Колет Вивье - Полярная звезда Страница 20

— Вот пристал! — воскликнул Ник. — Сказано тебе — да! Ну, входи! — добавил он, толкая дверь.

Поль собрался было последовать за ним, но тут за спиной у него раздался голос, который как громом поразил его. Голос отца.

— Хотел бы я знать, что ты здесь делаешь?

Поля словно пригвоздили к месту, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой; дом, улица — всё поплыло у него перед глазами.

— Ну, отвечай! — настаивал папа. — Что это за мальчик?

— Это… это… — лепетал Поль.

А Николя, остолбенев точно от неожиданного взрыва, в нерешительности стоял на пороге, не зная, войти ему в таверну или, наоборот, выйти.

— Да заговоришь ли ты наконец?

Поль проглотил слюну, губы его так дрожали, что он с трудом мог выговорить:

— Это… это мальчик, который вытащил меня из воды.

О, чудо! Папа больше не сердился, теперь папа улыбался! Он бросился к Николя, схватил его за руки.

— Так вот кто ты, славный маленький храбрец! — воскликнул он. — И этот дурачок ничего мне не сказал! Почему же старая дева утверждала, будто ты исчез, не назвав себя? Впрочем, мы выясним всё потом, и ты увидишь, что имеешь дело с людьми благодарными.

— Но мне ничего не надо! — возразил Николя.

— Ладно, ладно, мы ещё вернёмся к этому вопросу… А для начала, как тебя зовут?

— Николя Товель, мсьё! — твёрдо ответил Ник, глядя ему прямо в глаза.

Папа отпрянул, словно кто-то собирался его ударить.

— Что? Что? — пробормотал он. — Товель?

Кровь бросилась ему в лицо; лоб, шея побагровели. Он отступил ещё на шаг, поднял голову, прочитал вывеску.

— Иди сюда, ты! — прорычал он.

И, схватив Поля, он потащил его по улице Вёле, по набережной, по Большой улице с такой быстротой, с какой бедному малышу ещё никогда не доводилось бегать. Люди по дороге останавливались, глядя им вслед, но господину Товелю было не до них.

— Вот так так! — повторял он, устремляясь вперёд огромными шагами.

А какая страшная буря разразилась дома! Папа кричал, бушевал, Поль, закрыв лицо руками, старался увернуться от пощёчин, а мама бегала от одного к другому и умоляла папу пощадить её сокровище.

— Он ведь не нарочно, — твердила она.

— «Не нарочно», когда я нахожу его возле таверны в обществе двоюродного брата? «Я прогуляюсь, папа…» Ах, негодяй, так вот что он все эти дни замышлял по утрам! Нет, не знаю, какая сила меня удерживает… Но ссора, несчастная ссора! Ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты предал семью?

— Д… да, папа, — пробормотал Поль, сотрясаясь от рыданий.

Папа рванул воротничок рубашки. Он задыхался.

— Ну и денёк! — вздохнул он. — Да, запомню я её, эту поездку в Дьеп!

— Но скажи наконец, Эжен, — спросила мама со слезами в голосе, — что тебе самому понадобилось на этой улице Вёле?

Папа вдруг смутился… или это только так показалось?

— Пошёл прогуляться! — ответил он наконец. — Захотелось подышать свежим воздухом. Это моё право, надеюсь?

— Да, конечно, — ответила мама.

И Поль увидел, как промелькнула тень улыбки на её губах. Прогуляться? Они решительно злоупотребляют «прогулками» на улицу Вёле! А не встреть папаша сына у двери, что бы он сделал? Зашёл бы к тёте Мальвине? И тогда это тоже называлось бы прогулкой?

Но папа вновь овладел собой и с места в карьер заявил, что сегодня же вечером заберёт своего «разбойника-сына» в Париж. Кончены каникулы, раз подобного негодяя нельзя ни на час оставить без присмотра, чтобы он тут же не натворил каких-нибудь глупостей. «Я заставлю тебя повиноваться, и беспрекословно, даю тебе слово!» — сказал он в заключение. Поль рыдал, умолял, бросался в объятия мамы. Нет, только не в Париж, только не в Париж! Он обещал хорошо вести себя, не ходить больше в маленькую таверну, лишь бы его оставили в Дьепе! Мама присоединилась к его мольбам, супруги же Юло — они оказались невольными свидетелями этой семейной сцены и чувствовали себя очень неловко, — напустив на себя соответствующий обстоятельствам вид, о чём-то вполголоса совещались. Госпожа Юло отрицательно качала головой, а муж её повторял: «Именно так! Именно так!» Внезапно он сделал несколько шагов в сторону папы.

— Послушайте, мсьё, будьте благоразумны, — сказал он ему своим низким голосом, — дело не в «каникулах», а в здоровье. Что делать Полю в такую жару в Париже? Оставьте его на моё попечение, я берусь присмотреть за ним эти две недели, пока пробуду здесь, а там увидим.

Вмешательство такого важного лица смутило папу. Застёгивая воротничок рубашки, он бормотал извинения: в гневе, знаете, позволяешь себе иногда лишнее… Но раз господин Юло так добр, что готов оставить у себя этого сорванца, всё меняется, остается только послушаться доброго совета. Поль чуть улыбнулся сквозь слёзы, и мама, обрадованная его улыбкой, поспешила поблагодарить хозяйку дома.

— Я тут ни при чём, поверьте, — ответила госпожа Юло своим кисло-сладким тоном, — лично я считаю, что ваш муж был совершенно прав.

Мама отошла от неё несколько озадаченная и снова принялась утешать Поля: ей было больно смотреть на его распухшее лицо. Чего ему теперь плакать, когда всё хорошо кончилось и он остаётся в Дьепе? Но вот, сгибаясь под тяжестью продуктов, с рынка возвратилась мадемуазель Мерль. Она негодовала: подумать только, до чего вздорожала морковь! Ей и в голову не приходило, какая драма разыгралась здесь в её отсутствие; с приходом доброй мадемуазель атмосфера окончательно разрядилась, и мужчины с детьми отправились на пляж. Но на этот раз не было никаких уроков: папа решительно не замечал Поля; он предоставил ему барахтаться в одиночестве, сосредоточив все свои заботы на ангелочках, которых учил плавать на спине, к великому удовольствию господина Юло, наблюдавшего за ними с берега. Поль и не думал сетовать; он счёл благоразумным избегать отца и весь остаток дня провёл возле матери, осыпавшей его ласками: наконец-то она вновь обрела его! Прощаясь с ним на перроне, она поцеловала его нежней, чем когда-либо.

— Главное, будь умницей, — прошептала она ему на ухо, — и слушайся господина Юло.

Пообещав ей это, Поль тоже несколько раз поцеловал её. Мамочка, дорогая, как она хорошо его понимает, как хорошо ему с ней! И тем не менее он с облегчением вздохнул, когда по свистку начальника вокзала поезд тронулся. До самой последней минуты он боялся, что отец всё-таки заберёт его с собой.

XIV

Господин Юло был человеком слова. Он обещал господину Товелю надзирать за его сыном и проявлял задатки превосходного тюремщика. Стоило Полю шагнуть за порог маленькой гостиной, как из любого угла квартиры раздавался бас: «Вы куда, молодой человек?» Бедный пленник, вынужденный по утрам изнывать от скуки на своём диване! Он вызывался пойти за покупками — нет, не нужно, это возьмёт на себя мадемуазель Мерль, он предлагал сходить за молоком в молочную напротив — это сделает прислуга. Но вот если бы Поль занялся ангелочками? И тут Тото, Фред и Рири врывались в его убежище, расшвыривали его книги или требовали, чтобы он рассказал им сказку о «штопоре». А после обеда, ровно в два часа, минута в минуту, господин Юло вёл всех четверых на пляж.

— Идите поиграйте, детки, — говорил он, раскладывая своё кресло, — но главное — не уходите далеко.

Поль, ссылаясь на усталость, пытался уклониться от игр.

— Устали? Да ведь вы великолепно выглядите! Слышите, как настойчиво малыши зовут! Поль! Постройте им красивый замок из песка, это приведёт вас в равновесие.

Поль возводил замок, а сердце его разрывалось от горя. Прошлую субботу в этот час он находился в маленьком дворике, смотрел, как Николя чинит сеть папаши Луи, слушал рассказ дядюшки Арсена о рыбной ловле в открытом море возле Фекам. Неужели он никогда больше не увидит их? Каждый раз, когда он произносил «никогда», ему казалось, что сердце его останавливается, и в порыве возмущения он поднимал руку, словно собирался закинуть в небо свою лопатку и удрать в маленькую таверну. Но рука тут же опускалась. К чему? Господин Юло немедленно догонит его. Кроме того, он дал слово… И Поль погружался в думы, стараясь отгадать, что в эту минуту происходит в «Звезде», сколько посетителей собралось за длинным столом, поставил ли наконец старый дядюшка контр-бизань и как обстоят дела у бедняжки Маринетты. Но ангелочки носились вокруг него; Фред считал сооружение недостаточно высоким, Тото требовал построить туннель, а Рири, как только братья отвернулись, разрушил замок до основания. Крик, спор, но всё покрыл бас: «Ты кончил, Рири? Ну что ж, молодой человек, придётся вам начинать сначала!» Поль угрюмо повиновался. Какая ему разница, рыть ли яму, строить ли укрепления? Ему теперь всё стало безразлично, он словно оцепенел и жил только мечтами о потерянном рае.

У Поля оставалась одна надежда: не может быть, чтобы Ника не беспокоило его исчезновение; в один прекрасный день он непременно придёт на пляж разузнать о нём. Каждый раз, когда на набережной появлялся какой-нибудь мальчик, у Поля начинало колотиться сердце. Но это оказывался то маленький блондин, то высокий брюнет, и ни одного огненно-рыжего. Неужели Николя забыл о нём?