Нина Емельянова - Родники Страница 21

— Это дядин кабинет, — сказала Лёля. — Тебе нравится здесь? А это моя мама. Правда, я на неё похожа?

То же смелое и беспечное выражение, как и у Лёли, было в глазах её матери, те же красивые улыбающиеся губы. Я кивнула головой.

Почему-то мне было не очень удобно в незнакомых мне прекрасных холодноватых комнатах, но Лёля двигалась среди всего этого великолепия так свободно, будто много лет жила здесь. Только когда в кабинет вместе с Клавдичкой вошла высокая нарядная женщина, которую Лёля назвала тётей Соней, я заметила, что весёлое выражение исчезло с лица Лёли, и она, только дав мне поздороваться с тёткой, быстро шепнула: «Пойдём!» — и потащила меня в свою комнату.

Лёля жила здесь вместе с маленьким Виташкой и его няней, и было видно, что Виташка сильно привязался к ней. Он всё время подбегал к нам и показывал игрушки. Мы стали строить ему дворцы из кубиков, возить перед ним длинный поезд… Но скоро это нам надоело. У окна стоял большой аквариум, он был гораздо больше и красивее тех, что я видела на Трубной. Из белого, чистого песочка на дне его поднимался целый лес необыкновенных растений с прозрачными листьями, и между ними проплывали рыбки. Рыбки были самые разные, и я долго рассматривала их, поднявшись на носочки.

— Какие у тебя башмаки некрасивые, — сказала Лёля.

Я почему-то посмотрела не на свои, а на лёлины ноги, — она была обута в маленькие жёлтые туфельки. Мои башмаки по сравнению с ними были грубыми и тяжёлыми, но мне не хотелось признать это. Я вспомнила, как Лёля в свой приезд сидела у нас на сундуке и болтала ногами. — Ты была у нас тоже в таких же башмаках, — возразила я.

— Ну? Правда? — Она нахмурилась. — Не помню… — У неё был такой тон, будто она рассердилась на меня за что-то.

В углу на маленьких диванчиках я увидела две большие куклы и подошла к ним; одна была немного потрёпанная, как моя Марфуша, другая — новая, с льняными волосами, очень красивая. Я взяла её в руки.

— Это мои куклы, — небрежно бросила Лёля. — Хочешь, я тебе подарю эту?

— Нет, мне не надо, мы лучше тут поиграем, — ответила я с неосознанным чувством обиды. — Мне она не нужна. — И я посадила куклу на место. Сама Лёля с её живым личиком словно вдруг отодвинулась от меня. Что-то нас разделило.

В куклы скучно играть, — сказала Лёля, и я угадала в ней чувство противоречия мне.

— Ну, не хочешь — и не надо, — ответила я холодно.

Лёля, видимо, заметила перемену во мне и снова стала так доверчиво весела, что лёгкая тень, возникшая между нами, быстро исчезла. Мы очень дружно играли с ней в куклы до тех пор, пока не пришла тётя Соня и стала смотреть, как мы ходим в гости друг к другу и водим наших детей. Вся наша игра сразу разладилась. Удивительно было то, что эта красивая молодая женщина совсем не умела разговаривать с такими девочками, как мы с Лелей. Казалось, произнося слова и фразы, она думает совершенно о другом. Она говорила: «Как вы интересно играете», — а я видела, что ей совсем неинтересно. Она смотрела на меня, и мне почему-то делалось неудобно и хотелось, дёрнув плечом, освободиться от её взгляда.

Вдруг за розовым Виташкой, возвратившимся с гулянья, в дверь комнаты вбежала маленькая белая собачка и, увидев меня, звонко залаяла. У собачки были красные, слезящиеся глаза и злое выражение морды.

— Какая противная собака! — сказала я.

— Тебя, наверно, дома учили так говорить в гостях? — презрительно сжав губы, спросила тётка.

— Нет, дома меня так не учили…

— Ну, значит, ты на улице выучилась говорить так?

Я не думала, что, выразив свою мысль, я сказала плохое, но смутно поняла, что нарушила мамин наказ, как держать себя в гостях. Вот я не залезала с ногами в кресло, не бегала «как угорелая», не раскатывалась по скользкому паркету, но словами о собаке я, видимо, нарушила какой-то порядок, принятый в этой семье. И поняла, что словами «на улице» тётка осуждает мою мать и отца. Мне стало не по себе. К счастью, нас скоро позвали обедать.

Лёлин дядя уже был в столовой, когда мы вошли.

— Здравствуй, девочка моя, — сказал он подбежавшей к нему Лёле, и в голосе его я услышала нежность и любовь к ней.

Этот высокий человек с большим лбом и усталым взглядом, с узкой белой рукой, которая опустилась на мои волосы и погладила их, был глубоко равнодушен к прекрасному убранству стола и всей большой столовой. Я подумала, что всё это он видит каждый день и всё ему надоело. Ему как будто было скучно среди окружающих его в этом доме людей — всех, кроме Лёли. И все при нём, даже тётя Соня, стеснялись чего-то. Смутное чувство, что не так уж приятно быть богатым человеком, рождалось во мне.

— Какая прекрасная зима в этом году! — сказал он, садясь за стол напротив Клавдички и вынимая из серебряного кольца блестяще белую салфетку. — Люблю Москву зимой.

Он взглянул на Клавдичку с едва уловимым выражением превосходства, как будто если он любил Москву зимой, так это было только ему свойственное превосходное качество.

— Я тоже люблю Москву зимой, — ответила Клавдичка с каким-то внутренним смыслом, который угадывался по выразительной её улыбке.

— И вам не мешают происходящие события? — В голосе ёго уже ясно прозвучала насмешка. — А знаете, ведь на Коншинской фабрике снова беспорядки…

— Вы опять называете беспорядками то, что я называю борьбой рабочих за свои права, — ответила Клавдичка.

— А как же, конечно, беспорядки! — Лёлиному дяде как будто понравилось, что Клавдичка смотрит на него, нахмурив брови; он оживился: — Ведь они выступают против царя и всего существующего строя…

— Сколько раз мы зарекались говорить с вами о подобных вещах, — сказала Клавдичка, — ведь мы же по-разному думаем об этом.

— Нет, но вы, Клавдия Николаевна, на самом деле не слыхали, как здорово казаки разогнали забастовщиков у «Трёхгорки»?

Клавдичка сидела очень прямо, как будто хотела встать из-за стола. Как бы отгоняя тревожную мысль, она провела рукой по лбу.

— Об одном и том же событии, — ответила она, — мы с вами слышим с двух сторон, и мы никогда не сойдёмся посередине…

— Ну, и закончим на сегодня этот скучный разговор, — засмеялся лёлин дядя, подчёркивая слово «скучный».

Лёля с беспокойством переводила глаза с лица Клавдички на лицо дяди, как будто тревожилась за то, что Клавдичка, которую она всегда любила, и дядя, который был добрым к ней и окружил её заботой, не могут поладить друг с другом.

— Ну, что ты так смотришь, девочка? Мы же снова друзья с твоей Клавдичкой. — И он стал подробно рассказывать тёте Соне и Клавдичке о том, как сегодня шло заседание какой-то правительственной комиссии.

Я обрадовалась, когда кончился обед, хотя всё было очень вкусное и в конце подали розовое и белое мороженое. Было уже поздно. У нас никогда не обедали по вечерам, и поэтому порядок в этом доме показался мне чужим и неудобным. Мне захотелось домой.

— Да, мы скоро поедем домой, — сказала мне Клавдичка.

— Нет, нет! — закричала Лёля. — Не уезжайте, пожалуйста, не уезжайте. Мне сегодня играть при гостях!

Она обняла Клавдичку и заглядывала ей в глаза. Клавдичка вздохнула, поцеловала её и сказала, что мы остаёмся. Лёля схватила меня за руку, и мы побежали в её комнату.

Теперь поминутно раздавались звонки, приезжали гости. Мы играли с Лелей в шашки, когда нас позвали к гостям. Первый раз в жизни я почувствовала, входя в эту ярко освещенную залу, полную незнакомых мне людей, такое непреодолимое стеснение, что если бы можно было вернуться с порога в лёлину комнату, я немедленно убежала бы. Но или наставления мамы вспомнились мне, или помогло то, что где-то в зале была Клавдичка, я преодолела застенчивость и вошла.

И сразу как будто очутилась на открытом месте, откуда меня всем хорошо видно. На отодвинутых креслах сидели, разговаривая между собой, одетые в красивые платья женщины. Несколько мужчин стояло около них. Мне показалось, что я двигаюсь совсем не так, как обычно, иду, глядя прямо перед собой, и чувствовала, что покраснела до ушей.

И вдруг я увидела Клавдичку: она стояла около окна. Не раздумывая ни секунды, я пробежала через всю залу и остановилась около неё. Я почему-то думала, что она покачает укоризненно головой, но она спокойно «при всех» погладила мне волосы, откинув их со лба, отодвинула от стены стул и посадила меня так, что я оказалась близко к роялю.

Лёля уже садилась на высокий стул, и затихали весёлые голоса гостей.

Она обернулась к гостям, сказала, что сыграет сейчас Моцарта, и вдруг с хитрой гримаской дружелюбно кивнула мне. Она и здесь, среди взрослых, хорошо одетых гостей, могла делать всё, что ей вздумается. Но как она держалась! Вся её небольшая фигурка вдруг приобрела какую-то манерность, чуждую той лёгкой, прелестной мелодии, которая зазвучала в зале из-под её рук. Она как-то особенно плавно приподнимала и переносила руку с одной стороны клавиатуры на другую. И, что было совсем непонятно, Лёля покачивалась и чуть приподнимала голову в особенно выразительных местах, как будто хотела показать, как у неё всё хорошо выходит. Но от этого выходило вовсе не хорошо, совсем не так, как Лёля недавно играла мне.