ложась спать, Алёша положил галстук под подушку, а ближе к утру ему приснился Дворец пионеров. В нём не было ни души. Луна заглядывала во все окна и блестела на паркете. Мальчик остановился у знакомого зеркала. Рядом со своим отражением в стеклянном озере, оправленном в золотую раму, он увидел людей в напудренных париках и не удивлялся: так и должно быть, потому что ничто не исчезает бесследно, как и луч света.

Кто это там? Что за люди?

Стекло быстро запотело от Алёшиного дыхания, и никого не стало видно.

Рукавом Алёша чисто-начисто вытер зеркало. Близко от себя он увидел девочку его лет — простоволосую, в длинном белом платье и с медными пряжками на башмаках.

Девочка улыбнулась пухлыми губами.

— Здравствуйте, сударь, — сказала она. — Меня зовут Софья. А вас?

— Ох ты, имя-то какое! — обрадовался мальчик. — А меня Алексеем.

И спросил с надеждой:

— А на «ты» нельзя?

— На «ты»?.. Какое у вас красивое жабо. Я не представляла, что жабо бывает красным. Вы, сударь, похожи на петушка с красной грудью…

— А вы, сударыня, — обиделся мальчик, — на белую курицу!

— Это не очень вежливо. — Губы девочки задрожали от обиды. — Лучше бы вы сказали: «На белую курочку»… Разве это так трудно?

Смягчившись, Алёша спросил:

— Вы, наверное, принцесса?

— Что вы! Я обыкновенная крепостная. Старая барыня купила меня на рынке за двадцать пять рублей.

— За двадцать пять рублей?! — возмутился мальчик.

— У вас разве дороже? — удивилась девочка.

— «У вас»! — Алёша задохнулся от возмущения. — Попробовал бы кто у нас людьми торговать, его бы тут же посадили в тюрьму! У нас все равны.

Девочка близко подошла к Алёше, к таинственной зеркальной плёнке, что непостижимым образом отделяла тот мир от этого, и, вытянув пальцы, но не дотянувшись до груди мальчика, сказала с искренним восхищением:

— Как вам идёт этот красный шёлк!

— Это — пионерский галстук. Меня только что в пионеры приняли, — с гордостью объявил мальчик. — Я — пионер!

— А кто это — пионер?

— Кто?..

Мальчику захотелось говорить долго-предолго. От желания сказать как можно больше, от того что на словах ему пока ещё было трудно объяснить суть, от жалости к этой девочке — от всего этого у Алёши пересохло в горле. Он протянул обе руки к Софье и выдохнул: