Аделаида Котовщикова - Фитюлька Страница 2

Бросил папа на землю рюкзак с картошкой, схватил мальчишку за плечи, рывком поднял со скамейки, тряхнул так, что у мальчишки зубы лязгнули, и сказал гневно:

— Если ты, знаток «Красной книги», посмеешь ещё раз обидеть старого человека, я тебя осрамлю на пионерском сборе. Стыдно станет — век не забудешь!

— Не имеете права бить ребёнка! — заверещал мальчишка.

— Ты понял меня, ребёночек? — сурово спросил папа. — А ну марш отсюда!

Он отпустил мальчишку, и тот со всех ног бросился удирать.

Павлик и Даня молча смотрели на всю эту сцену.

— Будьте здоровы! — поклонился папа слегка ошеломлённому старичку, подхватил с земли рюкзак с картошкой и пошёл домой. Павлик с Даней за ним побежали.

— Пап, а пап, это какая такая книга — красная? — подскакивая возле широко шагавшего папы, спросил Павлик.

И Даня подхватил:

— «Красная книга» — ето что?

Папа им объяснил, что в «Красную книгу» записывают редких животных, птиц и насекомых, которых мало осталось на Земле. Их оберегают, запрещают на них охотиться, чтобы они совсем не исчезли…

«Конечно, этого Евтихия Евтихиевича надо тоже оберегать, — глядя в окно, думал Павлик. — Надо его записать в «Красную книгу», а не оставлять без всякой защиты!»

Опять они остались одни. Мама ушла в магазин, смеркалось на улице.

В «пещере», где они поселились, было совсем темно: накинутый на круглый обеденный стол плед спускался почти до земли. Только слабо светилась луна в облаках: на абажур торшера они накинули косынку. Из-под неё вырывался лунный свет. Совсем без луны, пожалуй, наткнёшься на деревья — стулья и скалу — книжный шкаф. Шторы-то на окнах плотно задёрнуты.

Поджав ноги, они сидели в «пещере» на медвежьей шкуре: мамино одеяло как раз пушистое, всё равно что косматое. Совещались, как им жить. Решили, что Павлик с Даней пойдут на охоту, а Тайка останется дома и будет варить обед — женщина потому что.

— Варить обед — нужна вода! — заявила Тайка и засмеялась.

Даня спросил:

— А можно пить воду не ротом, а носом?

Павлик подумал и предложил:

— Попробуем!

Все вылезли из «пещеры» и отправились в ванную. Ванная — не дикая пещера, там может гореть электричество.

Павлик зажёг свет, налил в тазик воды, поставил его на табуретку.

Даня наклонился, сунул нос в воду. И сразу захлебнулся, зафыркал, закашлялся. Во все стороны брызги полетели.

— Ты не так! — Павлик оттолкнул головой брата. — Надо втягивать ноздрями…

Он наклонился над тазиком, рот плотно закрыл, глаза зажмурил и сильно потянул носом.

Вода влезла в ноздри, в глотку, кажется, даже в уши…

— Фу ты! — Павлик поперхнулся, закашлялся, задохнулся. В носу засвербило, а чих не выходил. Рукой он нечаянно угодил в тазик, вода выплеснулась… Сквозь судорожный кашель он смутно слышал голос Дани:

— У тебя ещё хуже, чем у меня, получилось.

Сам Павлик не мог выговорить ни слова: кашлял, давился то ли водой, то ли воздухом.

Словно где-то вдалеке, с восторгом кричала Тайка:

— Сами! Сами! Я вас не поливала! Сами мокрые! Ой, что это?

Наконец-то Павлик сильно чихнул, в носу, в горле и в голове прочистилось, разлепил сжатые веки, широко открыл глаза, а вокруг — темным-темно. Что такое?

— Лампочка перегорела, — сообщил Даня.

Выбрались в коридор. Павлик нашарил на стене выключатель, повернул его. Всё равно было темно.

— И тут перегорело, — где-то под локтем у Павлика сказал Даня и, спотыкаясь, в потёмках побежал в столовую.

Павлик шагал не спеша, чтобы за что-нибудь не зацепиться: в узком коридоре вдоль стен стояли стеллажи с книгами, да ещё Даня с Тайкой вечно там игрушки бросают.

— У-уй! — вдруг донёсся до него сдавленный крик.

Кто это? Даня? Чего вопит? Павлик заторопился. Вот и дверь в столовую. А там тоже чернотища: луна не облаками, а тучами, как видно, закрылась. Павлик — к окну. Раздёрнул шторы, сумеречный свет с улицы проник в комнату. Это что же такое? Даня валяется на полу, придавленный торшером.

Павлик кинулся к брату, кое-как его из-под торшера выволок.

— Ты зачем торшер свалил?

— Хотел лампочку выкрутить, — поднимаясь, объяснил Даня. — Телепаются волоски или нет? Почему не зажгитая?

— Не соображаешь, что нигде света нет? Пробки, наверно… А где Тайка? Та-айка!

Ни звука в ответ.

— Та-айка-а! — заорал Павлик. Приказал Дане: — Ты тоже ищи! Притихла, значит, шкодит чего-то…

— У меня коленка разбилась, — пожаловался Даня. — И ветрянка ещё не кончилась.

Павлик ткнул его кулаком в бок:

— Носишься со своей ветрянкой, как… не знаю с чем! Та-айка-а! Нечестно так!

Он ринулся по тёмному коридору в другую комнату, выставив перед собой руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь, потом в третью, потом в переднюю, в кухню, опять в комнаты…

— Та-айка! Тайка!

Даня прихрамывая тащился за ним.

— Да что же это?! Даже нигде не хихикает… вдруг она влезла куда-нибудь, брякнулась, стукнулась так сильно, что лежит без сознания?

Страх охватил Павлика. Тайка ведь не только очень озорная, а и глупая. Маленькая, не соображает… Только бы ничего с ней не случилось! А как она смеётся, напевает: «Па-ав! Па-ав!» Папина Фитюлька…

— Уби-илась? — протянул Даня. Кажется, смекалистый мальчишка догадался, какие страхи терзают Павлика.

— Не говори глупостей! — заорал Павлик. А сам весь задрожал и бросился к телефону.

— Свечку найди и зажги, — посоветовал Даня. — А где спички, ты знаешь? Мама прячет.

Не отвечая, Павлик почти на ощупь набрал номер служебного телефона деда.

Трубка отозвалась родным знакомым голосом:

— Алло!

— Де-еда-а… — У Павлика голос срывался от волнения.

— Нельзя сейчас! — строго сказала трубка. — Совещание. — Раздались короткие гудки.

Павлик почувствовал, как кровь у него прилила к щекам от обиды и возмущения. Сколько раз дед выслушивал всякую чепуху, которую болтали ему по телефону «изверги». А тут, когда Павлик позвонил, чтобы сказать очень важное, дед не стал слушать!

Почему-то Павлику вспомнилось, как Тайка года полтора назад, прося включить телевизор, говорила: «Пух! Пух!» Думала, дурочка, что по телевизору ей сразу Винни-Пуха покажут. Теперь-то уж так не думает…

— Ты от меня не убегай, — сказал Даня. — А то и я потеряюсь!

Павлик схватил Даню за руку и разревелся.

Не зря говорят: пришла беда — отворяй ворота.

Вот сейчас беды как из мешка посыпались: ветрянка эта надоедная, карантин, папа в командировку уехал, мама ушла, свет погас, дед трубку положил, а главное, самое главное — Тайка пропала!

Шкодливая, глупая, вредная до невозможности, но маленькая и… такая своя, такая сестричка! А он её часто ругал, иногда и шлёпал. Плохой он старший брат, вот уж таких старших братьев вносить в «Красную книгу» не надо — пусть вымрут…

— Может, и не совсем убилась. Может, лежит задавленная. Как я торшером, — утешал брата Даня.

От таких слов Павлику ещё хуже стало. Волоча за руку неповоротливого Даньку, он облазал всю тёмную квартиру. Где тут свечку найдёшь? Да и всё равно спички запрятаны. Охрип от криков:

— Та-айка! Где ты-ы?!

Павлик вылез в переднюю и вдруг заметил в двери на лестницу яркую щель. Он эту дверь открывал и видел, что на лестнице свет есть. Значит, только у них в квартире погасло. Открывать-то открывал… А закрыл?

Внезапно Павлику пришла в голову мысль: не убежала ли Тайка из квартиры? Хотя быть такого не может! Конечно, она шкода и очень озорная. Но уж не настолько же!..

Павлик поколебался и, волоча за собой Даню, вышел на лестничную площадку. Надо позвать людей, пусть помогут искать Тайку, дадут фонарь или свечку. Самим не найти.

На лестнице никого не было. Звонить в квартиры не хотелось. Встретить бы кого-нибудь, лучше — знакомого! Павлик с Даней за руку начал спускаться по лестнице.

Спускались, спускались и оказались в открытом подъезде.

Уже стемнело. Но во дворе горели фонари. Один фонарь посреди двора, возле скамеек. Глянул туда Павлик и… Нет, такого просто не может быть!

Под фонарём Тайка в накинутом на плечи пальтишке обнималась с огромной, чёрной, лохматой незнакомой собакой!

Была у Тайки привычка — со всех ног кидаться ко всякой встречной живности: кошке, собаке, голубю, воробью, вороне, галке. Птицы от неё улетали, кошки большею частью удирали, а собаки — нет. Собаки давали себя гладить. Случалось, лизали Тайкины щёки. Мама сердилась, упрашивала Тайку не трогать чужих собак, папа головой качал. Никакие запреты не помогали…