Марк Ефетов - Звери на улице Страница 23

Машина мчалась по аллее густых деревьев, и казалось, что она мчится широким зеленым коридором.

Навстречу бежали разноцветные маленькие автомобили, пролетали мимо мотоциклисты в красных металлических шлемах и велосипедисты в полосатых майках.

«Не ущипнуть ли себя за руку?» — подумал Слава и тут же спросил:

— Послушай, Карл, как это так: Мишка на крыше. Там же железо. И покато. Он не сможет удержаться, будет скользить. Он свалится, свалится.

— У него когти, — сказал Карл.

— Все равно будет скользить. Я знаю. Мишка был у меня.

— У тебя?

— У меня.

— Орел?

— Почему орел? Медведь.

— Какой медведь?

— Как — какой? Медвежонок Миша. Михель.

— Михель?! Михель — это орел. Я же сказал тебе, что он удрал из зверинца во время кормежки.

— Орел?

— Орел!

— И вы едете его ловить?

— Не мы, а эти пожарные. Они наши инструкторы в кружке юных пожарных. Их вызвали по телефону ловить орла. А мы с ними. Понял? Стоп! Ты не ушибся? Приехали.

Два беглеца

Да, в эти часы в Берлине искали двух беглецов: улетевшего из клетки зверинца орла по кличке Михель и убежавшего из автобуса туристов мальчика по имени Слава.

Но расскажем сначала об орле.

Вначале работники зверинца думали, что поймать птицу будет не так-то уж трудно: в неволе крылья ослабели, и летал орел кое-как — с дерева на крышу, и все. Так ходит годовалый ребенок, для которого пройти полкомнаты — целое путешествие.

Сначала работники зверинца ловили орла, как говорится, своими силами. Но птица, стуча цепкими когтями по крыше, бегала очень ловко, а потом — фьють — перелетела на соседнюю.

Измаялись работники зверинца. Кто-то даже предложил вызвать вертолет и сверху накинуть на орла сетку или осыпать его сонным порошком. Но в конце концов позвонили пожарным. К их помощи ведь прибегают всегда, когда надо залезть куда-то высоко: повесить, скажем, лозунг или флаг, снять мальчишку, который забрался на самое высоченное дерево, а слезть не может. Да, бывали и такие дела у пожарных. А тут совсем необычное задание: поймать орла-беглеца.

Вся эта операция прошла быстрее, чем Слава думал. Мальчишкам было приказано сидеть в грузовике. Они — и Слава с ними — ни в чем не участвовали, а только смотрели, как двое пожарных влезли на крышу. При этом один подобрался к орлу и спугнул его в сторону другого, который спрятался за трубой. Орел побежал к трубе и вмиг оказался накрытым сеткой.

Прошло, как показалось Славе, какое-то мгновение. Он только успел спросить Карла:

— Все?

И тот ответил:

— Да. Ты же видишь. Теперь они принесут его в сетке к нам в машину, и мы отвезем Михеля в зверинец.

— А там медведи есть? — спросил Слава.

— Нет, — сказал Карл. — Это совсем маленький зверинец при школе, которая готовит звероводов. Там в клетках нет никого больше орла.

К этому времени, пока пожарные взбирались на крышу, Слава уже успел рассказать Карлу о своем Мишке. Толстяк, обняв Славу за плечи, притянул к себе и сказал что-то вроде того, что, значит, не дрейфь — поможем.

Карл не обманул Славу. В то самое время, когда туристы уже были в гостинице, и туда же успел вернуться Федотов, и обнаружилось, что Слава пропал, он преспокойно ехал с Карлом в метро в сторону товарной станции.

Мало, но веско

Нет, недолго смог Славка побыть у звериного эшелона. С Карлом он проходил всюду быстро и легко. Если кто-нибудь спрашивал мальчиков, куда они и зачем, Карл произносил, как пароль:

— Провожаю товарища из Советского Союза.

Да это и действовало, как пароль: мальчиков пропускали без разговоров.

Довольно быстро они очутились на платформе, где с двух сторон стояли составы со зверями. На платформе слышался рык и рев, грозное мяуканье и скулеж. На тележках катили ведра, от которых шел аппетитный запах борща; тут же лежали огромные куски мяса, груды овощей, каких-то корней и буханки хлеба.

«Рычат звери, — сообразил Слава, — потому что пришло время обедать, а им не терпится».

Между тем Карл спрашивал всех встречных на перроне:

— Вы не знаете, в каком вагоне приехали медвежата?

И все показывали рукой в хвост состава.

Мальчики шли все дальше и дальше. И вдруг строгий оклик:

— Слава, ты что здесь делаешь?

Слава обернулся. Ну, так и есть — Егор Исаевич.

— А ну рассказывай: убежал?

— Убежал.

— Так там же волнуются, ищут!

Слава пожал плечами, что должно было означать: «Не знаю. Может быть».

— Безобразие! — возмущенно сказал Дидусенко. — А это кто?

— Мой товарищ, Карл.

— Значит, ты успел и переводчика себе найти или это твой гид? Ну хорошо: все ясно. Я пойду звонить в гостиницу, а тебе нужно посмотреть мишку. Вот этот вагон рядом. Иди смотри. Убедишься, что это не тот, которого ищешь. Там возле вагона и стой. Вернусь и отправлю тебя в гостиницу. А суд и наказание — это ты получишь там, в гостинице. Я тебе не судья.

Слава молчал. Он думал о том, что если сейчас найдет своего Мишку, все будет так чудесно, что Федотов простит его бегство. А если Мишка не тот, тогда… Что будет тогда, об этом не очень хотелось думать…

Карл между тем тянул Славу за руку:

— Идем, ну идем же — вот он, твой мишка.

Карл слышал весь разговор с Егором Исаевичем, должно быть, все понял и тоже хотел, чтобы нашелся тот мишка и чтобы под это списали все Славины грехи.

Но ведь не всегда бывает, как хочется. Мишка оказался не тем, совсем не тем. Он был и цвета другого, и белых погончиков не имел, и вообще, как показалось Славе, никакой в нем не было симпатичности — того, что в его Мишеньке было хоть отбавляй…

В гостиницу Славу отвез Егор Исаевич. Дорогой молчали. Карлу Слава написал свой московский адрес, а толстячок дал ему свой берлинский. Бумажку эту Слава не спрятал, держал перед собой в руке, будто была она, бумажка эта, оправдательным документом…

Нет, Федотов долго Славу не ругал и, конечно же, не пилил. К счастью, только-только успели обнаружить, что Слава исчез, как позвонил со станции Дидусенко. Но то, что сказал Славе Яков Павлович, пересказывать не стоит. Слова эти были очень горькие, и Слава понял, что быть самостоятельным — это значит быть дисциплинированным. А не наоборот. И еще он понял, что Федотов говорит мало, но веско: выкинь Слава еще раз такую штуку, придется ему возвращаться домой. И — немедля.

— Ну, а теперь, — сказал Федотов в заключение короткого, но крепкого внушения, — ты пойдешь после обеда с переводчицей в зоопарк. Может быть, там найдется твой мишка.

У входа в зоопарк

Весна чувствовалась в зоопарке больше, чем в городе. Здесь деревья были уже не в серо-зеленой дымке, а шелестели молодой листвой, и вокруг на полянах ярким ковром расстилалась светло-зеленая трава и птицы пели, присвистывали и щелкали на все голоса.

Слава пришел сюда во второй половине дня, когда вся группа закончила осмотр города и музеев.

Назавтра рано утром туристы выезжали дальше по городам ГДР. А сейчас, пока путешественники готовились в путь, складывали чемоданы и всякое такое, Слава с переводчицей Маргит отправился в зоопарк.

Эта Маргит говорила по-русски с чуть только заметным акцентом. Она учится в институте иностранных языков по русскому отделению. И вообще, когда она говорила по-русски (а с туристами она все время так разговаривала), не отличить ее было от русской девушки: круглолицая и светловолосая. У нас в Москве ее никто за немку и не принял бы.

Маргит эта была очень добрая, заботливая, все старалась объяснить, растолковать. Она все время что-то делала — совсем без отдыха: рассказывала туристам, что вокруг, для кого-то бегала в аптеку, кому-то доставала словарь, с кем-то писала письмо по-немецки…

— Эта Маргит никогда не устает? — спросил Слава как-то Якова Павловича.

А он сказал:

— Она всегда такая. Мне ее рекомендовали в нашу группу экскурсоводом-переводчиком. Это она подрабатывает в каникулы. А зимой учится в институте и там также все время в работе. Она у них отличница и комсомольский секретарь, и стенгазету рисует. На все руки мастер.

— Да, — сказал Слава, а потом у него вырвалось: — Немка.

— Что ты хочешь этим сказать? А? — Слава почувствовал, что Федотов был зол. — Немка? Ну и что?

А Слава все-все понял, и ему, по правде говоря, стало так стыдно, что он только прошептал:

— Ничего.

Бывает же такое, что люди недоговорят что-то, но поймут, все поймут, что хотели сказать. И Слава тогда понял, что Яков Павлович хотел сказать: «Да, немцы стреляли в меня, и я в них стрелял. То были наши враги, а это наши друзья».

Да, Федотов именно это хотел сказать Славе и Слава его понял без слов.

Вот так они тогда молча поговорили.