Александр Власов - О вас, ребята Страница 21

— Чего тикать! — оборвал его Савка. — Туман это!

Но это был не туман. Туман медленно вползал вверх по речному откосу, а белое пятно двигалось быстрее и в другом направлении. Миновав омут, оно пересекло речку, подскочило и остановилось на противоположном берегу. И Савка вдруг догадался, что это человек.

— Лежите!.. Я сейчас! — шепнул он, оторвался от земли, приподнялся и побежал к реке.

«Напрасно я оставил Кузьку с Павлухой! Надо было и их забрать!» — подумал Савка, но возвращаться не стал — боялся потерять из вида белую фигуру. А она, постояв на берегу, пошла прочь от жальника и, когда Савка был в трех метрах от реки, скрылась за деревьями.

Савка выпрямился, нащупал ногой обрывистый берег и сполз вниз, но тут же выпрыгнул обратно: откуда-то с вершины холма долетел первый удар колокола. Секунду повибрировав в воздухе, он растаял. Эхо откликнулось на него тихим стоном.

Савка замер. Холодная испарина выступила у него по всему телу.

Второй удар колокола упал сверху и расплылся над замершей в страхе рекой.

Савка почувствовал, как кожа у него сжалась и покрылась бугорками, будто на него вылили ведро ледяной воды. Ноги сами попятились, потянули его назад, но он пересилил себя и, стуча зубами, снова спустился по берегу в реку. Вода была теплой, она успокаивала, и третий удар колокола уже не показался ему таким оглушающим.

Стараясь не плескаться, Савка добрел до другого берега, забрался по травянистому склону и остановился, прижавшись спиной к шершавому стволу сосны.

Снова ударил колокол. Савка повернулся лицом к черной громаде жальника и, цепляясь за кусты вереска, побежал вверх по склону навстречу густому тягучему звону, лившемуся с холма. У надгробного камня Вавилы Сошкина Савка передохнул. Но колокол ударил еще раз и подстегнул его.

Наконец подъем кончился. Савка очутился на вершине холма. Здесь и днем стоял полумрак от густого полога сосновых ветвей. А сейчас тьма на холме была непроглядной. Деревья росли сплошняком. Казалось, сквозь них нельзя протиснуться. Куда бы Савка ни протягивал руки, — всюду он натыкался на могучие стволы. Пришлось остановиться.

Широко открыв глаза, Савка присел на корточки и ждал. Он был уверен, что и человек, и колокол находятся где-то рядом, в нескольких шагах. Савка дышал ртом, чтобы случайно не чихнуть. Он весь превратился в слух.

Но заговорил не колокол. Сверху, с неба, раздался знакомый мальчишеский голос:

— Тятя? Спускаюсь!..

А с земли рядом с Савкой прозвучал грозный ответ:

— Я те спущусь!.. Еще три раза вдарь для верности!.. Слышишь? Начинай!

Где-то в вышине зашумело, словно кто-то тяжелый прыгнул с сука на сук. Затем ударил колокол.

Не успел отзвучать последний отголосок, как Савка все разгадал и пустился наутек. Теперь он не думал об осторожности. Лишь бы скорей унести ноги, добраться до ребят, до деревни, а там…

— Стой! — обрушилось сзади на Савку, и какой-то металлический предмет, с легким звоном задевая за кусты, пролетел мимо и ударился в землю.

«Топор!» — мелькнула у Савки мысль. Он вильнул вправо, наткнулся плечом на дерево и упал. Чей-то каблук вдавил его колено в землю, сильная рука схватила за шею пониже затылка, приподняла и поволокла в сторону. От пронизывающей боли Савка потерял сознание. Потом оно прояснилось. Его все еще волокли куда-то по колючим кустам. Секундная остановка… Опять звякнуло лезвие топора… И последнее, что он услышал, — испуганный женский крик:

— Что вы делаете!

Затем Савка полетел в пропасть и лишь краешком глаза заметил в стороне между деревьев смутную фигуру женщины.

А Кузька с Павлухой в это время выполняли приказ — терпеливо ждали своего командира. Правда, они лежали уже не на том месте, где оставил их Савка. Первый удар колокола так их напугал, что они опрометью бросились от реки и пробежали без оглядки метров триста. Здесь в них заговорила совесть. Они остановились, улеглись в траве и при каждом ударе колокола сжимались в комочки, но больше не отступали ни на шаг.

Им чудились крики с жальника. До них доносился шумок из деревни, и они поняли, что кое-кто из атитевцев проснулся и вышел на улицу. Но между собой Кузька и Павлуха не разговаривали. Потрясение было слишком большим. Оно обессилило ребят. Они только и могли молча лежать и ждать. И они ждали, пока небо на востоке не прояснилось. Гаркнул петух. И, как в сказке, ребята очнулись от петушиного крика.

— Что же это? А? — спросил Кузька. — Пропал ведь…

Павлуха встал, посмотрел в сторону жальника. Хмуро высились на холме темно-зеленые с просинью вековые сосны. Ни души. Загадочно голубела подернутая туманной дымкой гладь омута.

Ребята посовещались и пошли в деревню — прямо к избе Ефимихи…

Еще не было и половины седьмого, а на лужайке у полусгнившей бани деда Алеши стал собираться народ. Петр Ефимов рассчитал правильно. Несмотря на то, что многие второй раз слышали ночью звон с жальника, говорили об этом неохотно, да и то только бабы. Уж очень ярко, приветливо светило солнце, и слишком много людей было вокруг, чтобы серьезно толковать о колдовских колоколах. Зато другой вопрос обсуждался во всех деталях.

Дед Алеша, которого мучила бессонница, видел на зорьке, что Троицын запряг свою лучшую лошадь, погрузил на телегу какие-то мешки и вместе с Минькой тайком уехал из деревни. По всему было видно, что Троицыны собирались в дальнюю дорогу. Об этом и разговаривали мужики, ожидая, когда появится Петр Ефимов и откроет собрание.

— Может, от колхоза сбежал! — предположил дед Алеша. — Троицын — он его, как черт ладана, боится!

— А ты не боишься? — с усмешкой спросил кто-то из мужиков. — Отберут твою баню — будешь знать! Придется париться в печке!

— Там напаришься! — вмешался другой. — Она у него топится раз в году!

Кругом рассмеялись. Но дед Алеша не обиделся.

— А чего колхоз? — сказал он. — Мне его бояться нечего! Даже наоборот! Вот попомните мое слово — все там будем! Да еще как заживем! Только не время сейчас — переждать требуется! Сумление колокола навели… Неспокойно стало… А в колхоз надо с чистой головой лезть!

— Как в петлю? — послышался чей-то голос.

— В петлю и с грязной сойдет! — нашелся дед. — А колхоз — дело доброе… Русский мужик как драться, — так скопом, а как работать, — так по одному! А я понимаю, что и работать скопом ловчее будет!

— Особо с тобой! — ответил тот же голос.

Этот спор длился бы еще долго. Страсти только разгорались. Но вдруг притихли бабы. Невольно умолкли и мужики. Те, кто сидел, вскочили на ноги. И все увидели Петра Ефимова. Он шел по тропке от реки и нес кого-то на руках. Сзади понуро брели Кузька и Павлуха. Чем ближе подходили они, тем тише становилось в деревне. Не шелохнувшись, стояли люди, чувствуя, что случилась беда.

Петр с желтым, без кровинки, лицом вошел в толпу с сыном на руках. У Савки глаза были закрыты. На губах лопались розоватые пузырьки — он дышал.

Не глядя ни на кого, Петр сказал чужим, лишенным всякого выражения голосом:

— Сходите — принесите учительницу… Ребята покажут…

Он на мгновение приостановился, обвел людей горячим сухим взглядом, в котором была и боль, и ненависть, и жалость, и добавил, сдерживая рвавшийся из горла крик:

— Неужели, чтобы сделать всем добро, надо жертвовать самыми лучшими людьми и сынами своими? Неужели вы не в силах понять, где правда, где счастье?.. Каких еще уверений ждете вы от меня?

Под его жгучим взглядом виновато опускались головы…

Телега, весело погромыхивая на ухабах, быстро приближалась к Атитеву. Была уже осень. Поля сбросили желтую гриву хлебов. Поредела листва в лесу. Зеленое море посветлело, и только сосновая шапка на жальнике по-прежнему темнела сочной густой зеленью.

Савка не отрываясь глядел на эту шапку.

— Сегодня же залезу на ту сосну, где колокол! — сказал он.

Петр Ефимов перекинул вожжи в левую руку, правой обнял сына.

— А что врач сказал? Ребра срослись, нога — тоже, но годик надо воздержаться от всяких выкрутасов! Понимаешь? И к тому же — лезть на сосну незачем: колокола там нет.

— А где он?

Петр посмотрел на часы.

— Сейчас услышишь.

И точно — через несколько секунд ударил колокол.

— Час! — сказал Петр. — В колхозе обед объявили… Колокол теперь около правления привешен — народу служит, а не бандитам! Да!.. Я ведь тебе еще одну новость не рассказал… Когда окончилось следствие, приехали ученые и установили, что колокол очень старый — он пролежал в омуте несколько веков. Кулаки случайно его нашли, вытащили и приспособили на сосне.

— А камень на жальнике? — спросил Савка.

Петр вдруг резко натянул правую вожжу. Лошадь свернула с дороги в поле.