Радий Погодин - Земля имеет форму репы (сборник) Страница 21

Публика бросилась на выход — прямо на струю.

Потом, когда гидрогений с кузнецом немножко отдохнули, гидрогений сказал:

— Слушай, Давыд, а где этот лев?

Льва ни под скамейками, ни под куполом не оказалось.

В лесу Сластена Зуб привязал Яшку Кошкина и кузнецову дочку Даруню к сосне.

— Вот поедим и станем вас щипать.

— За щипаных выкупа не дадут, — сказала Даруня.

— Твоя правда. Будем вас щекотать и сажать на вас гусениц.

Верзила грыз окорок и стонал.

— О, сейфик! Что может быть печальнее пустого сейфика?

— Там было двадцать бриллиантов, — сказала Даруня. — Ювелир Карат покрыл их невидимой эмульсией. Теперь он их подобрал все до единого. У него стекло такое есть, различительное.

Верзила взвыл. Сорвал с себя чемпионскую ленту, перекусил ее от злости на куски и заткнул ими рты Даруне и Яшке.

В этот момент на поляне появился лев Альваро.

— Вот вы где, — сказал он. — Я целый вечер работал на манеже один. Извините, это не по-товарищески. К тому же, говорят, вы грабили… Я этому не верю — мы артисты!..

Яшка и Даруня мычали и дергались.

— Что с детьми? — спросил лев.

Сластена Зуб объяснил:

— Лесным воздухом дышат. Тут кислород, как спирт, — пришлось привязать.

— Как сыро. Как зябко. Я бы посоветовал вам сдаться… Нет, я не верю!

— А кто ты такой? — спросил Верзила Грохот.

— Я? Лев…

— Врешь. Лев — царь зверей. А ты… Танцуй!..

— Позвольте, — сказал лев обиженно.

Верзила рявкнул:

— Танцуй!

Лев, конечно, танцевать не стал — это было бы слишком. Но! Вокруг него с веревкой в руках танцевал Сластена Зуб.

— Я ничего не понимаю, — сказал лев, уже опутанный веревкой.

Сластена ткнул ему в нос кулаком. Лев попятился, и Сластена тут же привязал его к сосне.

— Простите, — сказал лев. — Очень странная шутка.

Даруня наконец выплюнула кляп:

— Да воры они, воры! Сластена Зуб и Верзила Грохот. О них писали в газете. Они сбежали из тюрьмы.

Тут и Яшка Кошкин кляп выплюнул:

— Лев! И вы позволили себя связать? Это же негодяи. Хиляки. А вы же лев! Зубы и справедливость!

— Заткнись, оратор! Ух, как мы над вами будем издеваться… Кстати, лев, кто даст за этого мальчишку выкуп? — Сластена разложил на траве украденную в кондитерской салфетку. Вывалил на нее из мешка все пирожные. Запихал в рот сразу четыре штуки и зажмурился. — Вот жизнь была бы, если бы на свете не было судей, тюрем и собак. Я бы только пирожные воровал. А ты, Верзила?

— Известно — сейфики.

— Вас повесят! — крикнули Даруня и Яшка.

Сластена запихал в рот еще четыре пирожных:

— Верзила, друг, а не пора ли этих субчиков прирезать? Господь с ним, с выкупом.

— Это… Согласен. — Верзила встал, взял Даруню за шею. — Ты, дрянная девчонка, проси у меня прощения или прощайся с жизнью.

— Бандит, — прохрипела Даруня. — Ворюга. Трус. Обжора…

Сластена Зуб подошел к Яшке:

— Слышишь — девочка хрипит. Ты это учти. Проси у меня прощения в ласкательной форме. Говори так: «Сластеночка, извини меня, пожалуйста, будь такой милый».

— Шакал, — сказал Яшка Кошкин. — Лев работал, а ты всю выручку украл. Хиляк! Сладкоежка!

Сластена сдавил Яшкину шею.

— Не трогайте детей! — крикнул лев.

Верзила Грохот и Сластена Зуб захохотали. И закричали:

— Мешок с опилками! Завтрак для блох!

Но!.. Тут случилось такое, о чем следует рассказать подробно.

Раздался треск, рычание — лев шагнул к ним вместе с деревом, к которому был привязан. Горячая пасть его раскрылась, обнажились страшные клыки.

Сластена взвился на сухую елку. Завизжал:

— Верзила! Дай ему как следует! Дай!

Но Верзила Грохот уже лежал и не дышал.

— Я вас просил — не трогайте детей, — сказал лев грустно.

— Я же глухой! — завопил на елке Сластена. — Я же болен золотухой. Я же уже сдаюсь. — Сластена поднял руки и упал. Головой о пенек. Выскочили красивые вставные Сластенины зубы, их ему в тюрьме вставили, как участнику драмкружка. — Я ше уше хооший. Ошень шесный…

— Не кажется ли тебе, Яшка Кошкин, что есть способ разукрощения львов без магической микстуры? — спросил лев. Ответа на этот вопрос не требовалось, и Яшка промолчал.

Лев сбросил веревки с себя, отвязал Даруню и Яшку.

— Разве ты не разорвешь их? — спросила Даруня. — Будь я львицей, я бы разорвала…

Сластена встал на четвереньки.

— Не шлушайте ее, пошалушта. Она не жнает уголовный кодекс…

Утром, после знаменательного циркового представления, в город Форс вошел опрятно одетый молодой человек. Это был акробат Примо-Два, который, как известно, заболел от мысли разукротить льва Альваро. Поскольку Примо-Два шагал насвистывая, можно было предположить, что в бутылке, которую он нес в руке, булькает разукротительная магическая микстура.

Примо-Два заглянул в балаган — все мокрое, скамейки перевернуты.

— Альваро! — крикнул акробат.

Лев не отозвался. Не оказалось его и в повозке.

«Интересно, — подумал Примо-Два. — Если шел дождь, то балаган должен быть мокрым снаружи…»

В городе тоже были странности. Посреди улицы лежал сломанный сейф. Вывеска: «Кондитерская несравненной Эмилии» висела на одном гвозде.

Акробат-разукротитель Примо-Два постучал в кондитерскую. Очень приятный, но очень грустный голос спросил из-за двери:

— Что вам угодно?

— Извините, — сказал Примо-Два. — Я акробат из цирка. Может, вы окажете милость, объясните: что тут произошло? Куда девался мой друг, лев Альваро?

За дверью помолчали. Может, минуту. Потом дверь приоткрылась. Кондитерша была чуть полновата, но мила. Она усадила Примо-Два за стол, поставила перед ним тарелку пирожных то ли с кремом, то ли с джемом, то ли с ромом и улыбнулась так учтиво, что акробат почувствовал себя лауреатом.

— Извините. Еще рано, в лавке нет ни лимонада, ни ананасовой воды. Но я сейчас. Я мигом принесу…

Пирожные были вкусными. От них слегка кружилась голова. И вскоре Примо-Два захотелось спеть для кондитерши Эмилии серенаду со словами «милая» и «воздушная».

Тут двери широко распахнулись — в кондитерскую, возглавляемые Эмилией, ворвались граждане и гении, а именно: кузнец Давыд, ювелир Карат, сапожник Сазонт и гидрогений Астигматюк.

— Вот он! — воскликнула Эмилия. — Циркач! — Голос ее звенел, как разящая сабля. — Он их сообщник! Вынюхивает, плут. Схватите его! — Но даже при таких словах лицо ее оставалось милым.

Горожане попытались было взять Примо-Два за горло. Но горла на всех не хватило. Примо-Два подпрыгнул, уцепился за потолочную балку и уселся на ней.

— В чем дело? — спросил он.

Из криков горожан ему удалось понять, что циркачи оказались жуликами. Пока главный жулик, лев Альваро, кривлялся на арене, его сообщники обчистили город. Правда, кроме одного окорока, двадцати девяти пирожных и девочки по имени Даруня, они ничего не успели украсть. Невидимые бриллианты, высыпавшиеся из сейфа, ювелир Карат отыскал при помощи различительного стекла.

— Все тут! — Карат потряс коробкой из-под леденцов.

— Спрячь! Ты что? Сопрет! — шикнул на него Сазонт. — Ишь, как глядит, как кот на сало. — Сазонт схватил со стола бутылку с разукротительной микстурой и нервно отхлебнул глоток. У него першило в горле, ему было до слез обидно, что жулики не польстились на его универваксу.

Как только он глотнул микстуры, нездоровое лицо его озарила великолепная улыбка артиста.

— Чушь, — сказал он. — Зачем артисту бриллианты? Зачем ему универвакса и сладкое мыло? Артисту нужны свобода и фрукты. Я тоже хочу в циркачи. Я, можно сказать, всю жизнь мечтал. Буду ходить на руках. Какая экономия на обуви. А жизнь какая! Прожектора, оркестры, леопарды…

У кондитерши Эмилии от сапожниковой речи перехватило дыхание. Она взяла у Сазонта бутылку, налила себе немного и выпила. Ее улыбка тут же стала улыбкой примадонны.

— И я, — сказала она. — Икарийские игры!

И ювелир Карат хлебнул:

— Я буду фокусником-магом.

Гидрогений Астигматюк, хоть и относился иронически ко всяким микстурам, тоже хлебнул разукротительной.

Его осанка стала гордой.

— Водная феерия. Цветные струи, — сказал он, пододвигая бутылку кузнецу Давыду. — Мыльные пузыри величиной с цистерну. И мы с тобой, Давыд, в гидрокостюмах…

— Эй-эй! — закричал Примо-Два. — Остановитесь. Это для Альваро! — Примо-Два спрыгнул с балки, схватил бутылку, но в ней уже ни капли не осталось. Последний глоток выпил кузнец Давыд.

— Я — лошадей ковать, — сказал он. — Ах, где моя Даруня?

— Я здесь! — Даруня вбежала в кондитерскую.

На улице раздался львиный рык. Такой настоящий, что все гении привстали, а все негении присели. Потом высыпали из кондитерской на улицу и увидели льва Альваро, бесстрашного и прекрасного, как все неукрощенные львы. Рядом с ним стоял Яшка Кошкин — с синяком, но гордый.