Анатолий Максимов - Чудаки с Улики. Зимние птицы Страница 23

Ослепительное солнце подожгло росные крыши домов, осветило дворец-дебаркадер, жар-птицей полыхнуло по зыби реки, позолотило стаю чаек. Милешкины сняли полог, рассовали постель по сумкам и подались на пляж умываться.

Берег был пуст и убран. Явилось несколько самых заядлых любителей воды и солнца, раздевались загорать. Людмила умыла Мишутку, которого сперва пришлось ловить, уговаривать и огреть ладонью по заднице. Потом тщательно умылась сама, с трудом расчесала волосы и небрежно скрутила на затылке, причесала Люсямну, проследила за умыванием Василька и Петруши. Освеженные, сияющие Милешкины отправились искать, где бы перекусить.

Видят они: сидит на камешке совсем молоденькая женщина, сидит сутуло и вытирает глаза носовым платочком. Возле нее ходит маленькая девочка, что-то лопочет и тормошит мать. Остановились Милешкины как вкопанные.

— Такое хорошее утро, а ты слезы разливаешь рекой, — с беспокойством сказала Людмила женщине.

— Вам-то что до меня! — сердито ответила незнакомка, дергая красным носиком и пряча в платке глаза.

Людмила опешила от грубого ответа.

— Раз ты плачешь, и мне плохо. — Людмила взяла на руки девочку. — Может, крошка-мошка скажет, отчего мама в слезах?

Мало-помалу уняв всхлипы, женщина рассказала о том, что ей надо лететь домой в Петропавловск-Камчатский, а сумочку с билетом украли…

— Мишутка-Прибаутка, — обратилась к сыну Людмила, — возьмем себе светленького птенчика? Научим его рыбку ловить, плавать в Улике и назовем Анютой. А то разве у нас семья: смуглые, каленые — ни одного беленького.

Женщину задело, что Людмила, узнав о ее несчастье, отвлекалась. Она хотела было отнять свою дочь и уйти — тут Людмила достала из кармашка юбки все деньги; зажав в горсти, отсчитала, по-деревенски громко пришептывая. Положила на колени женщины на билет, остальные небрежно сунула в кармашек юбки.

— Бери, душа моя, прилетишь домой — вышлешь: Хабаровский край, село Павловка, Милешкиной… Солнце-то выше ели, а мы еще не ёли! — вспомнила поговорку мужа Людмила.

Удальцы припустили в город.

— Мама Мила, у самих-то много ли денег осталось? — побеспокоилась Люсямна.

— Копейки считать, только душу терзать, доча. — Мать весело заглянула в серьезные глаза девочки. — Хватит нам в городе погулять и к отцу доехать. А не хватит, так мы же не в лесу — среди людей. Раз мы выручили человека, и нас в беде не оставят.

В парке Милешкины катались на карусели, вдоволь ели пирожки, мороженое, пили ситро. Людмила едва успевала нырять рукой в кармашек юбки за деньгами. Люсямна была недовольна щедростью матери.

Потом они устремились по главной улице — задевали прохожих, путались в их ногах. Одна Люсямна шла осмотрительно, успевая одному мальчугану рубаху в штаны заправить, другому нос вытереть, понужнуть зазевавшегося Мишутку. Она всегда была в заботе о своих братцах.

В универмаге Людмиле приглянулись сережки, будто бы позолоченные, с изумрудными камешками. Она спросила у продавщицы сережки, примерила на Люсямне. Подвела ее к зеркалу: сережки удивительно шли к смуглому, большеглазому лицу девочки, как тут и были на ее чуть оттопыренных ушках. Пылая лицом, блестя глазами, мать не могла налюбоваться на дочь.

— Люсинька-Малюсинька, как ты хороша! Вот увидит тебя Милешкин!

Она не обращала внимания на женщин, которые толпились рядом и не понимали, как это можно взрослому человеку восторгаться копеечными безделушками? Другие, наоборот, с завистью наблюдали за просто одетыми, но жизнерадостными Людмилой и Люсямной. Потом Людмила и сама примерила сережки, повертела у зеркала головой, как девочка. Не вынимая из ушей сережек, достала из кармана деньги. Не глядя в кулак, сколько там, вынула одну бумажку и подала продавщице.

Мишутка и Петруша захотели по ружью — и ружья купила им Людмила. Удальцы были предовольны. Есть на свете такой богатый город, как Хабаровск, и так хорошо в нем, даже к отцу на БАМ не хочется уезжать. Им казалось, сколько затеят они, столько и смогут жить в городе припеваючи. Только Люсямну занимал вопрос: много ли осталось денег в кармашке у матери? Против сережек она не возражала, но к чему Мишутке и Петруше ружья? Могли бы из простой доски выстругать. Этак можно никогда не доехать к отцу. Ее тревоги оказались не напрасными…

В самый зной облепили Милешкины ларек с лимонадом. Людмила — нырк в кармашек юбки, сгребла все, что попалось, и, как всегда, не глядя, вытянула из кулака одну бумажку — в кулаке больше ничего не осталось.

— А где же наши денежки? — Людмила не на шутку удивилась и опять рукой в карман, осмотрела, нет ли случайно на юбке другого кармашка.

— Вы думаете расплачиваться за лимонад? — холодно спросила из окошечка женщина.

Людмила отдала ей последнюю трешку. Люсямна взяла сдачу, три бутылки с водой и, утешая, сказала матери:

— Пойдем, мама Мила, под кустик, там и разберемся, куда девались наши денежки.

Людмила послушно следовала за дочерью, выражение лица у нее было растерянное, однако не виноватое и не подавленное.

— Будто бы ничего не покупали, а деньги утекли, как вода сквозь пальцы, — наивно говорила она, присев на траву. — Женщине с ребенком отдали семьдесят, остальные должны быть целыми, ведь ничего путного не брали. И куда они разлетелись, ума не приложу…

Люсямна смотрела на мать, как на несмышленого ребенка, которого наказывать за шалость уже поздно.

— Ну вот, денег нет — к папе не доедем, — тяжело вздохнула девочка.

Людмила не умела долго предаваться горестным раздумьям. Она решила: пообедать можно и на дорогу к аэродрому хватит копеек, там она попросится бесплатно в вертолет на БАМ. Какой же летчик не возьмет мать с четырьмя маленькими удальцами! Так что пообедают Милешкины в городе, а ужином накормит их отец. Люсямна облегченно улыбнулась. Находчивая у нее мать. Такая мать одна-единственная на свете!

Милешкины выпили лимонад, съели в столовой вкусный обед и помчались автобусом на аэродром.

На зеленом поле, разлинованном в клетку асфальтными дорожками, стояли маленькие самолеты местного значения. На краю поля дремало несколько зеленых и оранжевых вертолетов, до земли свесив с горбов крылья-пропеллеры.

Двое мужчин, молодой и пожилой, с лычками на рукавах, ходили вокруг пожарного вертолета и постукивали гаечными ключами.

— Бежим скорее, удальцы! — торопилась Людмила. — А то без нас снимутся. — Она, запыхавшись, первая подбежала к механикам и, уверенная, что ей не смогут отказать, обратилась к ним:

— Дяденьки, и нас возьмите… Куда садиться-то?..

Механики вытаращили глаза на боевую женщину и забавных ребятишек.

— Успели, значит! — радовалась Людмила. — Милешкин-то нас не ждет, а мы — тут и были… Вы, дяденьки, конечно, знаете нашего Милешкина… Тимофея…

— Ну-ка марш с поля! — первым нашелся пожилой. — Нельзя тут быть посторонним.

— Да какие же мы посторонние… Нам на БАМ надо…

— А в Америку не желаете? — подковыристо спросил молодой. — Можно и на луну. На луну тоже летаем.

— На луну — после, — ответила Людмила, — сейчас надо к Милешкину, к отцу вот этих удальцов.

— Идите отсюда… — теснил ребятишек от техники старый механик. Он посоветовал зайти в двухэтажный дом. Там расскажут, на чем и куда лететь.

Людмила помчалась в управление. Не спросясь, можно ли, как привыкла заходить в колхозе к председателю Пронькину, она распахнула дверь кабинета, завела удальцов с котомками и сумками.

— Здравствуйте, — спешно поздоровалась она с грузным мужчиной, сидящим за полированным столом, поздоровалась таким тоном, словно давно и хорошо знала начальника, всего в лычках. — Нам на БАМ надо. Как раз и вертолет туда собирается…

Начальник тоже не сразу нашелся, что ответить странным посетителям. Он снял очки в толстой оправе, поморгал глазами, глядя на удальцов.

— Вам на БАМ надо, но при чем здесь я? — неуверенно проговорил он.

— Милешкина небось знаете?.. Все на вертолете летает. — Людмила верила, что Милешкина непременно должен знать аэродромный начальник, как ее, например, председатель колхоза.

— Садитесь на поезд или на самолет, — отвечал мужчина.

— Милешкин только на вертолете летает, — настаивала Людмила. — Поездом можем не туда заехать.

— А куда, вам, собственно, надо?

— Говорю, на БАМ, к мужу! — с сердцем повторила Людмила. — Какие, право, непонятливые эти городские.

Начальник посмотрел на Василька с котомочкой, на серьезную Люсямну с новенькими серьгами, на Петрушу и Мишутку с ружьями и тепло спросил:

— Какой точный адрес вашего Милешкина?

Людмила — нырк рукой в кармашек юбки, достала немного мелочи — и больше ничего. И опять, как деньги, стала искать корешок с адресом. Удальцы тоже закопошились в своих карманах. Одна Люсямна сидела на стуле смирно, до боли стиснув зубами нижнюю губу. Она мысленно бранила себя за то, что ни разу не напомнила матери о корешке.