Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю Страница 23

Он в волнении пробежался по палубе. Раз. Другой. Ромка тем временем шепотом объяснил ребятам, почему так рассержен старый смотритель.

— Свинство это! — заключил рассказ начальника штаба горнист.

— Точно! — поддержал его барабанщик. — Стыдно над стариком потешаться. Знаешь, кто угнал, — скажи!

Что мог ответить им Ромка? Ровным счетом ничего. Ничего он не знает, не знал и не будет знать. А дядя Юозас все равно не сомневался, что Ромка скрывает фамилии виновных. Впрочем, горнист и барабанщик — тоже. С этим и ушел смотритель. Ушел, не помирился…

И Ромка не усидел в штабе. Выбрался на палубу, облегченно вздохнул. Честное слово, нет ничего скучнее, чем называться начальником, когда никто в тебе не нуждается.

Ближе всего работали октябрята. Они снимали с десантной баржи рубку. По частям. Автогенщик, разрезав балки, освободил рубку со всех сторон. И теперь ребятишки, действуя ломиками и ножовками, растаскивали ее на куски, очищали металл от дерева.

— Как дела? — начальственно строго спросил Ромка, появляясь на борту баржи.

— Отлично, товарищ начальник штаба! — по-военному доложил старший пионервожатый. Он работал вместе с октябрятами. Здесь же трудился и Виктор с завода. — Противник в панике — сдается целыми листами и балками.

— Ромка, а дядя Виктор обещался к себе на завод нас свозить, — похвалился один из октябрят.

— Хорошо, — начальник штаба сбросил рубаху и подхватил стальной лист, который с трудом тащили к берегу ребята.

В таком виде и заснял его Йонас.

— Вторую пленку дощелкиваю! — прокричал он на бегу.

— В стенгазету? — спросил Виктор.

— Альбом специальный будет. Фотографии и рассказы о судах нашего кладбища… А меня он просто так. На память. Клянусь головой осьминога! — объяснил Ромка.

— И часто ты ею клянешься? А?

— Часто! Часто! — закричали со всех сторон. — Это он по-моряцки!

— Значит, обыкновенному твоему честному слову верить нельзя, — сделал неожиданный вывод Виктор.

— Это почему?

— Да потому самому, что чужой головой клянешься! Да к тому же у осьминога и головы-то нет…

— Как нет? — Ромка чувствовал себя так, будто его снова стукнули по голове.

— Понимаешь: не было и нет. Ну ладно, ладно… Нравится — клянись головой осьминога, не нравится — давай честное пионерское. Важно, чтоб хозяином был: и голове и слову… Потащили!

Ребята уволокли лист, а Ромка никак не мог прийти в себя. У осьминога нет головы!.. Мальчик как-то сразу поверил Виктору. Нет головы!..

— Ромка! — окликнула с соседнего судна Гражина. — Мы тут соревнование объявили: кто больше? Гляди, какую гору сложили.

— Они хитрые! — пожаловались Ромке октябрята. — У них два автогенщика, а у нас — один…

Быстро летит время. Кажется, веселые ватаги ребят только что скатились с дюн к корабельному кладбищу, а солнце прошло уже большую часть своего пути по небосводу. Упорнее всех работают автогенщики. Они спешат нарезать столько металла, чтобы подшефным хватило разбирать и перетаскивать его на целую неделю. До следующего воскресного дня, когда снова зашипят на судах газовые горелки.

Из города возвратились машины, доставившие на склад первую партию металла. В кабине переднего грузовика гордо восседал Пятрас. Он не захотел сойти на землю, а, стоя на подножке, стал подробно рассказывать сбежавшимся ребятам, как сдавал и оформлял груз. И при этом, конечно, смешно и часто разводил руками. Со стороны можно было подумать, что Пятрас сделает сейчас еще один гребок и поплывет по воздуху.

Но вместо этого он полез в карман и извлек оттуда листок бумаги. Квитанцию.

— Четыре тонны двести тридцать пять килограммов! — как флагом, взмахнул бумажкой Пятрас.

«Четыре двести тридцать пять», — понеслось из уст в уста, с судна на судно. Сразу смолк гомон голосов. Ребята прикидывали: триста тонн и четыре тонны двести тридцать пять килограммов. Правда, на берегу высилась еще одна куча металла. Бо́льшая, чем увезли в город. И все равно триста тонн казались невероятно далекой вершиной.

Да, снять с судов триста тонн металла представлялось теперь куда труднее, чем думали раньше. Это по меньшей мере месяц напряженной работы. Без выходных. И с помощью заводских комсомольцев.

Скоро у грузовика, на подножке которого стоял Пятрас, собрались все ребята. Квитанция пошла по рукам.

— Скажи, а весы ты проверял? — спросил кто-то.

— Точно.

— А когда взвешивали, следил?

— Честное пионерское!

И в эту не очень радостную для ребят минуту Гражина, сама того не желая, помирилась с Марите. Вышло это так. Гражина, заметив, как уныло вытянулись лица товарищей, презрительно выкрикнула:

— Сдрейфили?!

Слово это она привезла с Черного моря. В Жуведре его не знали. Тем обиднее оно показалось. Толпа вокруг Гражины угрожающе сжалась. Ей бы наверняка достались крепкие тумаки. Но тут ее неожиданно поддержала Марите. Неожиданно потому, что за целый год, что проучились они вместе, не было случая, чтобы одна из них согласилась с мнением другой.

— Конечно, задний ход готовы дать! — выступила вперед Марите. — Это вам не на пляже загорать! Чего раскисли? Корабль строим — понимать надо! Пошли, Гражина!

Через мгновение Пятрас остался на берегу один. Виктор одобрительно шепнул Ромке:

— Непременно расскажу на заводе, как здорово умеют ребята Жуведры побеждать минутную слабость. Действительно: триста тонн и четыре тонны двести тридцать пять килограммов. Есть над чем задуматься!

…Вечером со стороны моря донесся дробный гул моторов. Он быстро нарастал, приближался. Ближе, ближе, ближе. На полном ходу в бухту корабельного кладбища влетели три катера. Это приехали свободные от работы рыбаки. С дядей Робертасом во главе.

Председатель колхоза издали закричал в мегафон[11]:

— Кончай работу! Кончай работу!

Ромка подал знак горнисту. Над кладбищем раздался сигнал общего сбора.

Отряды покинули суда. Густо облепив заводских комсомольцев, ребята шли усталые, перемазанные, но бесконечно довольные. Довольные прошедшим днем, своими новыми друзьями и даже водянками и ссадинами на руках. Выстроились прямоугольником. На правом фланге каждого отряда — гости. Всем им повязали пионерские галстуки.

Ромка ожидал, что председатель колхоза скажет сейчас речь, но тот ограничился несколькими словами.

— Поздравляю с хорошим началом, — сказал он. — Благодарю наших дорогих гостей. Считайте, что строительство траулера «Летувос пионерюс» началось!

— Валио![12] — закричали ребята и гости. — Ура! Ура!

— Минуточку! — перекрыл шум дядя Робертас. — Как обедали? Понравилась рыбацкая еда?

Ответили председателю колхоза аплодисментами.

— Теперь слушай мой приказ! — дядя Робертас взял под козырек. — Всем ужинать!

В поселок входили победителями. Пели так, словно и не было позади тяжелого трудового дня.

У погранзаставы Ромку окликнула мать. Продолжая шагать вместе с дядей Робертасом, Виктором и старшим пионервожатым впереди колонны, он радостно кивнул ей головой. Но она настойчиво манила его к себе. «Очень нужно», — угадал он по движению губ. Ромка, как бы спрашивая разрешения, тронул за руку вожатого. А тот легонько вытолкнул его из строя.

— Что?

— Человек к нам из города приехал.

— Ну и что?

— Об отце с нами говорить хочет…

У Ромки сразу прошла досада.

Человек из города оказался пожилым мужчиной с седой головой. На отвороте его пиджака Ромка сразу заметил необыкновенный значок. На нем — меч, рассекающий змею.

— Что это? — поинтересовался мальчик.

— Это наша чекистская награда, — скупо ответил гость.

С того памятного вечера прошло уже много времени, а Ромка может и сейчас слово в слово повторить то, что сказал им тогда человек с чекистским значком на груди.

— Нам удалось выяснить обстоятельства исчезновения вашего мужа и твоего отца, Ромас. Антанас Дайлидонис ненавидел врагов советской власти. Он боролся с ними. И враги решили убрать его с пути. Сделал это Вацис Скайзгрис со своими дружками. Они же пытались распустить слух, будто Антанас Дайлидонис бежал за море.

— Убит? — тяжело упал женский голос.

— Не просто убит. А погиб геройски. В настоящем бою. Скайзгрис рассказал, что ваш муж, отбиваясь веслом от пятерых вооруженных бандитов, одному раскроил череп, другого надолго вывел из строя…

Отец! Ромка всегда гордился им. А теперь он сделает все, чтобы только походить на него. Отца нет, но Ромка все равно будет советоваться с ним. И вырастет таким же смелым! И если будет нужно, отдаст свою жизнь за советскую власть.

Потом Ромка поделился с человеком из города опасениями насчет дяди Балиса. Однако тот смотрел на это дело иначе. Он говорил о старом рыбаке как о несчастном и совсем запутавшемся человеке. К тому же жадном. Судить его, конечно, нужно. И дядю Балиса будут судить. Сами рыбаки. Как решат они, так с ним и поступят…