Ульф Старк - Петтер и поросята-бунтари Страница 21

Он выудил из кармана бумажку с кодом. Потом присел перед сейфом на корточки и потёр руки — ну что ж, приступим! Он осторожно поворачивал диск — туда-сюда, туда-сюда.

А вдруг Голубой забрал оттуда деньги, подумал я. Вдруг там и денег-то никаких нет!

Деньги, конечно, были там — целая куча денег! Толстенные пачки, одна на другой. Мы, разинув рты, смотрели на эту кучу денег, лежавших здесь безо всякой пользы. Я вытаскивал пачку за пачкой и складывал в пластиковую сумку, которую захватил с собой.

Стаффан писал записку, которую задумал положить в сейф на место денег.

«НУ КАК, ЛОВКО? ДЕНЬГИ, КОТОРЫЕ ТЫ ТАК ЛОВКО СТЯНУЛ У РАБОЧИХ, ВЕРНУЛИСЬ К НИМ ОБРАТНО. ПОРОСЯТА-БУНТАРИ» — было написано там. Интересно бы поглядеть, что будет, когда Голубой заглянет в сейф и увидит эту записку вместо денег, подумал я. Представляю, какая у него будет рожа!

— Операция прошла без сучка, без задоринки, — сказал Стаффан.

И конечно, сглазил!

За дверью послышались какие-то голоса.

— Быстро! — сказал Стаффан. — Прячемся!

А куда прятаться-то? Мы растерянно оглянулись вокруг. Должен честно сказать, что в тот момент мы со Стаффаном меньше всего были похожи на хладнокровных «медвежатников». Мы одновременно увидели дверцу шкафа, одновременно подхватили свои вещички, подскочили к шкафу и залезли внутрь первым я, за мной Стаффан.

Только мы спрятались, как дверь в кабинет открылась.

Я узнал по голосу Голубого, а с ним был кто-то ещё.

«Нашли где спрятаться!» — подумал я. Я чувствовал себя в этом шкафу не слишком уютно. Во-первых, не очень-то удобно полусидеть-полулежать, скрючившись, да ещё когда под спиной у тебя упавшая вешалка, на ноге — Стаффан, а на голове — сумка. Во-вторых, Стаффан не поместился весь целиком. Один его ботинок выглядывал наружу через щель в неплотно прикрытой дверце. Надежда была только на то, что те двое снаружи ботинками сейчас не интересуются.

Вначале всё вроде было спокойно. Голубой и тот, второй, разговаривали как ни в чём не бывало — будто на свете не существовало никаких сейфов и никаких взломщиков. Я уж подумал, авось пронесёт: они просто повернутся и уйдут, а мы спокойненько соберёмся — и за ними. Но нам, конечно, не удалось так легко отделаться. Это было бы слишком просто. Разве так бывает!

Мы услышали какое-то сопенье и фырканье.

Это, оказывается, Голубой принюхивался.

— Чем это тут пахнет? — услышали мы его голос.

— Действительно, — сказал тот, другой. — Ужасно неприятный запах.

Лично для нас запахло жареным. Голубой и тот, другой, учуяли запах, который шёл от правого ботинка Стаффана. Того самого, которым он вляпался и который торчал сейчас наружу. Как говорится, один ум хорошо, а два лучше — но нам не помешал бы сейчас и третий. Ну, что тут можно придумать? Положение просто безвыходное.

— Попробуем вырваться из окружения, — прошептал мне на ухо Стаффан. — Надо только переодеться, чтоб нас не узнали.

Мы стали на ощупь отыскивать что-нибудь подходящее для маскировки. Нам попались галстуки, и Стаффан взял два, прокусил в них своими кусачками по две дырки, и мы повязали их на глаза вместо масок. Еще Стаффан отыскал шляпу, а я зимнюю шапку. Их мы и надели. Два пиджака довершили наш наряд. Попробуй-ка теперь узнай!

— Гляди, ботинок! — услышал я голос снаружи.

В ту же секунду мы вывалились из шкафа в своих новых, элегантных костюмах (шляпа на Стаффане была голубого цвета, моя шапка — из тюленя, а пиджаки полосатые) и бросились, как сумасшедшие, к двери. Правая нога у меня чуть не подвернулась, я её отсидел в этом чёртовом шкафу.

Её покалывало как иголками.

— Что за дьявольщина? — заорал Голубой. — Кто такие? Вы зачем сюда забрались?

Но мы не стали задерживаться, чтобы объяснить ему, кто мы такие и зачем сюда забрались. Надо думать, Голубой еще не понял, что нам тут понадобилось. Да и нога у меня вроде отошла. А когда мы выскочили в коридор — и вовсе ожила.

— Стой! — рявкнул Голубой.

Но мы мчались так, что полы пиджаков хлестали нас по ногам. Бежать в тюленьей шапке было, прямо скажем, жарковато. Я крепко прижимал к себе сумку с деньгами. Те двое бросились за нами в погоню. За спиной мы слышали топот, сопенье и пыхтенье. Они то приближались, то снова удалялись.

— Ну, погодите! — услышали мы за спиной хриплый, задыхающийся голос. — Не уйдёте, голубчики!

Как, куда мы бежали — не помню. Бежали — и всё. Где было то самое отверстие в окне, та лазейка на волю, мы уже, конечно, не могли вспомнить. Да и некогда было вспоминать. Лишь бы удрать подальше! Лишь бы не слышать этого топота за спиной! Мы неслись по коридорам, лавировали между машинами и, пригнувшись, перебегали пустые участки.

И вдруг — тупик. Мы вбежали в какое-то помещение, из которого не было дальше выхода. Мы очутились в ловушке: назад было нельзя — мы угодили бы прямо в объятия к нашим преследователям. Оставалось только усесться и ждать, пока они нас сцапают и поволокут в полицейский участок или ещё что с нами сделают. Здесь было только одно маленькое окошечко, да и то слишком высоко — всё равно не добраться.

— Придумал, — зашептал мне, ещё не отдышавшись, Стаффан. — Встанем к стенке за дверью, они ворвутся, а мы — раз! — выскочим и захлопнем дверь. Ключ, по-моему, торчит в дверях, мы их запрём здесь.

Блестящая идея! В тот момент я готов был простить Стаффану его вонючий ботинок.

Мы прямо вжались в стену. Голубой и тот, другой, тип с топотом ворвались в комнату.

— Попались, голубчики! — задыхаясь, прорычал Голубой.

Но мы уже были за порогом. Секунда — и мы захлопнули дверь и повернули ключ в замке. Сами попались, голубчики! Прихлопнули вас, как мышей в мышеловку! Мы были спасены. Теперь можно было спокойно отправляться со своей добычей домой. Ещё одна успешно проведённая операция на счету «Поросят-бунтарей».

Но мы не могли уйти просто так, не насладившись нашей победой. Мы задержались немножко у двери.

— Откройте! — неслись оттуда крики и вопли. — Не откроете — пеняйте на себя! Вы ещё пожалеете!

— Ничего, посидите! — крикнул им Стаффан, изменив голос. — Посидите и подумайте хорошенько, какую греховную жизнь вы вели.

— Это будет вам такое испытание, — подключился я, тоже изменив голос. — Попробуйте-ка сами посидеть в этой своей тюрьме. Чем дольше просидите, тем лучше. Хоть совсем тут зачахните.

— Можете попробовать поработать немножко сами на своих машинах, — продолжал Стаффан. — Вот тогда поймёте, каково это!

— Выпустите нас! Откройте! — кричали они нам.

Но мы и внимания не обратили. В самом весёлом настроении мы зашагали по коридору. Пусть посидят немножко взаперти, им это только полезно. Мы стащили с себя вещи Голубого, которые взяли напрокат в его шкафу, и повесили их на какую-то там машину. Потом открыли окно и вылезли наружу, на свежий ночной воздух. Спать мне не хотелось ни капельки, хотя скоро уже, наверное, должно было наступить утро. Стаффан, бодро насвистывая, шагал рядом. Он поглядел на свои ботинки.

— Придётся мне, видно, распрощаться с этими ботиночками, — сказал он.

Назавтра состоялись похороны ботинок.

Местом для похорон мы выбрали сад за нашим домом. Церемония была торжественная. Мы выкопали для ботинок небольшую ямку, Стаффан бросил туда несколько столовых ложек земли и сказал торжественно, как это полагается: «Из земли ты вышел, в землю и возвратишься». Если б у нас были способности к пению, мы могли бы ещё пропеть псалом 568 из шведской книги псалмов: «И так прошли вы путь земной вдвоём, неразлучимы». Потом мы эти ботинки закопали, сделали холмик и положили на могилу немножко цветов. Плакать мы над ними особенно не плакали, хотя ботинки были первый сорт — сверху кожаные, на толстой рифлёной каучуковой подошве, и прямо как новенькие.

Так вот мы и разделались с несчастными ботиночками, которые служили Стаффану верой и правдой — с единственной, как мы считали, уликой, по которой нас могли бы заподозрить в участии в этом деле с ограблением директорского сейфа.

Известно ведь, с какой лёгкостью опытный полицейский комиссар может разыскать преступника — им ведь достаточно например, знать, какие на преступнике были чулки, или увидеть след его ноги. Зачем нам было рисковать без надобности.

Наша операция вызвала самую настоящую сенсацию. Ещё бы! Все только и говорили про «Поросят-бунтарей» и их героический подвиг. Ева в то же утро созвала этот свой стачечный комитет, и они решили прямо сразу же раздать деньги рабочим. И ещё они решили, что, если Голубой поднимет шум, пусть все говорят, что получили свою зарплату обычным путём. Если все так будут говорить — что он сможет сделать?

Как уж Голубой умудрился выбраться из «мышеловки» — шут его знает. Может, он и тот, второй, как-то пролезли через окошечко наверху? А может, их выпустил ночной сторож. В общем, как-то выбрался, потому что на рассвете его видели в Дальбу — взъерошенного, помятого и жутко злого. Кстати, самое время ему было оттуда выбраться, если он хотел попасть на выставку собак — до открытия оставалось совсем немного.