Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю Страница 26

К счастью, в отцовской библиотеке оказалась старая-престарая книжка об алхимиках. Прочел я ее и понял, что все они обманщики. Кроме одного. Корнелиуса Дейса. В книжке написано, что он получил золото из ртути. Я б не поверил, если бы после этого Корнелиуса, к примеру, повесили. Так нет, его увезли в неприступный замок, окружили чуть ли не полком солдат, а у князя, которому служил Дейс, появилось вдруг много денег.

Начал и я колдовать над ртутью. Кипятил ее, замораживал (холодильник у нас дома три раза ремонтировали), со всякими кислотами соединял. Ничего. Поделился своими неудачами с ребятами. Идею мою они одобрили безоговорочно. А вот над опытами долго смеялись. Действительно, разве можно получить золото из ртути на самой обыкновенной кухне? Конечно, нет.

Опыты решили продолжать в химическом кабинете. Тем более что там можно было раздобыть ртути, а то я переломал уже все градусники у родных и соседей. И вот однажды вечером мы отправились в кабинет. Человек тридцать. Почти весь класс. В последний момент, разобравшись хорошенько, в чем дело, ушла Валя Макарова. На прощание сказала: «Без разрешения — нехорошо». Мы и сами понимали это. Но не раскрывать же все преждевременно.

Банка с ртутью оказалась на своем обычном месте. Удивительное это вещество. Кажется, его совсем немного, а попробуй подними. Тяжесть солидная. Еще интересно натирать ртутью монеты. А некоторые любят разбить крупную каплю ртути на мелкие, а потом соединять их вместе. Как живые бегают.

Я думал, что ребята сопровождают меня в качестве наблюдателей. Иначе ни за что не пошел бы в химический кабинет. Но оказалось, все горят желанием получить золото из ртути. Только по своему методу и только своими руками. Каждый тянулся за колбами и ретортами, каждый торопился захватить получше. Полка с посудой не выдержала нашего натиска и… рухнула. Я едва увернулся, но банка с ртутью выскользнула из рук…

Следующий день начался в школе с розысков виновных. Нина Алексеевна, словно мы ничего не знали, рассказала о случившемся. В классе повисла тяжелая-претяжелая тишина. Ну, прямо чувствуешь, как на плечи давит. Сидим. Молчим. Нина Алексеевна говорит, что она не сомневается в нашем классе, но, может, кто-нибудь из нас знает виновных. Сидим. Молчим.

Честно говоря, я за то, чтобы признаваться. Но нельзя подводить товарищей. Придумали такое еще при царе Горохе и до сих пор не отступают. А то мне, чем так сидеть, лучше встать и прямо сказать. Сразу легче становится. Но нельзя — закон! Сидим. Молчим.

И вдруг Петькин голос:

— Были мы химиками, стали алхимиками.

Потом он клялся, что слова у него сами изо рта вырвались. Потому что складные.

Нина Алексеевна сразу к Петьке. Взяла его в оборот. Он сперва отнекивался, что знать не знает и ведать не ведает. Но Валя Макарова строго сказала:

— Обманывать нельзя!

Тут Петька и скис. Он такой: или молчит камнем, или говорит — не остановишь, пока не выложит всего. Нина Алексеевна слушала спокойно. Но уши у нее так побагровели, что мне стало как-то не по себе.

Попробуй обрадуйся после такого, что отец идет на собрание. Не только под ложечкой, а во всех местах сразу засосет. Тогда я придумал хитрый ход. Рассказал папе, как найти наш класс, а потом вскользь заметил:

— Будешь сидеть там один среди женщин…

— Гм… — отец в нерешительности остановился посреди комнаты.

Я торжествовал. Но рано. Все испортила мама. Она страшно забеспокоилась, что папа передумает, и бросилась в атаку.

— Ничего подобного, Сашечка. На собрания очень многие отцы ходят. И тебе надо. А то Нина Алексеевна мне уже выговаривала, что ты совсем не занимаешься воспитанием сына…

Папа ушел. А я стал слоняться по квартире. Бабушка, она меня всегда понимает, спросила шепотом, что случилось в школе. Рассказал ей тихонечко. Скрывать нечего. Не виноват же я, что всех ребят к алхимии потянуло. Дернула меня бабуля за ухо и усадила рядышком смотреть телевизор. Лег я в тот вечер рано.

Разговор с родителями состоялся утром. Перед школой. Обычно папа поднимается позже нас с мамой, а тут он ждал меня одетым. Мама была уже в курсе моих дел. И началось! Сперва я пытался объяснить им, как все произошло. Но они не слушали. Отец без конца повторял, что никогда в жизни не испытывал такого позора и что теперь он возьмется за меня всерьез. Мама требовала принятия самых строгих мер, «иначе психика ребенка будет искалечена навсегда».

А надо сказать, что у родителей нет согласия по поводу моего воспитания. Конечно, оба они мечтают, чтобы их сын, то есть я, был пай-мальчиком. Но меры принимают разные. Если папа, к примеру, не разрешает мне гулять, то мама, как она говорит, «с медицинской точки зрения», немедленно отменяет запрещение. И наоборот. Когда мама в наказание не дает мне денег на кино, отец настаивает, «что ребенок должен иметь нормальное культурное развитие».

Если вспомнить хорошенько, так они меня еще ни разу по-настоящему не наказывали. Но тут пошел такой разговор, что я стал с опаской поглядывать на отцовский ремень. На ремень и на часы, которые тикали в это утро так лениво, что казалось, никогда не наступит время идти в школу.

Надо сказать еще о моих отметках. Табель выглядел так, что самому смотреть было противно. Одни тройки. Даже по пению. Почему-то это особенно раздражало маму. Она все повторяла: «Даже по пению тройка! Даже по пению! Стыдно!»

Не подумайте только, что я какой-нибудь бесчувственный чурбан. Мне было очень стыдно. Очень. Даже плакать хотелось. Но что я могу поделать, если на свете так много интересного?! И всем хочется заняться, все узнать!

Сколько раз давал себе честное-пречестное слово стать «четверочником-пятерочником»! Не получается. Мозги у меня с дефектом. Это я серьезно говорю.

Беру, к примеру, учебник истории. Читаю. Запоминаю я быстро. Десять минут — и готово. Человек с нормальными мозгами учил бы после этого другой предмет. А я не могу. Мало мне учебника. Лезу в энциклопедию, потом еще в какую-нибудь книгу. Увлекусь! На следующий день — полная катастрофа. По истории не вызывают, зато по другим предметам — как сговорились, а у меня на их подготовку не оставалось времени.

Так что мозги у меня точно с дефектом. То им волейбол подавай, то марки, то алхимию, то футбол, то кибернетику, то приключения всякие. А сколько книг они требуют! Ужас! Хотите верьте, хотите нет, а я без интересной книжки прямо-таки больным становлюсь. Библиотека у нас дома огромная. Так я в ней все книжки перечитал. Не меньше Женьки Новиковой. Только «Война и мир» и «Анна Каренина» мне нисколечки не понравились.

Ну, разве можно при таких мозгах хорошо учиться?

Жаль, родители не понимают этого. Им непременно пятерки подавай. А то, что я всего Шекспира прочел, не считается…

Разговор с родителями закончился так неожиданно, что я, если б не было стыдно, подпрыгнул бы до потолка. В самый напряженный момент папа вдруг сказал:

— Вот мое последнее слово. Если закончишь шестой класс без единой тройки, возьму тебя с собой в туристскую поездку по Дунаю. Все!

Видимо, он не посоветовался заранее с мамой. А то бы она вела себя иначе.

— Нет! — сразу повысила голос мама.

— Да! — сказал отец.

— Это непедагогично!

— Зато действует сильно!

— Ни за что! Лентяев и хулиганов нужно наказывать, а не манить подачками. Не пущу!

Я увидел, что папа готов уже сдаться. Он у нас хоть и глава семьи, но во всем слушается маму. К счастью, в спор вмешалась бабуля.

— Все правильно, — сказала она. — Исправит тройки — пусть едет…

По дороге в школу я четыре раза делал стойку.

Папа не архитектор, а «великий педагог». Мною интересуются министерства иностранных дел. Ужасное известие

Каникулы провел очень здорово. И все потому, что в голову мне пришла гениальная идея. Знаете, как они приходят? Главное — выбрать момент, чтобы в голове не было ни одной мысли, пусто-препусто. В этот момент оглянитесь вокруг и враз почувствуете — есть! — пришла. Верный способ.

Так оно случилось и в этот раз. Шел я по улице, не зная куда и зачем. В башке — торричеллиева пустота. До того скучно, что пулял снежками во всех встречных собак и кошек. И тут оглянулся вокруг. И увидел…

В общем пришла ко мне гениальная идея. Помчался к Петьке. Тот сразу оценил. Даже не острил. Вот как! Только заметил, что все гениальное просто. И мы стали действовать. Прежде всего заручились согласием Ивана Гавриловича. Потом собрали ребят «по цепочке». А еще через день Иван Гаврилович повел нас в лыжный поход по местам партизанских боев.

Почти неделю не были дома. Ночевали в партизанских землянках, сидели в засадах, уничтожали предателей, ходили в разведку, с боем отрывались от карателей. Иван Гаврилович — не буду называть его фамилии, она вам наверняка знакома — знаменитый партизанский командир. Сейчас он на пенсии. Часто наведывается в нашу школу. «Батей» мы его называем. Он под нашим городом каждую тропку в лесах знает. Сам исходил.