Фрэнсис Бёрнетт - Маленький лорд Фаунтлерой Страница 25

— Ну что, Молинё, — сказала она, — это и есть твой внук?

— Да, Констанция, — отвечал граф. — Фаунтлерой, это твоя тетка, леди Констанция Лорридэль!

— Как поживаете, тетя? — осведомился Фаунтлерой.

Леди Лорридэль положила ему руку на плечо и, посмотрев на обращенное к ней лицо, горячо поцеловала ребенка.

— Да, я твоя тетя Констанция, — сказала она, — я очень любила твоего бедного папу, а ты очень похож на него.

— Я рад, когда мне говорят, что я похож на папу, — отвечал Фаунтлерой, — потому что, кажется, его все любили — совсем как Милочку, тетя Констанция. — Последние два слова он прибавил после непродолжительной паузы.

Леди Лорридэль была в восхищении. Она нагнулась и снова поцеловала его, и с этой минуты они сделались большими друзьями.

— Что ж, Молинё, — сказала она, — лучшего нельзя было бы и желать.

— Да, я тоже так думаю, — сухо ответил лорд. — Он — славный мальчуган. Мы большие друзья, и, представь себе, он считает меня добрейшим филантропом. Признаюсь тебе, Констанция, — впрочем, ты и сама увидела бы это, — что на старости лет я рискую потерять голову от любви к нему…

— А что его мать думает о тебе? — спросила леди Лорридэль с обычной прямотой.

— Я ее не спрашивал, — ответил граф, слегка хмурясь.

— Ну, знаешь, — сказала леди Лорридэль, — я буду с тобой откровенна с самого начала и скажу тебе, что не одобряю твоего образа действий относительно невестки. Я намерена посетить миссис Эрроль, как только будет возможно. И если ты хочешь со мной поссориться из-за этого, то лучше скажи сразу. То, что я слышу об этой молодой женщине, убеждает меня, что ребенок ей всем обязан. Даже в Лорридэль-Парке до нас дошли слухи, что все бедняки ее положительно обожают…

— Они боготворят его, — сказал граф, кивая на Фаунтлероя. — Что касается миссис Эрроль, то надо сознаться, что она очень миловидная женщина. Я очень обязан ей за то, что она передала часть своей красоты мальчику, и ты можешь поехать к ней, если хочешь. Я требую только одного, чтобы она оставалась в Корт-Лодже и чтобы ты не требовала от меня свидания с нею. — И он опять нахмурился.

— Однако он уже не так ненавидит ее, как прежде, это ясно, — говорила потом леди Лорридэль своему мужу. — Он заметно изменился. Как это ни странно, Гарри, но я убеждена в том, что именно привязанность к этому милому малютке заставит его превратиться в настоящего человека. Ведь ребенок положительно любит его — это видно по его обращению с ним. Его сыновья предпочли бы скорее приласкаться к тигру, чем подойти к отцу.

На другой день она поехала к миссис Эрроль и, возвратившись оттуда, сказала брату:

— Молинё, она самая очаровательная женщина, какую я когда-либо встречала! Что у нее за милый голос — точно серебряный колокольчик. Ты должен благодарить ее за то, что она дала твоему внуку. Она передала ему не только свою красоту, но и ум, и доброе сердце, и ты делаешь большую ошибку, не приглашая ее переехать в замок. Я непременно попрошу ее к себе…

— Она никуда не поедет без сына, — проворчал граф.

— Я заберу и мальчугана, — возразила, смеясь, леди Констанция.

Но она знала, что граф ни за что не уступит ей Фаунтлероя. Она видела, как привязанность их друг к другу росла с каждым днем и как все честолюбивые замыслы старого графа окончательно сосредоточились на этом очаровательном ребенке.

Леди Лорридэль хорошо понимала, что главным поводом к большому званому обеду явилось тайное желание графа показать обществу своего внука и наследника и убедить всех, что мальчик, о котором так много говорили, в действительности гораздо выше расточаемых ему похвал.

— Ведь всем известно, что он терпеть не мог своих старших сыновей, которые отравляли ему жизнь, — говорила леди Лорридэль. — В данном случае его гордость вполне удовлетворена.

Между тем все, получившие приглашение графа, сгорали от нетерпения поскорее увидеть маленького лорда Фаунтлероя.

И вот наконец он вышел в гостиную.

— У мальчика хорошие манеры, — предупредил заранее граф. — Он никому не помешает. Дети обыкновенно или глупы, или несносны — таковы были и мои дети, но мой внук умеет отвечать, когда его спрашивают, и молчит, когда с ним не говорят. Он никогда не бывает назойлив.

Однако мальчику недолго пришлось молчать. Всем хотелось поговорить с ним. Дамы ласкали и расспрашивали его, мужчины также обращались к нему с вопросами и шутили с ним, как пассажиры на пароходе при переезде через Атлантический океан. Фаунтлерой не совсем понимал, отчего они смеются над тем, что он говорит; впрочем, он привык к тому, чтобы смеялись, когда он говорит совершенно серьезно, и не обращал на это внимания. Вечер показался ему восхитительным. Роскошные комнаты были ярко освещены и красиво убраны цветами, мужчины весело разговаривали, дамы поражали своими великолепными туалетами и драгоценными украшениями. Среди гостей находилась одна молодая леди, только что приехавшая из Лондона, где провела «сезон». Она была так очаровательна, что Цедрик все время не сводил с нее глаз. Это была высокая красивая девушка с гордой головкой, мягкими темными волосами, большими синими, как васильки, глазами и великолепным цветом лица. На ней было чу́дное белое платье и жемчужное ожерелье. Около нее все время толпились мужчины, наперерыв ухаживая за нею, и Цедрик поэтому решил, что она, должно быть, какая-нибудь принцесса. Он так ею заинтересовался, что незаметно для себя подвигался все ближе и ближе к ней, пока она наконец не обернулась и не заговорила с ним.

— Идите сюда, лорд Фаунтлерой, — сказала она, улыбаясь, — и скажите мне, отчего вы так на меня смотрите?

— Я все думал, как вы красивы, — отвечал юный лорд.

Кругом раздался хохот; молодая девушка также засмеялась и слегка покраснела.

— Ах, Фаунтлерой, — сказал один из мужчин, смеявшийся больше других, — пользуйтесь временем! Когда вы будете постарше, то не решитесь этого сказать.

— Но ведь так трудно не сказать этого, — сказал Фаунтлерой. — Разве вы этого ей не говорите? И не находите ее такой красивой?

— Нам запрещается говорить, что мы думаем, — ответил тот же господин, вызвав этими словами еще больший взрыв смеха.

Но прелестная девушка — звали ее мисс Вивиан Герберт — привлекла к себе Цедрика и сказала:

— Лорд Фаунтлерой может говорить все, что думает, я ему очень благодарна и уверена, он думает то, что говорит. — И она поцеловала его в щеку.

— Я думаю, что вы красивее всех, кого я когда-либо видел, — сказал Фаунтлерой, глядя на нее с невинным восхищением, — кроме Милочки. Конечно, я не могу думать, что кто-нибудь так же красив, как Милочка. Мне кажется, она лучше всех на свете.

— Я уверена в этом, — сказала мисс Вивиан Герберт.

И, засмеявшись, она снова поцеловала его.

Бо́льшую часть вечера она не отпускала его от себя; они были центром самой веселой группы. Он не знал, как это случилось, но вскоре уже рассказывал окружающим об Америке, о Республиканском союзе, о мистере Гоббсе и Дике; под конец он с гордостью вытащил из кармана прощальный подарок Дика — красный шелковый платок.

— Я положил его сегодня в карман, потому что у нас вечер, — сказал он. — Думаю, Дик был бы доволен, что я ношу его платок при таком торжественном случае.

И как ни смешон казался этот огромный яркий платок, но глаза мальчика были так серьезны и притом выражали столько нежности, что не возбудили ни в ком ни малейшей насмешки.

— Мне нравится этот платок, — сказал он, — потому что Дик мой друг.

Но, хотя с ним много разговаривали, он никому не мешал, как это и предсказывал граф. Он сидел смирно и слушал, когда говорили другие, так что никто не мог назвать его назойливым. По многим лицам скользила легкая усмешка, когда он подходил к креслу своего деда или садился на скамеечке возле него, прислушиваясь к каждому его слову, и даже один раз положил голову на его плечо. Заметив улыбки на лицах окружающих, граф тоже усмехнулся. Зная мнение о себе присутствующих, он втайне смеялся над ними, подчеркивая свою дружбу с мальчиком, который, очевидно, не разделял всеобщего мнения о нем.

К обеду ожидали мистера Хевишэма, но, к общему удивлению, он опоздал. Никогда этого прежде с ним не случалось. Когда он, наконец, появился, гости уже собирались идти к столу. Граф с удивлением посмотрел на Хевишэма, заметив его скрытое волнение. Его старое сухое и резкое лицо было очень бледно.

— Меня задержало одно неожиданное обстоятельство, — сказал он тихо графу.

Обыкновенно никакое волнение не отражалось на холодном лице старого адвоката. Но на этот раз он был положительно неузнаваем. За обедом он почти ничего не ел, а когда к нему обращались с вопросом, вздрагивал и, видимо, не понимал даже, о чем его спрашивают. Во время десерта, когда Цедрик вошел в столовую, Хевишэм стал поглядывать на него с беспокойством и даже не улыбнулся ему, как это бывало обыкновенно. Это очень удивило мальчика. Мистер Хевишэм вообще не улыбался в этот вечер.