Ирина Гуро - На красный свет Страница 20

Она выходит на песчаный берег. Непонятно, почему здесь так светло. Видны чьи-то большие следы на мокром песке. Совсем недавно кто-то прошел здесь… Нюре некогда думать об этом. Она отжимает юбку, снимает с шеи шерстяной платок и растирает ноги. Хорошо, что у нее остались сухими чулки и сапоги.

Она бегает по песку, согреваясь.

И сейчас только соображает, что взошла луна. В ее свете на песке ясно видны следы сапог. И еще следы велосипеда… Кто-то переходил здесь ручей совсем недавно, потому что следы еще не налились водой.

Нюре становится веселей от мысли, что где-то близко кто-то движется этой же дорогой. Но тут же она соображает, что велосипедист, вероятно, уже далеко впереди.

Откуда он направляется? Где его застала непогода? Не мог же он в такую грязь, в такой ливень выехать из города? Вернее всего, он из поселка поблизости.

Да какая ей разница? Все равно ей не догнать его! Если бы она с ним встретилась, она могла бы передать с этим человеком телеграмму. Наверняка он тоже направляется в совхоз.

Впрочем, нет. Она никому не дала бы телеграмму. Это ее служба. Она не доверила бы никому этот маленький клочок бумаги, из-за которого она уже столько натерпелась.

Нюра согревается от быстрого шага. Все-таки телеграфист молодец, что дал ей «подкожную» куртку, — в синем пыльнике она промокла бы до нитки.

Теперь Нюра идет по твердому грунту, и ей приятно чувствовать под ногами упругую почву взгорка. Но вот опять спуск, и в низине густая грязь налипает на сапоги, держит, засасывает, словно трясина.

Луна светит вовсю. Виден напротив покатый склон. Ох, хоть бы скорее туда, наверх! Она делает усилие, взмахивает руками и падает лицом в грязь.

Хороша, наверно! Нюра вытирает лицо, это плохо ей удается, платок уже грязный, а больше ничего сухого у нее нет.

И вдруг она слышит смех. Обыкновенный человеческий смех. Смеется мужчина, и, несомненно, над ней.

Нюра вытирает глаза. Конечно, она выглядит смешно. Но, надо сказать, и он ей под пару!

На склоне сидит тракторист Федя Гусаков из совхоза «Богатырь». Рядом с ним лежит его велосипед. Обычно франтоватый, Федя сейчас не чище трубочиста. И все же Нюра раздосадована. Меньше всего хотела бы она ему показаться в таком виде. Вот если бы на ней было ее новое синее платье и те белые туфельки, на которые намекал сторож дядя Миша, — вот тогда бы можно и встретиться!..

Да он только сейчас ее узнал!

— Нюрка? Ты как здесь? — Он уже не смеется, он озабочен.

— Я по служебным обязанностям, — сухо отвечает Нюра. — А тебя чего здесь носит?

— Я в Корейцах был, у сестры свадьбу играли. По дороге гроза застала. Ну, техника отказала, конечно. Больше на себе тащу, чем еду… Ты как, ручей перешла вброд?

— Нет, по воздуху перелетела, — отвечает Нюра.

— Так. Двинули, что ли? Ты в «Богатырь»?

— А куда же? Только тебе за мной не угнаться. Ты свой драндулет потащишь.

— Видишь, Нюрочка, тут дело такое, — вкрадчиво говорит Федя. — Мы с тобой не спеша потянемся с драндулетом, а как выйдем на шоссейку, я тебя — на раму, и как дунем до самого «Богатыря»!

Нюра соображает, что в этом есть резон.

Оскальзаясь, они пробираются через кустарник по сырому склону. Уже заметно рассвело.

— Пропади все пропадом, вот непогода! Ну я с гулянья, мне на работу с утра. А ты? Скажи на милость, не могла до утра, что ли, подождать?

— Ты Юрия Лепина знаешь? — вместо ответа спрашивает Нюра.

— Как же не знать? Дружок. Тракторист наш. А чего спрашиваешь?

— В больницу попал. Вместе с ребенком. Вот несу телеграмму матери. Ее в город вызывают. Может, к шестичасовому успеет.

— Ты из-за этого?

— Служба.

Нюра, конечно, могла бы добавить то, что столько раз за эту беспокойную ночь она повторяла себе: что она вовсе не обязана в такую непогоду топать за восемь верст киселя хлебать, что никто не имел права ее посылать… Но она ничего не говорит.

— Вот, значит, ты какая золотая деваха! — говорит Федя задумчиво и смотрит на нее, словно впервые увидел. — Взлетай!

Он сажает ее на раму. Они летят по шоссейке так, что сосны вдоль дороги сливаются в одну сплошную, беспокойную под ветром коричнево-зеленую ленту.

Среди ночи Леонид Васильевич заглянул к доктору Линде. Хирург спал в кресле. Леонид Васильевич не хотел будить товарища, но тот проснулся от шороха.

— Как мой? — спросил Леонид Васильевич.

— Так же. А с девочкой что? Ты не заходил к Полине?

— Сделали укол. Заснула. Если бы мать поспела к утру… Тут психологический фактор решает.

— Приедет.

— Будем надеяться.

Леонид Васильевич вернулся к себе, в пункт скорой помощи.

— Вызовов нет?

— Пока нет, — Пожилая сестра поглядела на врача. — Легли бы, подремали.

— Нет, выйду на воздух, покурю.

Леонид Васильевич вышел на крыльцо, сел на ступеньку, разминая в пальцах сигарету. Тучи бежали по небу, раскинув свои темные плащи. Где-то стороной прошел сильный дождь.