Нелли Осипова - Медвежонок Васька Страница 2

Всю неделю жил Трус в складе. И крысы исчезли.

Стал Трус важным, степенным, вот только на Руслана не откликается. Отвык. Да не в имени дело.

ПУРГА

Если снег становится синеватым, если .на сопке растут седые космы снежных вихрей, если собаки скулят и роют снег, кусают его и делают себе норки — значит, будет пурга.

Налетит страшный ветер. Поднимет тучи снега. И полетит снег так плотно, что хоть ложись на него. И ничего не видно — идёшь и своих ног не различаешь, как будто по молоку шагаешь. А ветер злой, в каждую щёлочку одежды норовит пробраться, выдуть тепло, обморозить нос, щёки, уши.

Поэтому, когда пурга, полярники из дому не выходят. А если очень уж нужно — к приборам сходить, или собак накормить, или антенны проверить — делают специальные канатные дороги Натягивают толстую верёвку, чтобы за неё держаться. Когда особенно сильная пурга, то и привязываются к канату, чтобы ветром в тундру не унесло. Унесёт — пропал.

Однажды в полярную ночь — было тогда Ваське уже два года — пошёл дядя Фомич в пургу собак кормить. Четыре дня дула пурга, собаки голодные сидели. Взял Фомич с собой молодого радиста Юрку. Ему пурга в диковинку — пусть привыкает. Привязал Юрку к канату, а сам решил не привязываться. Старый был полярник дядя Фомич, всего навидался, и так за канат удержится. Вот и пошли. Одной рукой дядя Фомич за канат держится, в другой руке мороженую рыбу для собак несёт. Идут.

И вдруг упал радист.

— Юрка, вставай, нельзя на снегу! — кричит дядя Фомич.

Да разве в пургу услышишь. Ветер относит слова. Стал Фомич поднимать Юрку, уронил рыбу. Уронил рыбу для собак! Её ветром по снегу погнало. Пропала рыба! Ринулся за ней дядя Фомич — и в одно мгновение потерял из виду и канат, и Юрку. Потонул в снежной пыли.

Юрка стал кричать — да напрасно. Только время потерял. Побежал к дому. Да в пургу не очень-то побежишь. Ветер тебя гнёт, норовит бросить на снег. Канат дёргается, не пускает...

Прибежал Юрка в дом:

—      Спасайте, спасайте!

А кого спасать, где — и сказать не может. Только полярники сразу всё поняли, схватили фонари, пистолеты-ракетницы, верёвки, оделись и —в пургу. Обвязались верёвками, один у каната, а другие цепочкой в сторону тундры идут. Каждые несколько шагов ракеты в воздух пускают.

Ветер снег по низу гонит, а повыше он не такой густой. И ракеты там хорошо видны, падают искрами, пока в густой снег не влетят. Да и в снежной каше светлое пятно видно издалека. Если заблудится человек, может заметить, спасётся.

Два часа полярники искали дядю Фомича. Все ракеты расстреляли. Механик трактор завёл, на тракторе кругом ездит. Нет дяди Фомича. Пропал.

Юрка из сил выбился, кричит, стреляет, а на ресницах слёзы застыли. Он виноват, что пропал дядя Фомич, из-за него всё!

И тут вдруг голос знакомый:

—      Ого-го! Ого-го! Сюда — И ракета в стороне дома

взвилась.

—      Вроде, дядя Фомич, — кричит Юрка, — бежим туда!

Обрадовались полярники, поспешили домой. И действительно., стоит у дома дядя Фомич, живой, невредимый — весь белый от снега, и с ним Васька.

Обступили полярники Фомича, трясут его, обнимают.

—      Ну, старина, напугал ты нас. И как это ты?

—      Дядя Фомич' Живой, живой, — только и повторяет Юрка.

—      Да, — отвечает Фомич, — совсем бы мне конец, если бы не Васька. Спас меня медведь.

—      Как это? Не может быть! — удивляются полярники.

—      А вот как, — говорит дядя Фомич. — Погнался я, старый , за рыбой и чуть жизнь не потерял. Вот оно что значит, правила полярные нарушать, в пургу не привязываться.

Стал Фомич рассказывать, как закрутило его, как потерял он сразу направление. В пургу ветер то с правой стороны, то с левой, то в спину бьёт. Трудно по ветру-обманщику направление определить. И поволокло Фомича неизвестно куда — или в тундру, или к морю. В тундру попадёшь — тысячи километров без людей, без жилья. В море попадешь — иди по льду хоть до острова Врангеля, если в полынью не угодишь. А если пурга береговой лёд поломала, тогда сразу конец — в море в меховой одежде не поплаваешь. Утонешь.

„Пропал, — подумал Фомич. — Нужно на месте стоять, пока товарищи на помощь не придут".

Знал он, что не оставят его в беде. Только стоять на месте трудно. Колючий полярный ветер насквозь продувает, словно не меховые полярные одежды на Фомиче, а летняя рубашка. Стоя замёрзнешь. Решил он кругами ходить, чтобы далеко от каната не уйти. Да сбился. Ещё дальше забрёл. То холодно было, а тут вспотел Фомич, идёт, всё хочет против ветра, чтобы к дому ближе. Бьёт его пурга, то в левый бок ветром толкнёт, то в правый...

„Ладно, — думает Фомич,— буду идти. День буду идти, два буду идти. Кончится пурга когда-нибудь. Тогда меня товарищи найдут. С самолёта найдут, вертолёт вызовут. Главное —не упасть, не заснуть, не замёрзнуть".

И пошёл. И вдруг кто-то его со всей силы по спине — бац! Упал Фомич в снег, а на него будто гора навалилась. Ни пошевелиться, ни встать.

„Обвал, — подумал Фомич. — Наверное, к сопкам вышел... Вот теперь конец".

Только чувствует он, что тепло ему, что кто-то сопит рядом, ворочает его с боку на бок. Нет, не похоже на обвал. Наконец, отпустило. Оглянулся — над ним медвежья морда. Попрощался тут Фомич с жизнью. Загрызёт белый разбойник...

А медведь лапой Фомича подталкивает, норовит лизнуть в лицо и сопит радостно.

—      Васька! — закричал Фомич. — Родной ты мой зверюга!

А Васька сопит и бороться лезет.

—      Васька, — говорит ему Фомич, — сахару хочешь? Супа хочешь? Рыбы свежей, не мороженой хочешь?

Сел Васька на снег, голову набок склонил, словно задумался: хочет ли?

—      Домой, Васька, на камбуз! — кричит Фомич. — Сахару дам.

А Васька сыт. Что такое суп, сахар, рыба — он, конечно, знает, но есть ему не хочется. Бороться хочет. Нашёл себе игру — в пургу бороться!

—      Васька, зверюга, варенье дам. Полную банку. Знает Васька и слово „варенье". Остановился опять

голову набок склонил, задумался.

—      Варенье, варенье дам. Домой. На камбуз. Повернул Васька, оглянулся на Фомича и пошёл. Сделал шаг—и исчез в пурге. Нет Васьки.

Побежал Фомич за ним—смотрит, сидит медведь, ждёт. Так и пришли они к дому. Васька-то и в пургу знает, где станция. Хотя обычно в пургу медведь спит, но тут за Фомичём пошёл — соскучился. И спас его.

ВАСЬКА УХОДИТ

Прошло два года. Вырос Васька, никто уже с ним бороться не может — одним ударом могучей лапы человека на землю бросает, хотя и играет в полсилы.

Как-то решил Васька в комнату заглянуть — раньше никогда его в дом не пускали. Стукнул лапой — толстую дверь, обшитую войлоком с петель сорвал. Степенно вошёл в сени, зацепил боком ящик, свалил, полез в другую дверь. Тут выскочил Фомич.

—      А ну уходи! Это что ещё за номера?!

Васька не уходит. Рычит. Любопытно ему, что там, в комнате. Пришлось Фомичу свой ремень доставать. Увидал Васька ремень, поджал зад и наутёк.

—      То-то. — сказал Фомич. — Помнит науку. — И пошёл к Ваське с вареньем в руках мириться. Обидчивый медведь стал, раздражительный. Чуть что не так — уходит.

—      Скоро сбежит наш Васька, — сказал как-то за завтраком дядя Фомич Весна, солнышко пригревает, вот-вот день полярный начнётся. Пора Ваське семьёй обзаводиться.

И правда, всё чаще уходил Васька в тундру или на море. Бродит по берегу, смотрит на льдины, что проплывают вдали. Или рыбу ловит. Или на тюленей охотится.

Перестал на камбуз к Фомичу за едой ходить. Только в гости, поиграть.

А потом и совсем ушёл. День его нет, два, три. Забеспокоился Фомич.

—      Убьют Ваську охотники. Ведь не знают, что ручной он. Бах — и шкура одна, а не Васька...

Посовещался Фомич с друзьями. Потом механик завёл свой трактор-вездеход, сел на него с Фомичём и уехал.

А за повара остался Юра. За завтраком все полярники ворчали: подгорела каша.

—      Эх, Васьки нет. Он бы весь твой запас каши вмиг прикончил, — смеялись они.

А Юра в ответ:

—      Научусь.

И действительно, научился, потому что не возвращались на станцию Фомич и механик три дня.

Вернулся Фомич весёлый и сразу к начальнику станции пошёл. А оттуда в радиорубку.

—      Что-то затеял Фомич, — догадались полярники и пошли за ним.

Юра сидел с наушниками над приёмником и выстукивал ключом. Над ним стоял дядя Фомич. Перед Юрой лежал бланк радиограммы, подписанный начальником полярной станции:

„Всем, всем, всем! Ушёл ручной медведь Васька, который спа. во время пурги Николая Фомича Ивашова, повара полярной станции. Медведь безвредный, людей любит. Просим не охотиться. Просим не охотиться. Его примета — на шее флотский ремень с медной бляхой. Просьба подтвердить приём! “