Анатолий Мошковский - Лука Лукич Страница 2

Быстро светало. Из ночной мглы медленно выплывали и становились все отчетливей крыши домов, фабричная труба, тонкие лиловатые стволы дальних сосен.

Глухой забор, тянувшийся справа, вдруг оборвался, и Коська невольно вздрогнул. Перед его глазами открылось что-то огромное, бескрайное. Оно уходило вперед, терялось в тумане — и, конечно, враки, что это озеро. Никакое это не озеро. Это — океан, студеный Ледовитый океан, безбрежный и суровый…

По тропинке они спустились на лед.

В предутреннем сумраке кое-где тлели желтые огоньки, темнели невнятные пятнышки. Когда они подошли поближе, оказалось, что это люди.

— Вперед нас успели, обормоты! — сказал Лука Лукич.

Они подошли к одному рыболову. Он сидел на чемодане, широко расставив ноги, и, сгорбившись, пристально смотрел на небольшую круглую дырку во льду. На краю лежала крошечная, чуть подлиннее авторучки, удочка без поплавка.

— Ну и как? — спросил у него Лука Лукич.

— Дрянь, — ответил тот. — Ни одной поклевки. Может, еще рановато.

— Ветер переменился, — сказал Лука Лукич. — Вишь, с севера задувает. Какая уж тут рыба…

Они пошли дальше. Справа и слева уже едва заметно вырисовывались берега, но впереди еще лежала неведомая загадочная страна, окутанная туманом и мглой.

Коська старательно ставил свои маленькие девчачьи ботики в широкие следы резиновых сапог Луки Лукича и смотрел по сторонам. Утро занималось все ярче, все шире. Откуда-то сбоку вдруг закричал петух, и тотчас по невидимым дворам покатился разноголосый петушиный клич. Потом где-то залязгали калитки, застучали ведра, раздались звучные голоса. Коське казалось, что они идут посередине сельской улицы — так четко доносились до них звуки утренней побудки.

Они пересекли санную дорогу, кривую, в темных яблоках конского навоза и желтых пятнах, в соломинках и клочках сена, втоптанных в снег. Пахло деревней — парным молоком и кислыми овчинами.

Под ногами сухо похрустывал прихваченный морозцем наст. Вокруг лежали голубые волнистые снега, чуть освещенные бледным зимним рассветом. Кое-где торчали ледяные торосы, крутые бугры и сугробы, и Коське казалось, что нет, не за рыбой приехали они сюда.

Они — известные, на весь мир прославленные полярники — в оленьих шапках и торбасах, с карабинами за плечом бредут к Северному полюсу. Их парусный корабль «Св. Фока», затертый льдами, деревянный, беспомощный, с обледеневшими вантами и иллюминаторами, занесенный свирепыми вьюгами, остался позади. Вначале они двигались к полюсу на собачьих упряжках. Но собаки выбились из сил и околели. И они пошли пешком. Провизии осталось на два дня, зубы шатаются от цинги, из десен сочится кровь. Сил уже нет, но остались воля, упорство и долг.

И они идут, идут, идут…

Внезапно Коська вытаращил глаза и остановился, словно его сапоги примерзли ко льду. Он в ужасе вытянул руку:

— Дядя Лука, посмотрите!

Там, впереди, в той неведомой загадочной стране, куда они шли и где уже смутно стали угадываться берега, двигалась огромнейшая фигура, головой достававшая небо. Великан двигался по мысу берега медленно, спокойно, величественно, как и подобает великанам. Потом он остановился и, слегка ссутулившись, стал раскуривать трубку.

— Ну чего глаза вылупил! — проворчал Лука Лукич. — Рыба нас не станет ждать… А это… Обман это… Оптический называется… Лучи, што ль, не так, как надо, переламываются…

Лицо у Луки Лукича было неподвижное, пасмурное.

Коська словно очнулся. Он сразу вспомнил, зачем они пришли сюда, и озеро Сенеж уже не казалось ему океаном, да и великан на противоположном берегу куда-то исчез, словно растворился в тумане, испугавшись слов Луки Лукича.

Наконец Лука Лукич остановился у старой лунки, сбросил с плеч рюкзак, легонько пробил пешней нетолстый ледок, выгреб специальным черпаком хрустящие обломки и опустил леску. Рядом находились еще две лунки. Он и в них забросил по удочке. Клева не было. Они обошли все наиболее рыбные места, пробили несколько новых лунок — напрасно.

Быстро отгорел короткий зимний день. Солнце уже перевалило зенит и клонилось к закату, когда Лука Лукич в сердцах швырнул на лед пешню и сплюнул.

— Северный ветер, будь он проклят! — выругался он и принялся сматывать удочки.

— А чем он плохой? — едва шевельнул губами Коська.

— Дохлое дело, когда северный ветер… И водоем этот никудышный. Разве тут рыба? Кошке на суп — и та хвостом покрутит, прежде чем есть станет… И угораздило же нас с тобой сунуться сюда… Только на дорогу по десятке ухлопали… Ну собирайся, чего расселся… Слышишь?

Коська вскочил на ноги.

Никогда еще неразговорчивый Лука Лукич не говорил с ним так долго, но сейчас это не принесло Коське радости. Лицо у Луки Лукича было злое, несчастное, старое и совсем не было похоже на обветренное лицо бывалого полярника, и Коська уже не мог представить, как они, оставив на снегу околевших собак, сквозь пургу и торосы вдвоем пробиваются к полюсу…

Неужели этот ветер, этот веселый, порывистый ветер, дующий с севера, так изменил этого огромного, дюжего человека? Ему стало стыдно и за себя, и за свои глупые детские мечтания…

Домой они вернулись поздно.

— Ну как дела, рыбачки? — застенчиво улыбнулась мать, открывая дверь и пропуская их в переднюю.

Оба промолчали. Лука Лукич грохнул об пол пешню, сбросил рюкзак и пинком ноги загнал его в свою комнату. Мать сразу умолкла и больше не проронила ни слова. Коська так устал, что едва держался на ногах. Только он прикоснулся к подушке, как его повело, отяжелевшие веки закрылись.

Лука Лукич пошел на кухню мыться. Помывшись, он завернул кран и стал неторопливо вытирать мохнатым полотенцем короткую багровую шею и раскрасневшееся от зимней воды лицо.

— Как дела, спрашиваешь? — раздраженно спросил он у Коськиной матери. — Придется вам эту неделю сидеть без рыбы — вот какие дела! Ветер за все благодари, северный ветер, а провожатых больше мне на шею не сваливай… Условились?

А Коська уже крепко спал за стеной, и ему снились вмерзший в полярные льды «Св. Фока», и смутная фигура великана, двигавшегося по берегу, и маленький человечек, упрямо идущий сквозь торосы и вьюгу к полюсу. И шел человек на этот раз один: Луку Лукича он с собою не взял.