Жаклин Уилсон - Звездочка моя! Страница 23

Обещаю, что снова поговорю с отцом, но он в последние дни все время в очень плохом настроении, сразу по нескольким причинам, и я пока не могу тебе все рассказать.

Очень здорово, что ты будешь петь на концерте для настоящих талантов. Я в таких концертах никогда не выступала, потому что у меня совсем нет таланта. Я вообще не умею петь. Я не пою, а хриплю.

Да, наверное, у меня крутая школа. Учеба здесь стоит кучу денег. Но я бы заплатила кучу денег, чтобы сюда больше НЕ ходить. Я ее просто ненавижу. Она очень прогрессивная. Это значит, что у нас нет никаких правил и надо постоянно выражать себя. А я бы с удовольствием пошла в какую-нибудь РЕГРЕССИВНУЮ школу с кучей правил, где ученикам не разрешается спорить с учителями. Да, тут учатся знаменитости, точнее, дети знаменитостей — футболистов, кинозвезд или рокеров, как наш папа. Так что и я, наверное, немного знаменита, как ты говоришь. Но это совсем не здорово, а ужасно. Я не могу быть обычной, я всегда должна быть со своей семьей, люди все время обращают на нас внимание, подходят, что-то говорят, снимают на мобильники. А профессиональные фотографы того хуже, вечно орут на тебя: «Улыбайся!», и надо все время следить за тем, как ты выглядишь. Я вот всегда выгляжу на два. Не повезло.

Иногда я отдала бы все, только бы не было у меня такого знаменитого отца.

Конечно, давай переписываться. Это будет очень здорово!

Главная причина папиного дурного настроения такая: он боится, что перестал быть популярным. Вообще-то это не так: только что вышла посвященная ему статья на две полосы в большой газете. Роуз Мэй договорилась о том, каким должно быть содержание, и папа, в полной уверенности, что все в порядке, встал в субботу пораньше, чтобы прочитать газету. А потом грянула буря.

Никто из нас не понял, что произошло. Папа возмущается, мама плачет, шквал звонков, с порога влетает Роуз Мэй и всех приводит в чувство.

— Что случилось, Солнце? — спросила Конфетка.

Она тоже не в духе: мама собиралась с ней с утра по магазинам, купить ей нарядное платье ко дню рождения — ей скоро шесть, но, судя по всему, магазины отменяются.

— Кажется, кто-то что-то написал про папу очень плохое, — сказала я.

— Они там его обзывали? — спросила Конфетка.

— Да, попкой, какашкой и трусами! — выкрикнул Ас все известные ему детские обзывачки и сам же захохотал.

— Замолчи, дурачок ты маленький, — и я подняла его с пола.

Но он раскинул руки и выкрикивает на все лады эти глупые прозвища.

Конфетка холодно посмотрела на него:

— Ну какой же он еще ребенок!

— Да, совсем малыш, и если не успокоится, придется надеть ему подгузник и уложить спать в колыбельку, — предупредила я.

— Я не малыш! Я Тигрмен! — закричал Ас, вырываясь. — Где мой костюм Тигрмена?

Я опустила его на пол, и он полез к Клаудии с требованием нарядить его в этот дурацкий костюм. Конфетка со вздохом посмотрела на него, вскинув брови:

— Как же он иногда меня раздражает, этот Ас!

А меня очень часто раздражает Конфетка, но я все равно ей понимающе улыбнулась. Конфетка прислушалась к тому, что творится внизу.

— Что там мама говорит? — спросила она. — Почему она не может поехать со мной в магазин? Пусть папа сам ругается с Роуз Мэй. Не хочу ехать с Клаудией. Она выберет мне дурацкие кукольные платьишки — фу-у! А мне нужно что-нибудь кра-си-во-е и о-очень крутое!

— У тебя талант любую вещь превращать в красивую и очень крутую, — ответила я, вздыхая. — Не волнуйся, Конфетка. Я случайно узнала, что Роуз Мэй договорилась с журналом «Привет, звезды!» о съемке твоего дня рождения.

Им самим надо, чтобы ты была в самом потрясающем платье на свете. Мама завтра повезет тебя по магазинам, наберись терпения, и все будет.

Конфетка вздохнула и начала ковырять лак на ногтях.

— Не надо, испортишь же.

— Он уже облупился. Сотри его, чтобы другим цветом накрасить, а? Может, и цветочки нарисуешь? Как у той женщины, которая делает маме маникюр. Сможешь?

Я согласилась помочь и обыскала мамину комнату на предмет лака и жидкости для его снятия. Я рисовала как могла, чтобы поднять Конфетке настроение. Мне кажется, получилось неплохо: серебристая основа на ее короткие ноготочки и чуть красного лака на каждый, будто розочки. Но Конфетке не угодишь.

— Солнце, ты все испортила. Какие-то разводы непонятные, — заныла она.

— Конечно, все размажется, если ты будешь вертеться и размахивать руками.

— Я попрошу Клаудию, и она нормально накрасит мне ногти, — ответила Конфетка, хотя мы обе знаем, что саму мысль о накрашенных ногтях у маленьких девочек Клаудия сочтет недопустимой.

Я плюхнулась на кровать. Как было бы здорово, если бы сейчас рядом оказалась Доля, моя настоящая сестра. Рассказала бы я ей про Город-Гардероб? Уверена, что она лопнет от смеха, но ведь говорила же она, что ей мой кукольный дом понравился.

Я заглянула в Город-Гардероб. Ужас, до чего хочется поиграть с моим народцем. Как они там? О чем разговаривают? Но стоило мне открыть дверцу шкафа и к ним заглянуть, как они тут же замолчали, обратившись в грязные старые игрушки с немигающими глазами-пуговицами.

— Пожалуйста, оживите. Я тоже к вам хочу. Поиграйте со мной, — прошептала я, но они даже не пошевелились.

Я опустилась на колени и закусила губу:

— Ах так! Тогда я вас заставлю!

И я вытащила миссис Пушиху из мягкой кровати:

— Давай, уже время, подъем. Быстро умываться! Вытяни лапы. Но сначала надо причесать твои усы.

Она безвольно сидит у меня на руках, и мой голос звучит глупо и самоуверенно. Все бесполезно. Я сунула ее обратно под одеяло и с грохотом захлопнула дверцу шкафа.

Хочется плакать. Ну почему я в это больше не верю? Да, я взрослая, но мне совсем не хочется взрослеть. Я хочу быть маленькой и хорошенькой, как Конфетка, хочу целыми днями придумывать себе игры и в них играть. Впрочем, Конфетка-то как раз целыми днями играет во взрослую: хохочет, надувает губки и кладет руки на бедра так, словно она на красной дорожке.

Из комнаты Аса несется тигриный рык. Хоть один он счастлив, представляя себя Тигрменом. А в гостиной по-прежнему рычит папа. Что же они там про него написали?

Сердце у меня заколотилось. Может, Доля с мамой отправились в газету и рассказали, что он ее отец?

Надо все выяснить. Мама, папа и Роуз Мэй ругаются в большой гостиной. Туда мне лучше не соваться.

Я пошла другим путем, через кухню. Маргарет приготовила кофе и раскладывает на подносе песочное печенье.

— Маргарет, как я люблю твое печенье, — протянула я, с тоской глядя на поднос.

— Мама сказала — тебе сладостей больше не давать. Не хочет, чтобы ты была толстушкой, — сказала Маргарет. Но потом подмигнула и дала мне откусить.

Я блаженно закрыла рот и пару секунд не произносила ни слова.

— Отлично! Сейчас и эти тоже позакрывают рты, как только я его подам. Они ж всегда на это печенье накидываются как ненормальные. Господи, сколько воплей из-за вшивой газетенки! На пустом месте поднять такую бучу!

— А у тебя есть эта газета, Маргарет?

— Есть, то есть была. Но явился Его Величество и разорвал ее на кусочки, веришь, нет? Как будто это поможет! Да пусть хоть он все газеты на свете разорвет, все равно статья есть в Интернете. Любой дурак знает. Я эту газету даже прочитать не успела! А Джон так любит кроссворды на последней полосе. Ха! Столько всяких гадостей мы с ним наслушались, что на всю жизнь хватит. И с меня уже довольно.

— Маргарет, пожалуйста, не уходи! — умоляю я, хотя все от нас рано или поздно уходят.

Она слегка улыбается мне уставшей улыбкой:

— Только вас, детишек, жалко.

Меня кидает в дрожь. И Маргарет это заметила и забеспокоилась.

— Съешь еще печенья, солнышко, — сказала она. — А теперь иди. И не попадайся маме и папе на глаза. Я бы сама от них и их Роуз Мэй куда-нибудь скрылась, только некуда.

Я вышла из кухни с полным ртом печенья. Вернулась в спальню, включила компьютер, набрала папино имя и название газеты. Маргарет права, вот она, эта статья! Сверху большой заголовок: «Последний динозавр рок-н-ролла».

Рядом карикатурный папа с длинной и морщинистой шеей, как у динозавра, и банданой на маленькой змеиной голове.

Я читаю статью, но она очень сложная и скучная, сначала анализ музыки в целом, потом рассказ о начале папиной карьеры, когда сам автор был от него без ума. А потом автор говорит, что сейчас папа стал пародией на самого себя и сошелся зачем-то с продюсерами фильма про «Милки Стар». Журналист задается вопросом, что это — дань чрезмерному тщеславию или папина глупость, ведь на экране он полный идиот. А как он выглядит! Морщины, дряблые руки, свисающий живот, идиотская бандана, под которой уже не спрячешь редкие волосы, — и так далее, бесконечно, беспощадно.