Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович Страница 21

Когда не помогает счет, он ломает в пальцах карандаши, и они хрустят и сыплются на пол. Так борется с самим собой.

На кухне звякают кастрюли и льется в раковину вода. Это Мариша.

Завод пружины слабеет, толчок и тишина. Теперь до следующего дня, потому что за ночь, пока его сморит короткий сон, пружина вновь заведется.

Сегодня Юре с утра хорошо работалось. Голова была свежей и ясной. Удалось выкурить папиросу, пока Мариша принесла умыться.

На столе и на диване солнечные пятна, в которых шевелятся усатые пушинки. Они прилетают с улицы, с деревьев. Птицы царапают когтями подоконник, стучат клювами в кормушке.

Юра сделал даже короткую гимнастику — поднимал и опускал руки, сгибал в локтях.

Мариша в стареньком халате, такая домашняя и всегда такая необходимая. В волосах запутались капельки воды и зажглись под солнцем огоньками: только что умылась. Зажглись огоньки и на ресницах, и на бровях.

Юра обнял Маришу и тихонько притянул к себе.

Совсем юная женщина, любимая и потерянная. Может быть, неправильно была прожита с нею жизнь — в постоянной спешке, в работе, — но без работы он жить не мог и без спешки тоже. Кажется, она это понимала и понимает даже теперь, когда работа все равно не отпускает его, беспокоит и мучает своей незавершенностью.

Сегодня Юра ждал Стибуна, чтобы поскорее приступить к работе с генератором на жидких металлах. Начать он решил со ртути.

Еще в молодости она принесла ему удачу. Это была первая в его жизни удача. Может быть, ртуть принесет теперь и последнюю.

Он только поступил тогда в институт и решил разгадать секрет лампочки «Игуана».

По виду лампочка была похожа на обычную электрическую, но давала ультрафиолетовые лучи и белый свет, короче — заменяла солнце. Лампочка была американская, вокруг нее в иностранной прессе стоял рекламный шум. Фирма гарантировала продолжительность горения в тысячу часов.

Лабораторией руководил тогда старик Бахметьев. Он заметил, что Юра читает все про «Игуану». А вскоре в институт прибыл комплект этих ламп для нужд лаборатории.

Бахметьев застал Юру с «Игуаной» в руках.

— Разбирает любопытство? — улыбнулся старик.

— Да, вроде, — смутился Юра. Он работал лаборантом у Иркутова по газоразрядникам.

— Ну что ж, — сказал Бахметьев. — Покопайтесь с американкой в свободное время.

Юра с радостью принял разрешение. Пусть работа еще не изобретательская, а связанная с раскрытием чужих мыслей, но самостоятельная. Только испугался, вдруг Иркутов обидится: вот так помощник — отвлекся от газоразрядников, да еще на какую-то ерунду! Но Иркутов не обиделся, а тоже сказал: «Покопайтесь».

Бахметьев выдал Юре для опытов коробку, в которой было десять «Игуан».

Юра вскрыл первую лампочку, исследовал ее. Ничего особенного: принцип дуговой точечной лампы, а для того чтобы снизить напряжение при зажигании, в ней катался ртутный шарик.

Юра потерял остроту интереса. «Все проще пареной репы», — сразу решил он. Оставалось заказать в стеклодувной баллон из специального стекла, прозрачного для ультрафиолетовых лучей, изготовить электроды, капнуть ртуть — и лампа готова.

Когда детали были изготовлены, Юра быстро смонтировал свою «Игуану». Включил в сеть, и лампа вспыхнула голубоватым пламенем. В ней действительно было что-то от солнца, но погорела она минут двадцать и погасла. «Наверное, подвели электроды», — решил Юра.

Изготовил новые и перемонтировал лампу. Зажег, а она опять погасла.

Юра разбил еще одну импортную и начал внимательно сравнивать детали, выверять — все как будто правильно.

Он произвел анализ ртути в импортной лампе и в своей — ртуть одинаковая. Анализ электродов — электроды одинаковые. Но его лампы гасли, баллоны чернели и покрывались хлопьями.

Казалось, пустяк, все ясно, а не получается. Даже перед Бахметьевым неудобно: он отнесся к этому как к забаве, к Юриной прихоти. Начинающий инженер пробует себя, свои мускулы. Вот и попробовал, с электрической лампочкой не справился!

Илья вначале подтрунивал над Юрой: водит за нос американка! Потом перестал, до того Юра сделался одержимым. Мариша тоже оставила в покое и ни о чем не спрашивала. Молчали и Бахметьев с Иркутовым. Тогда поближе познакомился и с Алехиным. Он был уже старшим инженером и часто глядел на Юрины лампы, которые гасли, и на чужую, которая горела пятнадцать суток подряд. Но тоже помалкивал, только дружески ударял в плечо.

У Юры в запасе оставалась единственная «Игуана», когда наконец он ее разгадал. Он рассматривал лампу на свет. Как всегда, в центре катался ртутный шарик. Под руками была лупа, и Юра решил ею воспользоваться. Ему показалось, что ртуть мутная, будто покрыта пылью. Он поглядел на свою ртуть — чистая. И вдруг все понял: электроды в работе испаряются и, конечно, металлизируют стекло, а ртуть смачивает металлизированную поверхность, отсюда хлопья и помутнение. А если в баллоне будет пыль, то она, как изолятор, предохранит стекло от контакта с ртутной каплей.

От счастья захотелось пробежать по институту козлом или засвистеть в четыре пальца. Знай наших! Вот почему Бахметьев, Иркутов и Алехин ни единым словом не помогли в работе. Хотели, чтобы сам ощутил ту лихорадочную приподнятость, которая сопутствует удачному эксперименту раскрытия тайны, пускай и чужой, но все-таки тайны.

Юра тут же схватил ступку и растолок кусок кварца в мелкую пыль. Всыпал в баллон и побежал в стеклодувную запаивать. Включил лампочку — горит. Час… три… пять!

Прибежал Алехин, поглядел на лампочку, поздравил. Пришли Бахметьев, Иркутов, тоже поглядели и поздравили.

Бахметьев спросил:

— Ртуть хитрила?

— Да, ртуть.

Стибун сидел в кресле около дивана и записывал в блокнот, что следовало сделать для новых опытов с генератором. Юра говорил быстро, потому что все продумал.

— Надо найти критическую температуру и давление ртути. Эти данные где-нибудь есть. Посмотри в «Критикал тейблс» или у Ландольта. Может быть, есть данные и для индия и галлия. Проверь, полистай «Электронике». Отыщи обзор по РСД, ртутным лампам сверхвысокого давления. Если у нас в институте нет — достань через обмен. И характеристики к ним.

Стибун кивнул.

Мариша уже второй раз заглядывала в комнату, говорила, что Юре пора поесть, но Юра отправлял ее обратно.

— Мами поручишь заказать кварцевый капилляр сантиметров в сорок и испробовать на давление.

— Чем? Азотом?

— Да. Треснет или нет. Нужно, чтобы выдержал не меньше двух тысяч атмосфер. У Алехина попросишь импульсник. Десятикиловаттный. И вот еще что — посмотришь у Лёба, как меняется потенциал зажигания с давлением. Если не разберешься, Лёба пришлешь мне. Пока все.

Стибун поднялся, спрятал в карман блокнот. Он ни словом не обмолвился о болезни, так было решено в институте. Продолжается нормальная работа, только человек дома — вот и все.

На прощание Юра сказал:

— Стибун, действуй, нажимай. При любой заминке с хозяйственниками, с администрацией звони мне. Я сам буду с ними ругаться.

— Позвоню. Но Мами тоже умеет с ними разговаривать.

Юра улыбнулся:

— Покланяйся ей.

— Поклонюсь. Отдыхайте.

Стибун ушел.

Юра слышал, как Мариша закрыла за ним дверь на лестницу.

Сейчас будет уговаривать что-нибудь съесть, а есть не хочется. Вот закурить бы! Но Мариша папиросы убрала: женская логика, будто папиросы мешают жить.

Илья и Мариша на кухне. Дверь прикрыта, потому что Юра недавно задремал: у него был острый приступ.

Илья моет иглы и шприц.

Он заставил Юру согласиться на укол, первый после больницы. Юра сопротивлялся, но потом уступил, когда начал терять сознание.

Мариша бледная стоит посредине кухни, сжав кулаки у подбородка, и сдерживается, чтобы не заплакать тяжелым плачем. Почему жизнь наотмашь сбила ее с ног? Не дала даже ни единой возможности бороться за Юру, сопротивляться?