Борис Никольский - Мужское воспитание Страница 2

И Димка полез вслед за ним.

На боку у солдата болтался противогаз. На деревянной бирке, пришитой к противогазной сумке, Димка увидел надпись. «Рядовой Лебедев», — было выведено чернильным карандашом.

«Вот это да!» — подумал Димка. И как это он сразу не догадался!

— Ах, я знаю: вы — Лебедев, — сказал он.

— Нет, я Курицын, — сказал солдат. — А откуда ты узнал?

Димка показал подбородком на деревянную бирку.

— Ого! У тебя задатки Шерлока Холмса, — сказал Лебедев. — С тобой опасно иметь дело.

Наверху, на вышке, дул ветер. Димка поежился. Он почувствовал, как уверенность покидает его. Снизу вышка не казалась такой высокой.

— Ну как? Еще не раздумал? — спросил Лебедев.

Может быть, он нарочно заманил сюда Димку — для забавы? Чтобы посмеяться над ним?

— Нет, — сказал Димка. — Не раздумал.

Лебедев быстро и ловко опутал Димку ремнями.

— Готово, — сказал он.

Димка подошел к краю и взглянул вниз. У него сразу ослабли ноги. Казалось, еще секунда — и он свалится. Ему захотелось лечь и крепко-накрепко прижаться к доскам. Он шагнул назад.

Здесь, на вышке, был другой человек, а совсем не тот Димка, который только что лез по лестнице. И поступал он совсем не так, как собирался поступить Димка. И даже голос у него был другой, не Димкин.

Снизу, когда он смотрел, как прыгают солдаты, все казалось совсем просто. Залез, пристегнул парашют, прыгнул. Он даже не думал, что это так страшно.

— Когда будешь приземляться, — сказал Лебедев, — не забудь плотнее сжать ноги.

«Приземляться!» Димка уже знал, что ни за что не решится прыгнуть. И в то же время он готов был скорее просидеть здесь до завтра, чем на глазах у Лебедева, на глазах у маленьких пацанят, торчавших там, внизу — откуда они только взялись? — спуститься по лестнице назад.

Димка не смотрел на Лебедева. Он делал вид, что поправляет лямки. Если бы очутиться опять там, внизу! И зачем только он полез на эту вышку?

Сегодня же о его позоре узнает весь гарнизон.

Теперь он мог надеяться только на чудо.

И чудо случилось.

Димка поднял глаза и далеко внизу, на асфальтированной дорожке, среди кустов, увидел отца. Отец стремительно шел, почти бежал к вышке.

— Влипли! — сказал Лебедев. — Этого мне только не хватало!

Он повертел головой, словно прикидывая, куда бы скрыться. Но куда скроешься на вышке?

А Димка сразу повеселел. Он не думал сейчас о том, что отец наверняка рассердится, может быть, даже влепит подзатыльник тут же, при Лебедеве. Пусть! Зато никто не узнает, что Димка струсил.

А что, еще неизвестно — может быть, он бы и прыгнул, если бы не отец. Вот постоял бы, постоял и прыгнул…

Отец остановился и запрокинул голову. Пацанята сразу окружили его.

— Ну что ж, прыгай! — крикнул отец. — Раз залез, так прыгай!

«Он шутит! Лебедев, он же шутит!»

Но Лебедев уже подталкивал Димку к краю и твердил в самое ухо:

— Прыгай! Прыгай!

Потом Димка уже не мог вспомнить — сам он сделал последний шаг или толкнул его Лебедев, только он вдруг полетел вниз, в темноту. Дыхание зашлось у него, как заходится, когда ухнешь неожиданно в холодную воду. Тут же его дернуло, движение замедлилось, и тогда Димка сообразил, что темно вокруг оттого, что летит он с зажмуренными глазами. Он открыл глаза. Земля плавно и очень медленно, чуть наискосок, надвигалась на него, а сам он покачивался под белым куполом.

Как легко, как отчаянно весело вдруг сделалось Димке! Даже сердитое лицо отца, которое все приближалось, нисколько не пугало его.

Он прыгнул! Прыгнул!

На земле отец молча помог Димке отстегнуть парашют, помог отряхнуть пыль с брюк. А Димка был не в силах удержаться — губы его так и растягивались в улыбке.

— Пошли, — сказал отец и жестко взял Димку за руку. Потом повернулся к Лебедеву, который уже успел спуститься с вышки.

— С вами, Лебедев, я поговорю после. Вы у меня посамовольничаете. — Он сказал это раздельно и тихо. Такая у него была манера. Когда Димкин отец сердился, он не кричал. Он начинал говорить совсем тихо. Это было неожиданно и пугало.

— Я вижу, вы все добиваетесь, чтобы я вас наказал. Можете считать, что вы этого уже добились.

Лебедев выслушал слова отца покорно, понурившись, но когда тот отвернулся, неожиданно весело подмигнул Димке. То ли он думал, что отец лишь пригрозит да забудет, то ли уже привык к наказаниям. И Димка тоже подмигнул ему в ответ.

Они пошли к дому. Отец молчал, и Димка знал, что это не предвещает ничего хорошего, но все равно радость распирала его. Встречные солдаты с интересом посматривали на Димку. Может быть, они видели, как Димка прыгнул с вышки. Солдаты чуть замедляли шаг и четко вскидывали руку к пилотке. Наверно, им нравилось отдавать честь Димкиному отцу. Нравилось, что у них такой командир. И еще, наверно, нравилось, что у их командира такой сын.

3

Димка чувствовал, как рука, которая сжимала его запястье, то слабела, становилась мягче, то вдруг снова твердела. Видимо, отец то отходил, переставал сердиться или просто отвлекался, начинал думать о чем-то другом, «отключался», как говорила в таких случаях мама, то вдруг спохватывался: снова вспоминал о Димке, о Лебедеве, о парашютной вышке.

Он все молчал, и Димка тоже не решался заговорить первым.

Димка давно не видел отца таким сердитым. Он даже не знал толком, каким бывает отец, когда сильно рассердится. Вот мама, когда сердится, она кричит сначала, потом плачет и жалуется, что зря потратила на Димку всю свою молодость. Бабушка — та не плачет, бабушка, когда сердится, рассказывает поучительные случаи из своей жизни и ставит себя в пример. И еще бабушка всегда повторяет, что Димке не хватает мужского воспитания.

Теперь, шагая рядом с отцом, Димка с интересом ждал, когда же начнется это мужское воспитание. Ему совсем не было страшно, ему было только любопытно.

Однажды в школе, где учился Димка, задали на дом написать сочинение о родителях. Даже обещали, что лучшее сочинение будет напечатано в «Пионерской правде». Димка решил писать об отце. Он всегда гордился тем, что его отец — десантник. Разные отцы были у ребят из их класса. Были врачи, инженеры, шоферы. Был даже один артист кукольного театра. А вот десантников больше не было. И поэтому мальчишки завидовали Димке.

На первой странице он вывел крупными буквами: «МОЙ ОТЕЦ». Потом подумал и написал: «Мой отец — офицер. Он командует солдатами. Солдаты любят своего командира».

Он поставил точку и задумался. Он не знал, что писать дальше.

Давно, когда Димка был совсем маленьким, они жили вместе с отцом в далеком гарнизоне, в Забайкалье. Почему-то Димке запомнилось: солдаты возле казармы набивают матрасы соломой. Матрасы получаются круглые, неуклюжие, словно огромные колбасы. Солдаты плашмя падают на них, подпрыгивают и хохочут. И Димка тоже прыгает на колючем матрасе и хохочет. Но разве об этом напишешь в сочинении?

Потом отца послали служить на юг, в пустыню, а Димка с мамой поехали к бабушке. Мама училась тогда в заочном институте, сдавала экзамены, а Димке скоро пора было в школу.

Отец приезжал в отпуск. Он был загорелый и обветренный. Димке нравилось, что отец служит в суровых, пустынных краях. И не нравилось, когда отец переодевался в гражданский костюм. Будь Димка военным, он бы никогда не стал снимать форму. О своей службе отец почти не рассказывал, говорил только: «Песку много. Заносит. А так все в порядке. Нормально».

Димка в задумчивости покусывал ручку, стараясь вспомнить что-нибудь такое, о чем бы стоило написать. Потом написал:

«Мой отец смелый. Он не раз прыгал с парашютом».

Вот тут хорошо было бы рассказать о каком-нибудь особенном случае — бывают такие случаи, Димка сам читал. Вдруг парашют не раскроется и солдат спасает своего командира — подхватывает на лету, и они вдвоем приземляются на одном парашюте. Но с его отцом никогда не происходило ничего подобного. Да если бы и произошло, он бы, наверно, ни за что не рассказал — чтобы мама не волновалась.

Когда Димка садился за сочинение, ему казалось — целую тетрадь испишет. А теперь ничего не получалось. Димка вздохнул.

— Ну-ка, покажи, что ты пишешь, — сказала бабушка.

Димка покраснел и прикрыл страницу рукой.

Бабушка рассердилась:

— Скрытный, весь в мать…

Удивительно — Димка давно уже замечал, что бабушка больше любит его отца, чем маму, хотя мама ее родная дочь. Бабушка считала, что мама обязательно должна была поехать к отцу в пустыню. Вообще Димкина бабушка не похожа на других бабушек: она ходит на лыжах, играет в шахматы и любит петь арию Кончака из оперы композитора Бородина «Князь Игорь». Вернее, не всю арию, а только одну фразу: «Что ты, князь, призадумался?..» И еще она пишет воспоминания.