Ирина Молчанова - Гламур в шоколаде Страница 22

Ваня покосился на нее:

— Это мое пожелание оставаться всегда такой красивой тебя рассмешило? — осведомился он.

— Нет, что ты! Я сейчас… — Инна вышла из комнаты и, запершись в кухне, дала волю смеху. — Это нервное, — бормотала она, продолжая хихикать.

Пришла сестра.

— Какого черта ты тут устраиваешь?! — возмутилась она.

— Я не могу, — прижимая ладони к горящим щекам, сквозь смех призналась Инна, — не могу ничего с собой поделать.

— Хочешь все испортить! Хочешь в глазах Артема показаться полной идиоткой?

— Нет… — Инна мигом успокоилась.

— Я думала, ты от стыда за свой обман сгораешь, а ты тут ржешь! — продолжала отчитывать ее Аня.

— Да мне стыдно, честно, стыдно!

— Вижу я, как тебе стыдно, пошли, хватит уже заставлять гостей ждать!

— Ненастоящих гостей.

Сестра сердито взглянула на Инну.

— А вот тут ты ошибаешься: гости самые настоящие, это день рождения выдуманный, а гости — нормальные, даже цветы тебе принесли. Имей совесть!

Сестре удалось пристыдить Инну, смеяться ей расхотелось. Когда они подошли к двери в комнату, Аня взяла ее за плечо и поднесла указательный палец к губам. Ваня с Артемом на повышенных тонах о чем-то спорили.

— …меня все устраивает, — говорил Артем, — и не советую тебе нарушать мою идиллию.

— Да какая, на хрен, это идиллия? — отвечал Ваня. — Фигней страдаешь!

— Не учи, мне хватает и дома одного такого учителя!

— Да вы просто больные!

— Это наши проблемы! — отрезал Артем.

Аня удивленно прошептала:

— А они не знакомы, случайно?

— Не знаю, Ваня никогда не упоминал об этом, — нахмурилась Инна.

— Но ведь это возможно — что они знакомы? — настаивала сестра.

— Да я понятия не имею! — вспылила Инна.

Они вернулись, сели за стол. Парни выглядели совершенно спокойными, трудно было поверить, что минуту назад они чуть ли не ругались. Ваня непрестанно шутил, Артем от него не отставал, и выглядели они прямо-таки лучшими друзьями. Инну такое их поведение настораживало. Успокаивало только одно: Ваня ни разу не переврал ее придуманное имя.

Когда все наелись, Аня сделала погромче музыку и вызвалась отнести грязную посуду в кухню. Ваня предложил ей свою помощь. Инна пересела на диван, Артем устроился рядом. Вернувшийся за бокалами Ваня выключил в комнате свет и, крикнув: «Экономьте электроэнергию!» — оставил их наедине.

— А есть еще кто-нибудь, кого бы тебе хотелось видеть на своем празднике? — неожиданно спросил Артем.

— Конечно, я ведь говорила — некоторые не смогли прийти.

— Мне кажется, ты поняла, о чем я говорю.

— А-а-а… — Инна вспомнила о Константине Викторовиче, но это показалось ей настолько глупым, что девушке стало стыдно за те слезы, которые Артему пришлось ей утирать из-за невнимания директора. — Нет, больше никого.

Они помолчали, и Артем с тихим вздохом спросил:

— А как же тот учитель?

Инне не хотелось об этом говорить, но ответить пришлось:

— Я думаю, что ошибалась в отношении его.

— Почему?

— Да потому, что это глупо!

— Глупо влюбиться в учителя или в мужчину старше себя?

Инна задумалась. Она не вдавалась в психологию своего влечения к директору, не разделяла два эти понятия: учитель — и мужчина старше ее. Не знала: влюбилась бы она, если бы встретила его, как обычного человека, на улице, продиктована ли ее любовь невозможностью быть вместе или еще чем-то? Ей не хотелось обо всем этом думать. Самое главное она поняла — важно не добиться чьего-то внимания, а знать, что делать с добычей потом. Что ей делать с Артемом, Инна прекрасно знала, а вот что с Константином Викторовичем… она понятия не имела. В ее представлении он жил какой-то совсем нереальной жизнью, был слишком умным и взрослым. В его присутствии каждое сказанное слово, любой поступок казался просто ребячеством и недостойной внимания глупостью. А чувствовать себя вечным ребенком рядом с ним Инне не хотелось.

— Ты ответишь? — напомнил Артем.

— Да, отвечу. Если захотеть, ничто не может помешать влюбленным быть вместе. Учитель — не учитель… можно перейти в другую школу, чтобы такие отношения никого не смущали. Да и мужчина постарше — это не так страшно, если только двое хотят быть вместе. А я… я поняла, что мне это вовсе не нужно. Мне нужно другое! Другой. — «Ты», — мысленно прибавила Инна.

Он не успел спросить — «кто», а Инна не успела озвучить свою последнюю мысль. Вернулся Ваня и бесцеремонно врубил свет.

Инна погладила Героя по спине и задержала взгляд на огромном букете белых роз, стоявшем на ее прикроватной тумбочке. Празднество давно закончилось, она вернулась домой. Красные розы, подаренные Ваней, остались у Ани — в награду сестре за ее терпение и помощь. Все прошло замечательно: после возращения в комнату Ани и Вани все четверо танцевали, смеялись, выпили вторую бутылку шампанского, которая нашлась в холодильнике. Будь этот день рождения настоящим, Инна была бы на седьмом небе от счастья! Сестре тоже все понравилось, хоть Аня и ворчала, что она теперь от стыда не может нормально смотреть Артему в глаза… Инна растянулась на кровати и зажмурилась. Она-то могла смотреть в его глаза и отныне собиралась это делать как можно чаще, а Артем, кажется, не возражал. Сам предложил — встретиться после школы. Само собой, Инне даже не пришло в голову отказаться.

Школа стала Инне совсем неинтересна. Мыслями она витала где-то рядом со своим голубоглазым возлюбленным. Ваня ходил какой-то понурый. На одной из перемен Инна попыталась было выведать, что с ним творится, но друг молчал, как партизан.

— Кстати, — вспомнила Инна, — а ты знал Артема раньше?

Ваня молчал.

— Ответь! — потребовала она.

— Знал, но очень поверхностно.

— А почему ты мне не сказал?

— А почему ты выдумала себе день рождения и звали тебя Аней?

Инна улыбнулась и промолчала.

— Хорошо, можешь не отвечать! — Друг подмигнул ей.

— Ты тоже. В чужие дела я не лезу, — заметила Инна.

— Да, знаю, спасибо тебе. — И Ваня ушел в свой класс…

Она кое-как отсидела еще три урока и помчалась на встречу с Артемом. Он уже ждал. Инне не давал покоя вопрос: тайком ли от своей подружки он с ней встречается, но спрашивать она не осмеливалась. В этот раз они пошли в кино. Инне приходилось много врать. Артем ни о чем не подозревал, а то бы не смотрел на нее с таким восхищением. Инна представляла себе момент, когда придется рассказать ему всю правду, как и предупреждала сестра, и ей становилось жутко. Артем расспрашивал о ее родственниках, Инна отвечала односложно, старалась избегать этой темы, лишь бы не приходилось врать еще больше. Она боялась, что вскоре сама запутается, что и когда говорила, — в ее планах назревали перемены. Нужно было как можно скорее повиниться, но до того момента, как Артем уверится, что он влюблен в нее, Инна не хотела открывать карты. Не каждый способен простить мухлеж! Оставалось уповать на влюбленное сердце, которое, по заверениям знатоков, прощает и не такие обманы. Вот только не знала она, как можно измерить влюбленность этого красивого мальчика. Невольно в ее голову закрадывалась мысль, что для него это такая же игра, как для нее. Только она играла во имя любви, а вот во имя чего мог играть он — Инна боялась даже подумать об этом.

На улице зажглись фонари, мелкие снежинки кружились в их свете, как мошки. Артем взял ее за руку.

— Ты сегодня грустная.

По всему ее телу разлилось приятное тепло от его прикосновения.

— Просто мне хорошо вместе с тобой молчать.

— А говорить — нет?

— И говорить тоже хорошо.

Он остановился и взял ее за другую руку.

— Красивое колечко, — отметил он, разглядывая мелкие изумруды, выложенные в виде веточки.

— Одно из моих любимых.

— Где-то я уже видел такое же…

Инна напряглась.

«Вот курица! Он видел это колечко на дискотеке! У меня, у тупой… очень тупой блондинки, да и брюнетка из меня получилась на редкость глупая. Неужели догадается? А если спросит? Что говорить? Нельзя же врать дальше, если он все поймет». Она не сдержалась и вырвала руку.

— Таких колец в любой лавке хватает, наверное, видел у какой-нибудь девчонки.

Артем с сожалением кивнул.

— Наверное.

Лишь когда он заговорил о другом, она немного успокоилась.

«Так и паранойя может начаться», — подумала Инна, подавляя вздох облегчения. Раньше она не ценила правду, как оценила ее сейчас, когда чуть ли не через каждое слово приходилось лгать. Жизнь в сплошной лжи оказалась самой отвратительной формой существования, какую только можно придумать! Постоянный страх разоблачения висел над Инной как топор палача. Приходили трусливые мысли: уж рубанул бы этот топор поскорее, лишь бы не мучиться больше! Но палач еще только размахивался — удар ждал ее впереди.