Друг капитана Гастелло - Юрий Яковлевич Яковлев Страница 23

– И винтовка была, – произнес мальчик.

Отец удивленно посмотрел на сына и спросил:

– Кто это тебе сказал… про винтовку?

– Знаю. А патроны он тебе дарил?

– У него не было патронов, когда он уходил на войну.

– Были. Надо было попросить. Ты не попросил?

Отец ответил не сразу. То ли подыскивал слова, то ли подумал, почему и в самом деле не просил патронов. Он сказал:

– Я плохо помню. Когда дедушка уходил, я был таким, как ты.

Мальчик пропустил его объяснения мимо ушей. И снова спросил:

– А где дедушка?

– Он не вернулся с войны.

– Почему не вернулся?… Ты напиши ему, пусть возвращается.

– Туда не ходит почта.

– А почтальоны… с толстой сумкой на ремне?

– Не ходят.

– Может быть, съездим за ним? В воскресенье.

– Туда не ходят поезда.

– Поедем на автобусе, а там пешком. Войну посмотрим.

– Войны давно нет.

– Когда дедушка вернется?

– Никогда.

– Никогда – это долго?

– Долго.

– Подождем. Правда?

– Понимаешь, какое дело. Дедушка погиб.

– Как – погиб?

– Фашист выстрелил в него, и он упал. Пуля попала в сердце. Вот сюда.

Отец показал, куда попала пуля, и мальчик долго рассматривал верхний карман пиджака, где отец держал палец. Потом он спросил:

– Давно?

– Ну да. Очень давно.

– Может быть, уже зажило. Раз давно.

– Он же умер.

Отец долго не решался произнести это слово, но оно не произвело на мальчика никакого впечатления. И отец удивленно смотрел на сына, словно дожидался, когда наконец слово «умер» дойдет до его сознания. Но мальчик как ни в чем не бывало барабанил пальцами по стеклу.

Потом мальчик сказал:

– Все вернулись, и дедушка вернется… попозже. Правда?

– Ничего ты не понимаешь.

– Понимаю, понимаю… Он без бороды, но патроны у него были.

– Сейчас салют начнется. Смотри.

Вдалеке громыхали орудия, и тяжелый раскат донесся не до слуха, а ударил прямо в грудь. И сразу по темному небу с треском покатились разноцветные шаровые молнии. И в их коротком сиянии стремительно пронеслись призрачные стаи вспугнутых голубей.

– Кто это стреляет? – спросил мальчик.

– Солдаты.

– Которые вернулись?

– Разные.

– А почему звенят стекла?

– Это бьют пушки.

– С войны?

– Из пригорода.

– Нет, они бьют с войны, – стоял на своем мальчик. – Я точно знаю. И та белая ракета тоже с войны. Ты был на войне?

– Нет, – ответил отец, – я же был маленьким, как ты.

– Вот ты и не знаешь, что пушки бьют с войны. Закрой глаза – лучше будет слышно. Бум. Бум. Это дедушка бьет с войны.

– Пусть будет по-твоему, – тихо сказал отец.

Но мальчик не слышал его слов.

– Дедушка потому и не вернулся, чтобы бить из пушек, когда салют. Правда?

– Правда.

В комнате было темно. И только огни ракет на несколько мгновений освещали отца и сына то зеленым, то красным, то желтым светом. Над городом гремел салют. Но отец не следил за восходом ракет. Он смотрел на маленькую фигурку, прижавшуюся к стеклу, на сплющенный нос и на широко раскрытые глаза. И отцу казалось, что глаза сына видят то, что он, взрослый человек, никогда не сможет увидеть: они видят войну, видят распаленные лица солдат и дедушку, который не вернулся с войны, чтобы бить из пушек, когда салют.