Константин Иосифов - Охотники за джихами Страница 22

А кроме того, надо принять во внимание, что Миша председатель и не дело председателя копаться в земле, как какому-то кроту, а особенно если у него есть и размах, и организаторские способности, и инициатива. То ли дело летом! Летом они всем обществом ходили в далёкие походы, а всем известно, что в походе сколько у тебя есть инициативы и организаторских способностей, столько ты их и проявляй.

Летом неплохие находки попадались. У реки Псоу, например, нашли костяные иглы — ими первобытный человек прошивал шкуры. И тонкие кремнёвые лезвия — они вставлялись в расщеп на кривой палке так, что получался каменный серп. Были и скребки, и наконечники для стрел. Линючка и та сделала открытие — нашла шарики из чёрного сланца. Даже Пал Палыч, который знает о первобытных людях больше, чем они сами знали о себе, даже он не мог сказать, зачем нужны были эти шарики. Шарики очень правильной формы, просто удивительно, как мог первобытный человек вытачивать их. И зачем они были ему? Молился он с их помощью, что ли, как молятся монахи с помощью чёток? Или, может, это пуговицы? Но тогда почему в них нет отверстий? Разве бывают пуговицы без отверстии?

Но всё это было летом. А теперь уж ничего интересного не найдёшь. А почему? Да потому, что Пал Палыч сказал, что надо вернуться к друговой ямке и заложить пробные шурфы вдоль насыпи, той самой насыпи, за которой прятались лесной Миша с Адгуром, выслеживая шпиона. Он говорит — эта насыпь интересна и с геологической точки зрения и с археологической. А что интересного найдёшь в этой насыпи? Ни тебе мечей, ни шлемов, ни даже шариков — одни черепки идут!

Словом, Миша был недоволен сегодняшними раскопками. Вот почему он говорил:

— Надоели мне эти фрагменты! Что я, нанялся, что ли, собирать черепки!

— Быстро же ты остыл, — сказал Адгур. Он лежал на краю канала и промывал находки. И, хотя солнце исправно обесцвечивало ему спецовочку, руки его были синими от холодной воды. — А ты ещё говорил, что настоящий исследователь должен быть терпеливым и настойчивым. Эх, ты!

— Вовсе не «эх, ты»! Просто здесь размаха нет. Опять одна бытовая керамика.

— А тебе кладов захотелось, да?

— Это тебя клады интересуют. А мне хоть бы какой-нибудь поганый кинжал попался — и то хлеб. Вот тебе ещё один черепок со странной конфигурацией! — И Миша кинул Адгуру чёрный от земли черепок.

Адгур поймал черепок на лету и опустил его в воду. Помолчав немного, Миша заметил:

— Надо будет сказать Пал Палычу — давайте копать в новых местах. Здесь надоело.

— Опять надоело! А ещё учёным хочешь стать.

— Я уж до материка добрался, а ничего, кроме черепков, нет. А материк смешной какой — одна галька и морской песок. А насчёт того, что надоело, — так я же разбросанный!

— Разбросанный? Кто же это тебя разбросал? — Адгур даже повернулся всем телом, чтобы посмотреть на человека, которого зачем-то разбросали.

— Я сам себя разбросал, — с гордостью заявил Миша.

— Как так?

— Арсен говорит, я разбросанный, неустойчивый и нецелеустремлённый. И мама говорит то же. Вот я и стал таким. А если хочешь знать, то так даже удобнее — быть разбросанным.

— Врёшь!

— Вот и не вру. Если я разбросанный, то какой с меня спрос? Вот захочу и разбросаю все твои фрагменты и поступлю контролёром в кино. Раз у меня характер такой, что я могу поделать?

Такой взгляд на собственный характер уди лил Адгура. Он отложил в сторону фрагмент со странной конфигурацией и задумался, уж не шутит ли Миша? Но нет, говорит вроде серьёзно. Так что же получается? Выходит, Миша разбросанный только потому, что все говорят, что он разбросанный. Ну, а он, Адгур? Если бы все говорили, что он разбросанный, стал бы он тогда разбросанным или нет? И вообще, какой он, этот самый Адгур Джикирба?

— Ну, а я? Я разбросанный, как по-твоему? — спросил он.

Миша оглядел его с ног до головы.

— Ты? Конечно, разбросанный. Смотри, как разбросал черепки. И ещё у тебя сдерживающие центры слабо развиты. Потом, ты… как это?.. импульсивный тип!

— Импульсивный? А что такое «импульсивный»?

— Что я тебе, Алик-Архимед, что ли, чтобы на всё отвечать?

— Это тебе Вера Ивановна сказала про импульсивный?

— Кто бы не сказал, а сказал!

— Что это за центры такие — сдерживающие?

— Не знаешь?

— Не знаю.

Конечно, было бы гораздо честнее сказать: «И я тоже не знаю», но Миша нашёл другой, гораздо более умный ответ:

— Вот ты, например, можешь взять черенок и мыть его, мыть, мыть, мыть, без конца мыть?

— Без конца? Нет. Без конца, пожалуй, не могу.

— Ну, вот это и значит, что у тебя слабые сдерживающие центры. Понял? Ты не можешь долго задерживаться на одном деле. А кроме того, ты азартный. Помнишь, что Пал Палыч говорил про азартных археологов? Что от них толку не будет.

— Помню.

— Но ты не расстраивайся. Из меня тоже археолога не выйдет. Ну и пусть, верно? Чем-нибудь другим увлечёмся.

Адгур ничего не ответил. Он вытащил из воды свой фрагмент со странной конфигурацией и осмотрел его. Черепок походил на угол какого-то ящика из обожжённой глины, и в этот угол забилась твёрдая земля. Адгур хотел было бросить черепок на берег, к остальным фрагментам, но передумал и стал старательно выковыривать землю из углублений, затем потёр его рукавом спецовочки и снова сунул в воду. Держал он черепок в поде очень долго, так что пальцы перестали сгибаться от холодной воды, — это он, должно быть, решил развивать свои сдерживающие центры и больше не быть импульсивным.

Наконец он снова вытащил из воды черенок и стал рассматривать его и так и этак.

— А черепок-то весь в пупырышках, — сказал Адгур, протягивая фрагмент Мише.

Действительно, наружная поверхность черепка была шероховатая, как рашпиль, которым шофёры зачищают резину перед склеиванием. Но Мишу эти пупырышки особенно не заинтересовали, ибо он был занят тем, что щекотал высохшей травинкой то один усик улитки, то другой и смотрел, как от прикосновения усики сокращаются, втягиваясь в голову улитки.

— Такие черепки нам ещё не попадались, — настаивал Адгур.

— Смотри, какие смешные усики у улитки. Они у неё вместо глаз. Давай станем учёными по улиткам. А что? Чем плохо? Поинтереснее твоих фрагментов!

Тогда Адгур одним прыжком вскочил на ноги и закричал:

— Пал Палыч! Смотрите, какой черепок! С пупырышками!

— И необычной конфигурации, — солидно, совсем как какой-нибудь академик в чёрной шапочке, добавил Миша.

Пал Палыч осмотрел черепок, заглянул в кулёчки с подъёмным материалом и, став на колени, запустил обе руки в Мишин раскоп. Оттуда он вытащил целую пригоршню крупного чёрного морского песка — крошки — и несколько черепков.

— Зовите всех. Кажется, мы нашли нечто очень интересное! — сказал он.

Когда ребята собрались, Пал Палыч попросил их объяснить, как попали сюда морская галька и песок.

Посыпались разные варианты:

— Джихи нанесли, да?

— Чтобы дорожки выложить. Как у нас в совхозе. Верно?

— А это не остатки древней крепостной стены? Может, тогда делали стены из гальки?

Но нет. Ни один из этих вариантов не годился. Гальку и каменную крошку нанесли сюда морские волны, а насыпь эта естественного происхождения. Она — древний морской береговой вал, или место, где кончалось море и начиналась суша. И в этом морском береговом валу был найден черенок странной конфигурации, да ещё с пупырышками. Как он попал сюда? Какие выводы можно сделать из этого?

Ребята подумали-подумали, но ничего не придумали. Тогда Пал Палыч спросил про конфигурацию — дескать, слово «конфигурация» как будто усвоено достаточно хорошо, но о чём говорит в данном случае эта самая конфигурация?

— Конфигурация необычная. Не было ещё такой конфигурации.

— Ну, а что говорят вам пупырышки?

Но и пупырышки сказали ребятам не ахти как много.

— Пупырышки как пупырышки, ничего особенного. Такие бывают на тёрках для чистки овощей. Видны они только на наружной стороне черепка, а на внутренней их нет. Значит, делались они для украшения или, говоря по-научному, для орнамента. Больше ничего, пожалуй, о них не скажешь!

Пал Палыч выслушал ребят, а потом сообщил им о том, что поведала ему поверхность черепка. Ребята диву дались — какой-то несчастный кусок обожжённой глины, а сколько всякой всячины рассказал! Прежние черепки не были такими разговорчивыми.

Оказывается, пупырышки — это не просто пупырышки, а отпечатки ткани. А черепок — не просто черепок, а кусок так называемой «текстильной керамики». Это очень интересная керамика. Достаточно сказать, что археологи охотятся за ней во всех частях света. Правда, некоторые называют её «сетчатой», исходя из того, что поскольку на её поверхности виден как бы отпечаток какой-то сетки, то она и должна называться «сетчатой», но ни один настоящий учёный не принимает этот термин всерьёз. Гораздо правильнее термин «текстильная керамика», ибо он показывает самую технологию изготовления её. Технология же была такова. Возьмёт первобытный гончар и выкопает ямку в земле, выложит дно и стенки ямки тканью, а потом формуют из глины сосуд поверх ткани. Иногда же делает из глины длинную колбаску-жгутик и, накладывая один жгутик на другой, возводит стенки сосуда. Нередко сосуды изготавливались из цельного куска глины.